Интересная аптека на Малой Бронной. Она существует не так давно, с 1914 года. Зато не простая, а с вывеской! Несколько лет назад, при очередном ремонте, кусок штукатурки отвалился, а под ним появилась старинная надпись. У аптеки не было планов и денег на реставрацию, так что собрали, опять же, народные средства, и вот перед нами шикарная надпись 1920-х годов. По краям номер – 53, и слоем сверху него – «Централ. бюро студенТческих кооперативов», надпись с ошибкой!

Студенческие кооперативы создавались ещё до революции. Кроме обществ взаимопомощи, потребительских обществ (вспоминаем МСПО), касс, бирж труда, возникающих в том числе по инициативе студентов, в начале 20 века стали появляться торговые точки – магазины, лавки и аптеки. Деятельность этих студенческих кооперативов процветала в годы НЭПа, пример аптеки на Малой Бронной – подтверждение этому.

По сравнению с этими, ведущими историю из тьмы веков аптеками, наша героиня имеет весьма скромное имя: «Аптека № 36». Зато построена она с соблюдением современных санитарных норм и работают в ней отнюдь не царевы слуги, а достойные выпускницы… комсомолки и ответственные фармацевты… Руководит ими коммунист…».

День был в разгаре, я присел на скамью недалеко от Пушкина и набросал в блокнот рыбу про аптеки. Осталось сочинить про саму площадь. А что? Что бы я не разузнал про историю, материалы об этом наверняка проскакивали. Нужно было углубиться в тему.

Углубиться… Почему бы и нет. И я пошел в водоканал.

Год основания – 1779.

Основатели – Екатерина II.

Расположение – Москва, Плетешковский переулок, 2.

Отрасль – Водоснабжение, водоотведение.

Продукция – Питьевая вода, очистка сточных вод.

Мы под землей, под площадью имени Пушкина. Я поспешно купил «смену» и чувствительную пленку в 250 единиц. Без фото «Подземная зарисовка» не получится яркой. Хотя, яркости мало, дурак не купивший лампу-вспышку. Правда, она стоит дороже аппарата, но у меня, вроде, проблем с деньгами нет.

– Эй, что случилось? – окликает меня провожатый.

А я стою столбом уже, вроде, давно. И пялюсь на стенку подземного хода, затянутую склизким металлическим листом.

– Это дыры в бетонной трубе водостоков раньше так заделывали, – поясняет сопровождающий, – после наводнений. Пока Яузу в бетон не упрятали, тут часто бывали разливы.

Но меня не металлический пластырь ввел в столбняк, просто окликнули меня оттуда, из-за стены. Чей-то неупокоенный дух воззвал прийти одному, лучше ночью.

Ну, притопать не долго, откинуть люк и прямо, тут без поворотов дорога. Это дальше, под площадью водостоки разветвляются.

Приду, что ж.

Переступая болотными сапогами, которые мы надели в дежурной машине-аварийке Кировского водоканала, я шел за подземным гидом, а парень, подсвечивая мощным аккумуляторным фонарем, просвещал:

«Не каждый знает, что под ногами москвичей находится море. Нет, не подземные реки, а именно море. Настоящее, соленое.

Что же представляет собой это море? Попробуем вместе с бурильщиками проникнуть в его глубины. Уже в 70–270 метрах от поверхности земли мы встретим питьевую воду, вкусную и доброкачественную. Но это еще не море.

На глубине от 335 до 520 метров пласты богаты целебной «Московской минеральной». По своему составу она близка к «Боржоми» и «Ессентукам». Одну из скважин пробурили в Останкине, на территории завода фруктовых вод. Там добывают минеральную воду и наполняют ею бутылки со знакомой многим этикеткой. Но и это еще не море. С его поверхностью бурильщики встречаются на глубине 815 метров.

Солей еще больше на глубине 1070–1340 метров. Оттуда поднимают крутой рассол с 262 граммами солей в литре. Скважины для добычи древней морской воды пробурены рабочими треста Промбурвод Министерства монтажных и специальных строительных работ СССР. Одна из скважин – на Московском мясокомбинате, что на улице Талалихина. Раньше всю соль, необходимую для этого предприятия (на соли работают и холодильные установки), привозили из Соликамска. Теперь в этом нет нужды»[3].

Я представил себе, себе, что дом, в котором живут люди, от подземной морской бездны отделяет слой земли толщиной всего лишь в 500–700 метров! И ужас в том (об этом писать нельзя, пометил в уме автоматом) в том, что при интенсивной застройке Москвы более 5000 речек и ручьев были пущены в подземные коллекторы. Подземные коллекторы давно обветшали, и эти тысячи подземных речек размыли огромные и многочисленные пустоты в глубинных слоях грунта под Москвой.

А мой подземный Сусанин добавил:

– Подземные реки, при всей своей кажущейся безобидности является одной из опаснейших категорий спелеостологических объектов и решительно не рекомендуются для посещения. Посещение подземных рек связано с опасностями, которые вам сложно будет проконтролировать, например – скопления газов под землёй или коллекторная волна. Для вас, как журналиста «Известий» сделали исключение, но сами никогда не лазайте в водостоки.

Не хотел бы и сам, но придется… – подумал я, выбираясь после экскурсии. Что ж, погоды стоят сухие, шибко не испачкались и не промокли. Благо, в машине оказалась кабинка с бачком воды, труженики водоканала всегда обмываются после посещения подземелий, санитарные нормы на производстве строгие. Что ж, поблагодарил, записал фамилии и должности, свалил в коммуналку – писать третий материал. «Море под площадью», такой заголовок кинем в черновом варианте.

Как тать в ночи пробираюсь к люку. Днем был в магазине: «Охота и рыболовство», покупал болотные сапоги. С ностальгией рассматривал составные спиннинги из нескольких бамбуковых (!) палок. Нескоро появятся тут углеродные телескопические, которыми хоть акулу тягай, хоть стокилограммового тунца. Ружья тоже привлекли внимание, их продавали просто по охотничьему билету – никакой волокиты. Хорошее время, однако. А в Москве и не бедное, все необходимое лично мне есть в открытой продаже. Из еды – Елисеевский, из промтоваров – ГУМ. А в ГУМЕ есть потайная дверца для избранных. Еще не ходил, но уверен – члена союза журналистов из Сибири пустят.

Люк сдвинул Спускаюсь по лестнице. Как же неудобно в этих болотниках лазить по лестницам. Фонарик китайский с двумя круглыми батарейками, купил у барыги – не все в ГУМе есть. Вот и железная заплата.

– Что тебе надо, старче?

– Забери это, жжется, мочи нет терпеть!

– Что «это»?

– Ты уже забирал. Там, у моря.

– Шарик чужой. Ну уж нет, я тогда из-за него месяц в психушке провалялся!

– Забери и выбрось. Успеешь, если быстро. Измучил он меня.

= Не, не хочу рисковать.

– Забери, золото хочешь?

– Нет, есть у меня золото.

– Силу хочешь?

– Сила – понятие абстрактное. Я после слияния сознаний и так стал вдвое сильней физически, да и здоровье улучшилось. Что ты имеешь ввиду?

– Я не знаю, что есть абстракое, я тебе дам дух силы.

– Что это, что за Сила?

– Когда вздохнешь, то вспомнишь все, что забыл. И всегда помнить будешь. Такая вот Сила.

– Память абсолютная, что ли?

– Я не знаю, что это асолютая. Берешь?

– Ну ладно, давай…

Склизкое железо изогнулось от чудовищной энергии, в руку мне упал знакомый теплый, покалывающий кожу шарик. А в голове будто пузырики от шампанского забурлили, вымывая со дна памяти отрывки и обрывки мимоходных знаний, инфы, накопленной за восемьдесят лет в прошлой жизни и за почти двадцать пять – в нынешней.

– Барзо дзякую, путник, – донесся до меня слабеющий голос мертвого духа. А я уже бежал по тоннелю, хлюпая болотниками, лез по железной лестнице, наскоро присобачивал тяжеленный люк. И бежал дальше, ощущая обволакивающую прелесть шарика иной цивилизации, его гипнотическую желанность.