Но вот мы и подъехали. Рассчитываюсь, выхожу, иду к дому, подсознательно ощущая себя на прицеле. Действительно, прохожий в костюме останавливает, засветив книжицу:

– ?

– По приглашению Галины Брежневой.

– ?

– На двенадцать назначила визит.

Переговоры в рацию, путь свободен. Трогаю в нагрудном кармане куртки коробочку с подарком. Вчера купил в комиссионке, две тысячи отдал – офигеть! Антикварная вещица – кулон в виде бабочки Екатерины Второй, якобы. Но вещь красивая с изумрудом и меленькими брильянтами. Сразу видно – штучная работа. И, судя по огранке камней, не новодел. Есть все же польза от моей прошлой жизни, информации в голове – море.

В подъезде уже ждут, необходимы осмотр и обыск, проводили до квартирной двери. Странно – глава государства, а дверь обычная, даже не кожаная. И звонок справа. Нажимаю кнопку. И звонок обычный, тррр…

Где-то в подсознании я все же напрягся – не каждый день к главе гигантского государства захаживаю. Но все прошло обыденно и, даже, тепло. Брежнев ничем не подчеркнул своего величия, просто отец интересуется вниманием к дочке. И подарок дорогой, он, наверное, понимает, что не сторублевую вещицу я принес.

– И чем же вызвано такое пристальное внимание сибиряков именно к моей дочери?

– Ну не всех сибиряков, а именно журналистской братии. Мы, когда собирали деньги, подумали, что вам что-то дарить как-то неловко, на подхалимаж смахивает, на попытку прогнуться перед государственным человеком. А дочька ваша никаких государственных постов не занимет, а просто красивая женщина. И ей будет приятно, и вам как отцу. Так сказать, подарок без намеков.

– А почему именно тебя командировали. – Ну я и так в Москву ехал, по своим делам, вот заодно и поручили. Москва не каждому по деньгам, одна гостиница на неделю считай месячная зарплата. Москва бьет с носка.

– Никогда не рассматривал Москву с такой точки зрения. Надо будет проверить, что тут у нас в гостиницах за цены?

– Папа, – вмещалась Галина, – может хватит. Человек ко мне пришел!

– Простите, Галина Леонидовна, – сказал я, – а почему у вас квартира отдельная, а вход через отцовскую?

– Отец не хотел, чтобы был отдельный вход, хватит, он сказал, шляться тут всяким.

– Гмм, – сказал Брежнев, – что ж ты меня перед целой Сибирью позоришь?

– Эй, эй, – совсем обнаглел я, – только не ссорьтесь. Давайте лучше выпьем все разом, я тут зубровочку прихватил, а для дам хорошее молдавское вино.

– Ну надо же, – восхитился любитель застольев дорогой генсек, – и на Севере мои вкусы знают! Любит значит меня народ.

– Еще как любит, – внутренне усмехнулся я, – второй тост всегда за ваше здоровье поднимаем.

– Гм-гмм, – прокашлялся Леонид Ильич, – а почему не первый?

– Первый за воинов, павших в войну…

– А, гммгм, ну да – конечно.

Галина за это время ускользнула к себе, и пока я беседовал с папашей, переоделась и вышла с антикварной бабочкой на груди.

– Папа, нравится?

– Да-с, ммм, – дорогая вещица видать. И сколько потянула?

– Говорят лично для царицы Екатерины Второй была сделан, иак что две тысячи – считай даром.

– Ну ж, три моих зарплаты почти. А у меня зарплата высокая, я как профессор получаю.

Я бахнул зубровки и наколол на вилку жирный селедочный кусок. Похоже настоящая астраханская, в мое время этого сорта уже не осталось.

– Леонид Ильич, простите, неужели настоящий залом с Астрахани?

– Она, – отвлекся генсек, – черноспинка, чудо как хороша. Её мне первый Волжского горкома присылает, особый волгарский засол. Ну расскажи, как там в Сибири живется? Как с продуктами, с овощами как? Сам содите или привозные? Ты с какого города сам то?

– С Иркутска.

– А, знаю. Там у вас первый Щетинин, крепкий руководитель, давно сидит.

Я выпил вторую рюмку, торжественно чокнувшись с Брежневым. Чуток захорошело. Парадоксально, но даже в мечтах не ожидал такого теплого приема. Видно еще не избаловался генсек «любовью» простого народа. Поэтому я переключился на анекдоты, которые в этом времени пользовались бешеным успехом.

Сын спрашивает у мамы:

– Мам, а правда, что я родился ночью?

– Да.

– Надеюсь, я тебя не разбудил?

День только начался, а я уже получил коленом в пах, два раза мне наступили на лицо, вырвали небольшой клок волос, укусили за ухо, отжали смартфон и макароны. А ведь этой женщине пока только еще 1,5 года. Сколько еще боли впереди.

Жена ругается с мужем:

– Я кручусь, как дура в колесе!

Муж:

– Не дура, а белка!

– У белки шуба есть, а я – дура!

– Мальчик, тебя как зовут?

– Как и папу.

– А папу как зовут?

– Как и меня.

– Ну, а обоих то как вас зовут?!?!?!

– Одинаково…

– Охохушечки, – выдохнул Леонид Ильич, – разведчик растет. Ну потешил, сибиряк. Пойдем в кабинет, я тебя хорошим табачком угощу. Куришь?

– Иногда.

– Ну пойдем, я сам папиросы набиваю, а табак мне с Кавказа привозят. Любит меня народ, любит!

Кабинет был невелик, но прочен и надежен. В книжных шкафах под стеклом труды Ленина, Маркса, Плеханова (удивительно). На отдельном столике вертушка и два обычных телефона.

Вот позвонит этот хлебосольный. не слишком интеллектуальный, но хитрый и упорный человек по вертушке и соседние страны погибнут я атомном огне. Удивительно.

– Ну что стал, проходи, садись. Мы еще и моей зубровки по особому рецепту выпьем, мне ее в «Завидово» варят.

Я и сам умом не блещу, но зато какой жизненный опыт. Плюс знание будущего. Пусть фрагментарное, но знание.

– А вот и зубровочка, охотничья настойка, ядреная. Ты сам то как к охоте относишься?

– Я же из Сибири. У нас на десятилетие первое ружье пацанам дарят. Кругом тайга. Осенью белку бьем, соболя. Зимой загоны на косулю устраиваем. Иногда и мишку с берлоги поднимаем, ранней зимой, пока жирок еще есть. Сохатый, птица разная. В устье Байкала наугад стреляй – пару уток или гуся скинешь…

– Эттто хоррошо, надо как-нибудь к вам съездить, поохотиться. Примешь?

– Мой дом – ваш дом, Леонид Ильич! Квартира большая, папа ее, как врач, получил, целых четыре комнаты. Только вам служба безопасности не разрешит у меня остановится.

– Это ты верно думаешь, не разрешит. А теперь скажи-ка, милое, какого рожна ты сюда приперся и басни сочиняешь? Никто из Иркутского Союза журналистов тебя с подарком не делегировал к моей дочке! А купил ты брошь эту в комиссионке за две тысячи рублей собственных. Деньги твои, тут вопросов нет, страховку получил за кораблекрушение и от папы осталось. Но зачем ты сюда, ко мне вперся!?

Мгновенно размышляю. Брежневу сейчас шестидесяти нет, я на двадцать лет прошлой жизни старше, да еше на двадцать нынешней. И хоть он повоевал, занимал высокие должности, да и сейчас высоко сидит, я все же опытней.

Слегка замявшись, говорю:

– Вот если бы я приехал в колхоз, то зашел бы к председателю, к парторгу зашел, просто выразить уважение. С бутылочкой бы зашел. А в Москве вы самый главный мой и народа начальник. Может я наглый, но через Галину, через дочку хотел вам уважение выказать. И ничего просить я у вас не собирался, но ежели мне в столице жить, возможно журналистом работать, то по сибирскому обычаю уважение главному человеку тут выказать просто необходимо. Ну а дешевым подарком вашу дочь обижать не хотел, гордость сибирская, извините.

– Ги-гм, – сказал Брежнев. – Хотел тебя из Москвы выдворить уже сегодня, теперь приторможу чуток. Тем более, что у тебя и номер на несколько дней оплачен. Да и кто меня на охоту в вашем Иркутске сводит, если не ты… Кхе-хи-ха. Ладно, слушай сюда, крученый, и фамилия такая: «Круть-верть». С дочкой шашни крутить запрещаю! Из Москвы не выгоняю, но следить за тобой мои люди будут! А теперь иди, если действительно просьб нету-те. Или уж говори, я сегодня добрый.