Зона турбулентности закончилась, Еву перестало морозить, и она задремала. Было ли это божественной иронией или так совпало, но соседи сзади рассказывали анекдот про еврея, в критических ситуациях упорно не замечавшего знаков и помощи Божьей: «Я ж тебе три раза посылал»; а соседи спереди, видимо, ортодоксальные, спорили о времени происхождения Магендовида как символа.

Из этого разговора сонное Евино сознание выхватило слова про связь Верха и Низа, Неба и Земли, Материального и Духовного. Сразу откуда-то всплыла песенка «Замыкая круг, ты назад посмотришь вдруг…». Ева вообще о вещах глобальных часто почему-то думала отрывками из шлягеров. Не то чтобы она сильно любила попсу. Но возможно, шлягерами и становились те песни, текст которых имел высокую степень обобщения. Такую, что каждый имел возможность подложить свой собственный смысл.

Потом Еве вдруг вспомнился школьный урок геометрии, когда надо было вписать шестиугольник в окружность. Треугольники в магендовиде начали крутится друг относительно друга, всё быстрее и быстрее, Ева оказалась в центре, а они превратились в сферу, которая окружала маленькую Еву, оказавшуюся в самом сердце нового мира. Круг замкнулся.

Очнулась Ева, когда шасси самолёта коснулись посадочной полосы.

В аэропорту Еву встречал главред. Она вся горела, еле стояла на ногах. Он отвёз её домой, а сам вернулся в аэропорт, утрясти все необходимые формальности, связанные с прибытием останков Николая.

Ева вошла в квартиру, бросила сумку в прихожей, сделала шаг и в бессилии опустилась на пол. До кровати добиралась почти ползком. Усталость, какое-то дурацкое отупение и лихорадка взяли верх, и Ева забылась.

В горячечном бреду к ней снова явилась Мириам. Она шла по полю, усеянному камнями, поднимала их и относила на край надела. «Время собирать», – сказала она Еве. А потом из этих камней она выложила букву алеф и подняла голову.

– Настала пора учиться по-настоящему. Тебе предстоит постичь язык Творения.

С этого момента Еве начал открываться смысл того, что написано в книге Мириам.

На следующий день Моше разрешили недолго посидеть с отцом. Амир был слаб, но в ясном сознании. В слишком ясном.

– Расскажи мне всё. Как это произошло.

– Врач запретил.

– Неважно. Рассказывай! Мне надо знать.

Моше начал говорить. Он поймал себя на том, что это похоже на доклад. Отец был старше его по званию и для Моше до сих пор оставался непререкаемым авторитетом. Все его прогнозы, все советы всегда оказывались правильными. Анализ любой ситуации – окончательным. И чем дольше Моше говорил, тем острее чувствовал вину. Слова застревали у него в горле, и он усилием воли выталкивал их.

Он не щадил никого – ни себя, ни армейское начальство, ни разведку. Время от времени отец прерывал его и что-то переспрашивал. Эти танки, которые недавно поступили в батальон, были новой модификации. Поэтому танкисты просто не успели научиться их водить задним ходом. И да, их самоуверенно считали настолько защищёнными, что не повесили на них систему TROPHY, тем более что стоила каждая такая система $300 000. Не дождались пехоты по неясным причинам. Мы понятия не имели, сколько грузовиков с оружием прошло из Ирана через Сирию в Ливан. Боевики были отлично обучены иностранными инструкторами. Наша разведка всё это проебала.

Когда Моше закончил, отец спросил его:

– У тебя есть женщина?

Ошарашенный Моше замер, и только через несколько секунд до него дошло, о чём на самом деле спросил отец. Может ли он ещё родить сына.

Отец смотрел на Моше в упор. В полной тишине он чётко произнёс:

– Убей их всех.

Моше вспомнил Голду, отдавшую приказ главе Моссада Цви Замиру – «посылай своих мальчиков» – в ответ на убийство израильских спортсменов на мюнхенской Олимпиаде в 1972 году.

«Что ж, пару этих ублюдков я уничтожил своими руками… Но этого мало, ничтожно мало», – подумал Моше, остро ощущая, как ледяная ярость и предвкушение скорой мести наполняют его.

Вина становится чуть более выносимой, если ты назначил виноватых. Груз его собственной вины в гибели Исаака заключался, помимо всего прочего, ещё и в том, что это именно он посоветовал сыну выбрать танковые войска, считающиеся самыми безопасными в ЦАХАЛ. Это он попросил Рона взять его в свою бригаду. Он сам привёл сына к гибели.

Моше становилось чуть легче, когда он переключался на мысли о мести.

Иосиф Эттингер сидел на совете своего подразделения. Заседанием это можно было назвать с большой натяжкой. Члены совета собрались на кухне маленького домика на окраине Иерусалима. Арабы обстреляли школу «Кармель» в Тель-Авиве. Погиб еврейский мальчик, сын сестры одного из членов Эцеля[13].

Действовать решили незамедлительно. Иосиф вместе с Меиром Коэном, дядей убитого мальчика, вызвались быть исполнителями. Местом исполнения был выбран соседний арабский район вблизи Керем Хатейманим в Тель-Авиве.

На следующий день Иосиф и Меир, вооружившись старыми английскими револьверами «веблей», которые достались им из разграбленного британского полицейского участка, сели на автобус, идущий до Яффы. План их был очень прост. Поскольку добраться до организаторов теракта против детей было практически невозможно и даже конкретных убийц невозможно найти и поймать среди поддерживающего их населения, то они собирались стрелять по первым попавшимся арабам.

Прибыв в Яффу, они сначала отправились на похороны мальчика. Сестра Меира с оплывшим искажённым лицом буквально висела на руках мужа. Родня и друзья приветствовали вновь прибывших. Все прекрасно знали, какую организацию они представляют. Меир не мог сдержать слёз. Сам он был холост и племянника любил как сына.

Отбыв на прощании приличествующее время, Меир и Иосиф двинулись в соседний со школой «Кармель» район. В то время тель-авивские евреи практически не отличались от арабов. Все говорили по-арабски, все носили куфию[14]. Так что вся их маскировка состояла в том, что они накинули платки на голову. Меир периодически утирал им набегавшие слёзы.

На улицах было довольно много народа, в основном мужчины. Пили кофе, играли в нарды.

Иосиф обратил внимание на двух молодых людей, что-то приколачивающих к стене дома – кажется, какую-то вывеску. Они были практически неподвижны – хорошие цели. Иосиф быстро огляделся. Рядом, буквально за углом, показалась щель между домами – значит, стрелять можно незаметно. Он толкнул локтем Меира – пора действовать! Меир, боевой и опытный товарищ, медлил. Иосиф заметил, что после похорон тот словно был немного не в себе.

«Бедный Меир! Его разум помутился от горя. Я должен сделать всё сам!» – мелькнуло в голове Иосифа. Он схватил Меира под локоть, затащил в импровизированное укрытие. И выстрелил два раза. Один из мужчин упал замертво, второй был только ранен. На звук выстрелов из дома выбежали женщины. Начал собираться народ.

Нужно было срочно уходить. Иосиф подтолкнул Меира, продолжавшего пребывать в некоторой прострации, и они пошли по улице, стремясь затеряться в сутолоке. Им это вполне удалось. Они постояли в горланящей толпе и очень медленно, не привлекая к себе внимания, покинули ненавистный район.

Когда оказались в безопасном месте, Меир сел на землю и обхватил голову руками.

– Зачем это всё? – простонал он. – Что бы мы ни делали, мы моего мальчика не вернём.

Иосиф опустился на землю рядом с товарищем и обнял его.

– Чтобы другие дети остались живы, – твёрдо ответил Иосиф. – Око за око. Только так.

Когда на следующий день Моше приехал в офис, первым делом он затребовал досье Конькова и всё, что было по «Вулкану».