Мне самой было больно. Невозможно представить рядом с ним другую, его детей от другой. Но если сейчас уступить, если забыть обо всём и просто любить его, я обязательно пожалею. Попросту не приживусь тут.

А если я буду чародейкой...

Буду с ним рядом, буду помогать ему. И, может быть, тогда, когда мы оба станем взрослее, тогда между нами появятся настоящие, взрослые чувства. Не только это безумное дикое влечение, но и что-то большее. Что-то основанное на продуманном решении, а не продиктованное инстинктами или банальным «так надо».

Лин отступил ещё на шаг. Сказал непроницаемым и закрытым голосом, без следа тех чувств, которые только что сжигали нас обоих:

— Я тебя понял.

Повернулся, не удостоив меня больше ни единым взглядом, и ушёл. Я проводила глазами его прямую фигуру, пока она не исчезла за портьерой, загораживающей дверь в другую комнату. И тогда, придерживая корсаж — дрожащими пальцами я бы не смогла застегнуть все эти мелкие крючки и пуговицы, — вернулась к себе.

Слава богу, Элле не ждала меня, и никто не помешал хорошенько выплакаться.

Утро началось поздно. Мой телефон давно сел, будильников в этом мире ещё, кажется, не придумали, так что обычно я просыпалась когда бог на душу положит. Сегодня, после бессонной ночи, наполненной сожалениями и размышлениями, бог положил на душу ближе к обеду.

Завтрак просить было поздно, я отправилась в купальню — в замке были отличные купальни, в которых по хитрой системе труб подавалась горячая вода прямо из источников под замком. Подозреваю, здесь тоже поработали умелые руки (и голова) Хайдена, слишком всё походило на привычную мне сантехническую структуру.

Хорошенько отмокнув в ванне, я отправилась в столовую. Позвонила Элле, чтобы попросить её подавать на стол: проголодалась. Сама же подошла к камину, добавила поленьев, пока огонь окончательно не угас. Вот научусь у Хайдена — стану греть комнату переносным символом огня. «Батарейей».

Хайден... а станет ли он учить меня? Можно ли считать вчерашнее Линово, холодное до мозга костей «я тебя понял» разрешением? Вряд ли. Но идти к нему за новым, официальным, я боялась.

Нет, пусть пройдёт хотя бы один день, я не буду пользоваться магией, не стану выходить из своих покоев, никто не пострадает. Завтра утром всё, что было вчера, немного позабудется, и я снова схожу к Лину. Возьму с собой Элле.

А пока... воспоминания были чересчур живыми. Это его «будешь моей женой», прикосновения губ к моей шее, горячие пальцы на коже. Решимость в его глазах. А потом — как занавес опустили — полнейшая непроницаемость и отстранённость. Ледяной холод.

Я передёрнула плечами. Даже воспоминание о том холоде обжигало. Прошлась по комнате, старательно пытаясь думать о чём угодно, кроме Лина. Например, об Элле, которая всё не появлялась, хотя обычно приходила сразу. Может, заснула и не слышала звонка?

Я позвонила ещё раз, но и теперь прошло не меньше пары минут, прежде чем в дверь тихонько постучали и послышался робкий голосок:

— Ваша милость? Вы звали?

— Да, заходи.

На пороге появилась моя служанка. Обычно весёлая и улыбающаяся, сегодня Элле почему-то смотрела вниз и мяла в руках передник.

— Принеси, пожалуйста, что-нибудь из еды, — попросила я. — На твоё усмотрение. А ещё, — эта мысль пришла мне в голову внезапно, но показалась блистательной, — сбегай, пожалуйста, к Хайдену и попроси у него для меня книги по основам. Что-нибудь самое лёгкое, желательно, чтобы побольше картинок. Он поймёт.

Какая я молодец! Просто отличная идея. Посижу взаперти, поучу азы магии, благо, учитель языка худо-бедно научил меня разбирать здешний алфавит. А во второй половине дня у меня как раз урок чтения и чистописания. Как оказалось, учитель использовал при обучении амулеты, так что мой прогресс шёл семимильными шагами.

— Да, ваша милость, — Элле сделала книксен и ретировалась. Она старалась не поднимать глаз, но на один краткий миг я всё же увидела странный блеск и припухлость век.

Элле плакала?

И впрямь плакала — я убедилась в этом, когда она вернулась вместе с девочкой-помощницей и стала расставлять на столе в столовой аппетитно пахнущие мисочки и горшочки. Глаза влажные, украдкой шмыгает носом, на меня не смотрит. Плакала, причём совсем недавно, может, как раз тогда, когда я пыталась её вызвонить. Вот почему она пришла не сразу.

Я решила проявить деликатность и не расспрашивать. Мало ли у Элле причин для слёз, захочет — сама расскажет. Я тоже хороша, прорыдала всю ночь.

— Может, поешь со мной? — зато проявление заботы никогда не повредит. — Вы так много принесли, я одна всё не съем.

Помощница сразу убежала, испуганная, по-моему, одним тем фактом, что ей пришлось войти в покои «неведомой варварки», так что соблазняла я одну лишь Элле.

Моя служанка чуть не уронила заварничек, из которого наливала цветочный отвар. Я любила пить его по утрам, кисловато-сладкий вкус напоминал мне барбарис.

— Простите, ваша милость, — всхлипнула она. Поставила заварничек за стол и, не успела я сказать: «Что ты, всё в порядке» — как Элле уже и след простыл.

Я пожала плечами, садясь за стол.

Вернётся — всё же расспрошу её. Нельзя так паниковать на ровном месте.

На завтрак были местные круглые булочки, омлет, ровно отрезанная тёмно-розовая ветчина и овощной салат. Просто, но вкусно. Слава богу, у меня не проявилось ни на что аллергии в здешней кухне.

Я с аппетитом поглощала салат, запивая барбарисовым «чаем», как вдруг почувствовала острую резь в желудке. Горло словно жгутом перехватило, связки не повиновались, и я согнулась в три погибели, не в состоянии даже закричать. Больно, ослепительно больно, никогда в жизни я не испытывала такой боли. Казалось, будто внутренности кромсают скальпелем.

Господи, что это?.. Яд? Я умираю?..

***

Пробуждение было почти привычным. В своей постели под зелёным балдахином, на стуле рядом Имис, внимательно смотрит мне в лицо и водит руками над телом. Привычная слабость, привычная сухость во рту, привычное непонимание.

— Имис... я заболела?

Целитель лишь окинул меня строгим взглядом. Покачал головой и ничего не ответил. Встал, вышел, а перед десять-пятнадцать минут ко мне, снова вызывая чувство дежавю, зашли Лин и Хайден. Но на этот раз они поменялись ролями: Лин встал у стены, не встречаясь со мной взглядом, а Хайден подошёл к кровати.

— Можешь говорить? — спросил он на языке Аэлин.

Я кивнула.

— Что со мной было? Меня... — я почему-то не докончила, как будто стоило произнести слово «отравили», как оно сразу станет правдой.

— Яд в напитке, — резко кивнул Хайден. — Экстракт нельмуса. Это такие грибы, они смертельно ядовиты. Хорошо, что ты не выпила всё.

Я прикрыла глаза. Всё же яд. Но как меня спасли? Элле нашла и позвала целителя?

— Тебе повезло, что я решил принести книги сам, — Хайден опроверг мою догадку. — Десятью минутами позже, и тебя бы уже ничего не спасло.

— Спасибо, — я прикрыла глаза.

Вопросов было слишком много, а слабость слишком велика. Господи, яд... кому вздумалось травить меня? Как? И зачем? Хайден сказал, в напитке — я пила только барбарисовый чай. Может, случайность? На кухне перепутали сахар с грибным экстрактом?

Звучит слишком глупо, даже саму себя не обмануть.

— Сейчас можешь не волноваться, твоя жизнь вне опасности, — было видно, что Хайден встревожен.

А вот по Лину — ничего не было видно. Он прислонился к стене и скрестил руки на груди. Непроницаемая маска на лице. Только если присмотреться, то заметно, как ходят желваки на скулах. Мне очень хотелось, чтобы он поднял взгляд, посмотрел бы на меня, как раньше, с мягкой улыбкой, но Лин словно превратился в другого человека, холодного и очень далёкого.

Сердце сжалось в груди. Всё ещё злится из-за вчерашнего? Это меня расстроило. Особенно сейчас, когда я чувствовала себя необыкновенно слабой и беззащитной.