И мы привыкли. И приспособились: отыскивать сухие, удобные бугры для стоянок, плавать, не утыкаясь в деревья, по затопленному лесу, ловить окуней из-под коряг. Но особенно оттачивалось там мастерство владения спиннингом. Успех ловли целиком зависел от умения провести блесну между многочисленных пней и упавших в воду деревьев. А рыбалка была поистине сказочной, хотя ассортимент состоял в основном из двух пород рыб – щук и окуней. Но зато каких! Нам повезло. Там, где когда-то было речное устье, в камышах мы нашли полузатопленную небольшую лодку и сумели её подремонтировать. Полностью устранить в ней течь нам не удалось, но это нас не смущало. Главное, что она была с вёслами, поднимала трёх человек, и теперь мы могли рыбачить и охотиться с двух лодок. А охота, кстати, в тот, первый год, была ещё не самая лучшая. Птица только привыкала к новым угодьям, держалась в труднодоступных местах, а мы ещё не научились отыскивать туда подходы. Но нас вполне устраивали скромные трофеи вечерних зорь. Тем более что неподалёку простирался на многие километры нехоженый, нетронутый лес с глухарями и рябчиками, белыми грибами и поспевающей брусникой. Зато рыбалкой мы наслаждались. И, казалось, не будет конца нашему азарту и аппетиту.

Борису Боброву пришла идея устроить соревнование по рыбной ловле. Условия – только на спиннинг, время – с утра до обеда. Борька считал себя опытным спиннингистом и жаждал первенства. Я тоже был не новичок и принял вызов. Мы посадили жён за вёсла и разъехались в разные стороны. Мне по жребию досталась лодка-найдёныш. Она была чуть полегче на ходу, но через каждые полчаса приходилось, оставив в покое спиннинг, работать пятьдесят минут ведром, стараясь не зацепить и не выплеснуть за борт уже пойманную рыбу. В тот раз я поставил рекорд. Ни до, ни после этого мне не приходилось ловить на блесну столько. Когда днём мы подъезжали к нашей стоянке, в лодке было по щиколотку воды, а в ней тёрлись о наши сапоги 27 щук и 22 окуня. Борис поймал на 12 хвостов меньше. Пришлось временно объявить запрет на любую рыбную ловлю. Но, как ни странно, у нас ничего не пропало! Наши молодые хозяйки проявили чудеса кулинарии, аппетит у всех был хороший, и ещё нам помог мой молодой охотничий пёс, карело-финская лайка по кличке Чок. Ему очень нравилась жареная рыба.

Всё было прекрасно в той первой поездке. Даже лёгкая грусть расставания была скрашена необычным финальным эпизодом. Солидно нагруженные дарами леса и воды поднимались мы медленно по реке, прощаясь глазами и душой с этим необычным краем. Я уже тогда чувствовал, что стану его горячим поклонником на долгие годы. Сменившийся с вёсел Борис не удержался и спустил за борт блесну. Ну что ж, пусть последняя рыбина, если она захочет взять на «дорожку», поставит точку в этой замечательной эпопее. И рыбина взяла, подтягиваясь вначале легко и без рывков. Так ведёт себя обычно средняя щука. Окуни и мелкие щурята, более нервные и любыми способами стараются избавиться от крючка. Борька привычно и спокойно крутил рукоятку катушки. Наконец, метрах в пяти от лодки вода заволновалась, и показалась мощная голова и плавник. Да, это действительно была щука, но какая! Таких нам ловить ещё не приходилось. Рыбина тоже увидела нас. Она сделала такой рывок, что наша перегруженная посудина чуть не опрокинулась.

– Стреляй! – закричал не своим голосом севший только что за вёсла Марк, – Она нас утопит! Я схватил ружьё и второпях выстрелил. Неудачно. Но когда она снова показалась на поверхности, я выстрелил ещё раз, точно в голову. Вода замутнела от крови, щука дёрнулась несколько раз и всплыла жёлтым брюхом кверху. Пока Борис осторожно подтягивал её к лодке, у него дрожали пальцы.

В Кушлеге эта огромная рыбина произвела переполох. Смотреть её сбежались почти все жители деревни, особенно ребятишки. И тут я услышал чей-то возглас: – «Во, рыба-то какá дикáя»! Причём в слове дикая ударение было явно на втором слоге. Мы торжественно вручили щуку хозяйке лодки. Она обрадовалась, запричитала:

– Ай, питеряки, ну, питеряки – каку шшуку добыли, да я с яё стóка сýшшику понаделаю, на всю зиму хватит… Кто-то принёс из дома безмен, – старинный, кованный с солидным крюком на конце рейки. И хотя был он пудовым, с подвешенной рыбиной всё же зашкаливал.

Мы решили проверить старинную рыбацкую примету, что очень крупная щука не может быть вкусной. Отрезали от головы солидный кусок и пустили его в жарку. А хозяйка уже собирала на стол и тащила на него всё, что имелось в доме. И было всем радостно и весело. Но чуть не случился конфуз. Уже выпили по первой за удачную поездку, и по второй – за хозяйку дома, и чтобы вернуться сюда на следующий год, как вдруг хозяйка спохватилась и скомандовала молодухе:

– Ой, Фроська, слетай-ка в чулан, принеси мужикам на закуску рубленных рыжичков. Возникла пауза. Я подумал – рыжики, наверное, солёные, это же хорошо! Но почему рубленные? Фроська уже возвращалась, неся в руках объёмистую алюминиевую миску. Освободили место на столе, поставили. В нос ударил запах чего-то кислого, я бы даже сказал гнилостного. Так пахнет плохой силос. Хозяйка первая потянулась с ложкой и положила к себе в тарелку что-то серо-жёлтое, напоминающее консистенцией мелко нарубленную для пирогов капусту. Вся наша компания недоумённо переглядывалась. Надо было спасать положение. Я окинул взглядом стол и – о, радость! – на нём не было ещё нашей жареной экспериментальной щуки. Зато было слышно, как она шкворчит на сковороде. Закричав как можно веселее:

– А ну, давайте сюда виновницу торжества – я ринулся на кухню. Ставя шипящую сковородку на стол, незаметно убрал рыжички. И щука не подвела, оказалась лишь немного жёстковатой.

Пришлось, конечно, ночевать. Утром я осторожно навёл молодуху на разговор о рыжичках и узнал следующее. Всё грибное поголовье в этом краю делилось на две категории. То, что на суп, в жарку и на сушку – грибы, а то, что в засол – рыжики. Ну, а рубленные – сечкой, как капусту, чтобы плотней укладывались в кадушку. Всё просто. А те, что были вчера – прошлогодние и успели слегка подпортиться. Да и засолены по простому, без привычных для нас специй. На сковородке случайно остался небольшой кусок вчерашней жареной щуки. Но съесть его мне было не под силу. Вполне съедобная вечером со сковородки, пролежав ночь на холодке, рыба превратилась в упругую резину. Ну что ж, может быть, старые рыбаки и правы. Да и рыбина всё-таки дикáя!

Зато Чок – молодец, – умял-таки…

Просто нашим рассказам могли бы и не поверить. Но фотографии!.. Гирлянды щук, подвешенные на верёвке, как бельё после большой стирки, полукилограммовые окуни, снятые в масштабе, связки уток и гора высыпанных на брезент белых грибов: всё это, запечатлённое на фотоснимках, так взбудоражило наших знакомых охотников и рыболовов, что от желающих попасть в нашу компанию не было отбоя. Но не могли же мы удовлетворить все просьбы! И уже строили планы на весну…

Поехали чуть обновлённым составом, но без женщин. Новичком в нашей компании был Лёня Власов. Добирались уже знакомым, проторенным путём. И снова – Кушлега, удивлённая баба Варя. Даже не успевшая рассохнуться лодка. А та, что мы в прошлом году нашли, под конец так текла, что мы её там же, в разливе, и оставили.

И этот поход удался. Мы сами разведали и прекрасно поохотились на глухарином току, постреляли селезней. Но главное, что нас поразило, это увиденный нами впервые в таком масштабе нерест щук. На огромные просторы прогретого солнцем мелководья, где глубина чуть выше щиколотки, в залитые водой кустарники, тростник и осоку выходили, чтобы совершить акт продолжения рода, зеленовато-коричневые, всех оттенков, рыбины самого разного размера. Это было фантастическое зрелище, когда вода буквально кипела от движения множества рыбьих тел, качались ветви затопленных кустов, трепетали стебли тростника, от мощных всплесков взлетали вверх брызги и в них вспыхивали солнечные радуги. У нас не было с собой никаких рыболовных снастей, мы приехали только на охоту. Но соблазн был так велик, рыба просто путалась под ногами… И, да простят нас Бог и рыбное начальство, мы не удержались, пристрелили одну «крокодилицу». Наподобие той, что попалась нам при прощании с Муромлей в прошлом году, ведь и ту нам пришлось тогда достреливать. Но разве это был урон, по сравнению с тем, что устроил через пару лет на Муромле местный рыбколхоз. Но именно этот факт и подтолкнул нас впоследствии сделать важный шаг в освоении новых территорий.