Истребитель зарулил на стоянку, взвыв, начал замирать двигатель и пошел вверх прозрачный фонарь кабины. К стоянке подходили офицеры, подъехал командир полка, наблюдали.

Синдеев приставил стремянку, поднялся к кабине, помог летчику освободиться от систем и парашюта.

– Как? – спросил Славка.

В ответ лейтенант только подмигнул и легонько коснулся плеча техника. Славка спустился на землю, следом спустился летчик и подошел к Саакяну.

– Товарищ подполковник, учебное задание выполнено, разрешите получить замечания.

Несколько секунд Саакян молчал, разглядывая офицера. Глаза веселые, настроение, видать, отменное. Он усмехнулся.

– Молодцом, ничего не скажу, есть, правда, незначительное «но». А в целом – молодцом, – и ко всем. – Разбор полётов через два часа. Повернулся и пошел к машине.

Вечером дед Афанасий встретил жильца хмуро. Он кряхтел, мялся, а потом спросил:

– Хто у вас там такой умник?

– Я думаю все. А что случилось?

– Да ничо… Просто все от речки садятся, а этот через деревню попер. А командир селянам обещал, что ни один аэроплан через село садится не будет, потому, как он гутарит, шуму много, хотя через деревню и сподручнее.

– А – а–а, так это я, дед.

– Ты?!

– Я. Дед от расстройства зачерпнул ложку соли, высыпал в стакан с чаем и стал задумчиво помешивать. Лейтенант с повышенным интересом стал наблюдать.

– И чего лыбышися? Кур усех распугал, у меня нерву скрутило…

– Так, – лейтенант пожал плечами. – Я слышал об оригинальности аборигенов Дальнего Востока, а вот теперь убеждаюсь, что мне говорили сущую правду.

– Чо – чо? – насторожился дед, сбитый с толку мудреными словами. – Распугал курей и ещё обзывается… Петух отказывается кур топтать, напужавшись, тоже мне…

– Пейте чай, – предложил лейтенант, – он благотворно влияет на кровеносные сосуды и вообще, – он сделал округлый жест, – на организм. А я пока газеты просмотрю.

Дед намазал масло на шмат хлеба и осторожно посмотрел на стакан. Чай как чай… И до чего же занудливый человек, не знает к чему прицепиться. Каждый пьет, что может. Кто чай, а кто…

Дед Афанасий хихикнул и сделал большой глоток. Проклятия, что огласили комнату, вероятно, были услышаны и на аэродроме. Дед посулил сто чертей лейтенанту, его будущей жене, вспомнил чью – то мать, с которой, вроде бы дед Афанасий состоял в интимной связи, а потом перебрал всех соседей по улице и их родственников.

– Загубили, гады, ох, загубили!! – вопил дед на весь дом.

Лейтенант трясся от смеха.

– Вот, – сказал командир второй эскадрильи обвел глазами офицеров, – то, что батя доверяет аэроплан без вывозных[4], это его личная трагедия. Даже самое лучшее училище не даёт летчику нашего профиля необходимой подготовки. Училище выпускает заготовку – удачную или не очень, это вопрос другой – шлифовка происходит в полку. Я хочу, чтобы отдельные граждане до конца уяснили этот момент.

Комэск не называл ни звания, ни фамилии, но лейтенант понял – обращение в пространство относится именно к нему и ни к кому больше. Однако на «разгон» или недовольное высказывание это не походило потому, как большинство офицеров сидело свободно и, вроде как, с юморком относилось к речи комэска.

– Что касается конкретно вас, товарищ Суздалев, то ошибка в следующем – не пугайте кур на деревне. Заход на полосу только с курса 270.

– Но его так навели, – возразил курчавый капитан, обернулся и подмигнул лейтенанту. – Откуда ему знать, что между деревней и полком заключено мирное соглашение. Да и на СКП сам батя был…

– Петровский, я в курсе ваших блестящих адвокатских способностей, но перебивать старших по званию в ВВС не принято.

– Сам батя навел, – прогудел чей – то голос сбоку, – что тут молодого драконить…

– Уже и страху не нагнать, – улыбнулся, наконец, комэск. Ладно, не получилось и не надо. Итак, лейтенант Суздалев, авиация – это постоянная учеба, согласны?

– Фигурально выражаясь, на все сто.

– Отлично. А потому, на этой неделе зачет по материальной части, на следующей – будете сдавать штурману полка зачет по району действий. Ну, а мне НПП. Вопросы есть? Вопросов нет. Все свободны.

И снова учёба. Лейтенант плотно сел за учебники, зашелестел картами. Что – то чертил, строил графики, исписывал листы формулами, приводя в изумление деда.

– Это ж по – каковски? – спросил Афанасий, заглядывая через офицерское плечо в тетрадь. – И на буковки не похоже. Одни крючки.

– Это, дед, астрономия.

– А при чем тут магазин? – удивился Афанасий.

– Какой магазин? – лейтенант уставился на деда. – Я с тебя удивляюсь, Петрович.

В глазах лейтенанта ещё отсвечивала «дуга большого круга», ортодромия с локсодромией, путевой угол со скоростью ветра и целый ряд созвездий. Мыслями он был там, за облаками, где небо постепенно утрачивает голубизну, ненавязчиво переходя в черно-фиолетовые тона. Потому и ответил деду на жаргоне одесских биндюжников.

– Сам говорит, и сам спрашивает, – огорчился дед. – Ты, паря, хоть и шибко ученый, а себе на уме я вижу…

До лейтенанта медленно дошло.

– Петрович, астрономия – это наука о звездах, её практическое использование заключается в отыскании своего места в пространстве: море или воздухе. Понятно?

– Дык… – начал дед.

– Подожди. Я букву «г» говорил?

– Нет, кажись…

– Так вот, гастрономия – это магазин, а астрономия – это наука.

– Дык… – опять заикнулся дед.

– Не морочь мне голову, Петрович, – лейтенант углубился в свои дела и забормотал. – От исходного пункта маршрута…

Дед почесал затылок.

– Дюже ученый, куды нам…

Любовь! Эх, мама родная!.. Как говорил Великий Конферансье: “Не в стиле я страдала – страданула, но исключительно в стиле ля мур, тужур, бонжур”.

Тут надо заметить, что лейтенант Суздалев, несмотря на свои почти тридцать лет, как – то не обзавелся ни женой, ни, соответственно, чадами. Сначала Московский авиационный, учеба в аэроклубе попутно, затем полёты уже не любительские, а профессионально, затем знаменитая ШЛИ [5]и служба… ну об этом позже, как – то не оставили места для личной жизни.

Не сказать, чтобы он сильно переживал по этому поводу, но нет-нет, да и тормозился взгляд то на ножках, то на фигуре, то… словом, глаза отмечали у женщин отдельные детали, будоражащее воображение мужчины, если, конечно, это нормальный мужчина. А лейтенант Суздалев относил себя именно к таким.

– Юра, – говорили сослуживцы, – пора, брат, пора. Мой киндерёнок[6] уже в садик бегает, а ты всё резину тянешь.

– Да куда мне, – говорил Суздалев, – старому больному человеку…

Сослуживцы посмеивались, а он так и оставался в гордом одиночестве. И кто бы мог подумать, что здесь, в этой глуши, судьба прихлопнет его козырным тузом.

Лейтенанту потребовался «Справочник по общей физике», чтобы найти пару формул из области электричества. У здания колхозной библиотеки лениво греблись куры, два поросенка тыкались розовыми пятачками в брюхо матери, что лежала в придорожной пыли, блаженно щурясь на яркое солнце. А на крыльце сидели три парня. Осоловело – жарко – глядя на прохожих, лузгали семечки. Мыли косточки библиотекарше.

– А что с неё толку? Красивая ну и что? Корову подоить не может, такую навоз в коровнике чистить и заставить как – то совестно. Опять же – ни сено грести, ни в огороде работать… Того и гляди перетрудится и в обморок. Возись с ней. Не – е–е-е, такая баба в доме ни к чему. Да и грамотная дюже. С ней и поговорить не о чем…

– Привет орлы! Библиотека открыта?

– Не видишь, что ли?

– А что обсуждаем – спорные вопросы Римского права или существование жизни на Марсе?