— Гарри, — говорил он, — ради Бога, прислушайся к голосу разума! Теперь что, кому-то нужно каждую ночь падать тут на пол, чтоб его утащило в неизвестность? Или мне придется еще разок тебя стукнуть? Ты хочешь провалиться в «Слепое пятно»?

Ну за что же Бог наказал меня таким характером? В подобные моменты, как этот, я чувствовал, будто во мне что-то лопалось. Это были ярость и безрассудство. Как я любил своего друга! И все же мы ссорились тысячи раз по самым разным поводам.

За его спиной я увидел, как бесшумно открылась дверь, ведущая на улицу. Громоздкий силуэт заслонил дверной проем. Затем боковым зрением я уловил очертания человека, выходящего из тени… Он пересек комнату и встал рядом с Хобартом Фентоном. Это был Рамда Авек!

Я вскочил. Внутри бушевала буря тысячи противоречивых чувств… и в результате — ликование. Во имя этого стоит умереть. Мгновение полета по воздуху, словно снаряд катапульты, а затем — треск костей и сухожилий. Мы кубарем покатились через всю комнату и растянулись у порога. Проклятия и ругательства; басовитый голос Хобарта:

— Держи его, Гарри! Хватай! У нас есть шанс! Держи его! Держи его!

Мы с грохотом помчались по комнате. Рамда оказался самым увертливым типом из всех, с кем мне когда-либо доводилось схватиться. Но у него были кости, кости и плоть; он был человеком! Помню, как это открытие вызвало во мне дикий восторг. Вот это был бой! Не на жизнь, а на смерть! Перевернулся стол; кувыркаясь, мы налетели на стену — грохот падающих книжных полок, книг и звон битого стекла; суета и клубок из рук и ног. Рамда оказался удивительно сильным и подвижным, как пантера. Каждый раз, когда я хватал его, он подобно кошке вывертывался, выпрямлялся и снова защищался. Я вцепился в него, стремясь дотянуться до горла. Он был человеком… человеком! Одно было ясно: он ни за что не должен уйти. Он должен поплатиться за Уотсона.

Во время схватки я вел себя, как сумасшедший. Казалось, лишь стремительность моего натиска одолела его. Но он быстро оправился и продолжал сражаться. Он прикладывал все усилия, чтобы заставить меня двигаться по направлению к внутренней комнате, где исчез Уотсон. Невзирая на мой яростный натиск, он уклонялся от любой моей попытки поразить какой-либо из его жизненно важных органов. Мы катались по полу, боролись и дрались изо всех сил.

Я слышал, как бас Хобарта гремел:

— Вон там! Там! Снизу! Осторожней! Ты достал его! Гарри! Гарри! Осторожней! Держи его! Черт возьми, я понял его хитрость. Он хочет затащить тебя в «Слепое пятно»!

Нас опрокидывало, поднимало, швыряло об стену. Нас было трое! Огромная туша Фентона, бьющийся между нами тигр и непосредственно я сам! Несомненно, сила Рамды не была силой человека; мы не могли схватить его. Его проворство изумляло — он скручивался, изгибался и разбрасывал нас.

Мог ли простой человек сражаться так? Хобарт был могуч, как гора, а мне энергии было не занимать. Мало-помалу, несмотря на все наши усилия, он теснил нас по направлению к «Слепому пятну». Уверенный в успехе, он оказывался то сбоку от нас, то сверху, то снизу. В мгновение ока Рамда кинулся в атаку. Он буквально сбил нас с ног. Оставался последний дюйм…

Но что это было? Что за невыносимый гул? Мы очутились внутри колокола! В голове все шумело и гудело от тысячи вибраций оборотной стороны звука. Я упал лицом вниз, комната погрузилась во тьму.

Что же произошло? Как долго я там лежал, не знаю. Горел тусклый свет. Я находился в какой-то комнате. Потолок над головой украшал причудливый орнамент, но толком я не мог его рассмотреть. Моя одежда была изорвана в клочья, а рука покрыта кровью. Что-то теплой струйкой стекало по лицу. Воздух был застоявшимся и сырым. А кто этот человек рядом со мной? И почему пахнет розами?

С минуту я лежал неподвижно и пытался вспомнить. Ах, вот! Память вернулась. Уотсон, Чик Уотсон! «Слепое Пятно», Рамда, колокол!

Конечно же, это был сон. Кошмарный сон. Как подобное могло произойти всего лишь за одну короткую ночь? Я поднялся на локте и посмотрел на фигуру, распростертую подле меня. Это был Хобарт Фентон. Он был без сознания.

С минуту в голове у меня гудело, я чувствовал слабость и перед глазами все плыло. Тут я с удивлением вновь ощутил запах роз. Такой запах издают духи, а духи означают присутствие женщины. Как же может… Тут что-то дотронулось до моего лица… что-то мягкое; оно нежно откинуло с моего лба спутанные волосы. Это была рука женщины!

— Бедненький, глупенький мальчик! Какой же ты глупенький!

Где-то я уже слышал этот голос с оттенком грусти. Он был знаком мне — нежный и шелковистый, как музыка, сотканная из лунных лучей. Кто же мне напоминает о лунном свете? Я лежал неподвижно и размышлял.

— Он осмелился, он осмелился, он осмелился! — твердила она. — Как будто там не было двоих! Он заплатит за это! Я ему что, игрушка? Ах, ты бедненький!

И тут я поднял глаза. Это же Нервина. Она склонилась так, что ее лицо оказалось напротив моего. Какие же красивые у нее глаза! В их глубине светились истинно женские чувственность и нежность. И тоска. Ее слегка опущенные уголки рта; дивные мягкие черты лица, как у матери… в них — участие и сожаление.

— Гарри, — спросила она, — где Уотсон? Он ушел?

Я кивнул.

— В «Слепое Пятно»?

— Да. Но что такое «Слепое пятно»?

Она не обратила внимания на мой вопрос.

— Жаль, — ответила она, — как же мне жаль. Я бы спасла его. А Рамда, он тоже был здесь?

Я кивнул. Ее глаза злобно вспыхнули.

— А ты… Скажи мне, ты сражался с Рамдой? Ты…

— Это был Уотсон, — перебил я. — Но Рамда стоит за всем этим. Он — злодей. Он дерется, как тигр; кем бы он ни был, драться он умеет.

Она слегка нахмурилась и покачала головой.

— Вы, молодые люди, — сказала она, — как же вы все похожи друг на друга! Почему так должно быть? О, как жаль. И ты дрался с Рамдой? И ты, конечно, не смог победить его. Но скажи мне, как тебе удалось противостоять ему? Что ты сделал?

Что она имела в виду? Я же знал, что он из плоти и костей. Он — человек. Почему же нельзя с ним справиться… нельзя ему противостоять?

— Я не понимаю, — ответил я. — Он же человек. Я бился с ним. Он был здесь. Пусть заплатит за Уотсона. Поначалу мы дрались один на один. Он попытался толкнуть меня в эту штуковину. Тут подключился Хобарт. Я решил, что мы схватим Рамду, но он оказался слишком увертлив. Он уже был близок к тому, чтобы закинуть нас обоих в «Слепое пятно». Но… не знаю… что-то произошло… Этот колокол…

Ее рука лежала на моей руке, она крепко сжала ее, тяжело вздохнула; ее глаза горели огнем, который я уже замечал однажды, но доброта из них улетучилась, а блеск сделался почти пугающим.

— Колокол спас тебя? А он… он осмелился бросить тебя в «Слепое пятно»?

Я откинулся назад. Я ощущал сильную слабость и неуверенность. О, эта прекрасная женщина! В чем же заключался ее интерес ко мне?

— Гарри, — произнесла она, — позволь спросить тебя. Я — твой друг. Если б ты знал! Я могу спасти тебя! Все это неправильно! Ты отдашь мне перстень? Если б я только могла все рассказать! Он не должен находиться у тебя. Это смерть… даже хуже, чем смерть. Ни одному человеку не следует носить его.

Вот оно что. Меня опять искушали. Действительно, она обо мне заботилась или же просто притворялась? Почему она звала меня Гарри? Почему я не возмутился из-за этого? Она была так восхитительна, так непорочно чиста. Или это всего лишь хитрая уловка по указке Рамды? Мне до сих пор слышался голос Уотсона, доносящийся из «Слепого пятна»: «Береги этот перстень! Береги этот перстень!». Я не мог подвести своего друга.

— Вначале скажи мне, — попросил я, — кто такой этот Рамда? Он — человек?

— Нет.

Не человек! Я вспомнил слова Уотсона: «Призрак!». Как же такое возможно? По крайней мере, я попытаюсь что-то выяснить, что смогу.

— Тогда ответь мне, что он такое?

Она слабо улыбнулась — снова эта неуловимая нежность в печально опущенных уголках рта.