— Так, — сказал Александр Анатольевич, — к делу. Я вам сейчас раздам пароль от модов господина Привозина. И Дмитрий Николаевич посмотрит физическое состояние, а Артур загрузит ту программку, которую я ему скинул три дня назад.
— Детектор лжи?
— Да. Так, Артур, краткая инструкция для чайников. Если ты видишь пик, по какому-то параметру, значит, наш подопечный либо боится, либо волнуется. Это еще не значит, что лжет, но стоит обратить внимание. Запись беседы ведется синхронно с записью сигналов с модов и переводится в текст и ментальный код, так что потом это можно будет послушать, посмотреть и проанализировать не один раз. И есть так называемая «спокойная запись». Грубо говоря, запись сигналов с модов, когда с обвиняемым говорили о погоде или еще каких-то совершенно нейтральных вещах. Она у нас, правда, от Салаватова, которому я не очень верю, но другой нет.
— Да вряд ли кто-то будет фоновую запись подделывать, — заметил Дмитрий Николаевич.
— Будем надеяться. Сейчас мы все равно спокойную запись не сделаем, в кабинете генпрокурора спокойные записи не получаются. Так что ловите эту.
И мне на УС пришел очередной файл.
— Артур, программу загрузил?
— Да.
— Открывай файл. У тебя будет картинка с графиком и бледно-зеленой заливкой под ним.
— Вижу, — кивнул я, — написано «фон».
— Угу, и по этому фону и пойдет новый график. Обращай внимание на те пики, которые выше фона. Там сначала графики по параметрам. Видишь?
— «Адреналин», «серотонин», «артериальное давление», «температура кожи»…
— Да, но ты у нас человек неопытный, так что по параметрам потом посмотришь, там есть свои сложности, например, по серотонину надо не пики, а провалы смотреть. Спустись вниз по странице, там последний график «Сводные данные по эмоциональному фону». Пока его смотри.
— Даже я в реальном времени смотрю в основном на СДЭФ, — заметил врач.
— Более того, даже я в реальном времени смотрю в основном на СДЭФ, — улыбнулся Нагорный. — И, Артур, когда будешь задавать вопросы, помни об этих данных.
— Я смогу задавать вопросы?
— Ну, конечно, не зря же я тебя позвал. Историю сигналов можешь посмотреть в любой момент, там можно текст наложить, уменьшить, увеличить и отследить эмоциональные пики не только по фразам, но даже по отдельным словам.
— Даже по отдельным звукам, — уточнил Дима.
— Да, — кивнул Нагорный, — только это обычно не информативно. А справа у тебя картинка, она пока серая.
— Изображение мозга…
— Угу.
— Детектор фиксирует возбуждение в различных зонах. Увидишь потом цветные пятна. Чем ближе к красной части спектра — тем сильнее. По тому, в какой зоне возбуждение, мы можем судить о том, что человек чувствует, и даже с некоторой вероятностью, о чем думает. Там будут пояснения. Потом это все можно будет увеличить, детализировать и уточнить выводы.
— Разберусь, — сказал я. — А откуда везут Привозина?
Нагорный указал пальцем на потолок.
— У нас на последнем этаже тюрьма, как в СБК.
— Через Тессу, видимо, везут, — предположил я.
— Просто ждали адвоката. Привезли давно.
Дверь открылась, и на пороге появились четверо. Первый был невысок ростом, черноволос, немного грузен. Прямые волосы зачесаны на косой пробор, прямой нос, темные усталые глаза смотрят из-под слишком высоких бровей, придающем лицу удивленное выражение, на руках такие же белые пластиковые браслеты, как у моего отца. Браслет на правой руке жестко присоединен к браслету на руке полицейского. За спиной — еще один полицейский. И слева — адвокат: длинный, худой и одетый с иголочки, хотя, пожалуй, победнее Руткевича.
— Добрый день, Федор Геннадиевич, — сказал Нагорный, — садитесь, пожалуйста.
Он опустился на стул напротив нас, а рука, по-прежнему, прикованная к руке полицейского, повисла в воздухе.
— Отсоедините, — приказал Александр Анатольевич.
Полицейский послушался, но кивнул на браслеты.
— Замкнуть?
— Он у вас что по «F» проходит? — поинтересовался Нагорный. — Маньяк, убийца, людоед, террорист? Или в тюрьме безобразничал, буянил, бросался на охрану, кусал тюремщиков?
Привозин печально улыбнулся.
— В деле нет, — заметил я.
— Да что вы, ей-богу! Ничего не надо замыкать естественно, — подытожил Александр Анатольевич.
И обратился к адвокату:
— Роберт Наумович, вы тоже садитесь, конечно.
И адвокат сел рядом с клиентом.
А Нагорный махнул полицейским.
— Вы пока свободны, ребята. Подождите в соседней комнате, там диван, располагайтесь.
И мы остались впятером.
— Федор Геннадиевич, наденьте пожалуйста, — сказал Нагорный и выложил на стол кольцо темного металла, похожее на те, что выдают в Закрытом Центре.
— Детектор? — спросил Привозин.
— Конечно.
— Я не очень в это верю.
— Это не икона, чтобы верить. Очень хорошая техника.
— Она меня уже подводила. Я ни разу не соврал на первом допросе, а Руслан Каримович сказал, что все неправда.
— В частности, о Руслане Каримовиче и поговорим. Надевайте, надевайте, у нас все будет в порядке.
Привозин послушался и надел кольцо вместо устройства связи, которое у него отобрали, видимо, еще при аресте.
Александр Анатольевич внимательно смотрел на него, думаю, изучал эмоциональный фон. Я тоже взглянул на графики. Федор Геннадиевич сильно волновался. Но что это за волнение? «Эффект близости генпрокурора»? Я взглянул на другие графики. Серотонин выше адреналина, то есть человек скорее рад, чем боится. Хотя и страх есть. Справа на изображении мозга вспыхнуло зеленое пятно. Программа услужливо выдала подсказку: «Эмоциональная картина свидетельствует о надежде на благополучный исход дела и доверии к собеседнику».
— Любопытно взглянуть на человека, которому у нас нравится настолько, что он даже, признав вину, никак не хочет нас покидать и ехать в ПЦ, — наконец сказал Нагорный.
— Вы просто смотрели СДЭФ, — улыбнулся Привозин.
— Ну, смотрел, конечно, — кивнул Александр Анатольевич. — В общем и целом неплохо. Так почему, Федор Геннадиевич, вы рады мне, как родному?
— Потому что у вас репутация честного человека.
— Очень хорошо. Лестно. Тогда давайте сразу о главном. Федор Геннадиевич, виновны?
— Нет.
— Замечательно. Второй раз меняете показания, — заметил Нагорный.
— Я знаю, — сказал обвиняемый.
Он был совершенно спокоен, графики практически на уровне фона. Вероятность того, что он говорит правду, программа оценила в 92 %.
— Тогда давайте вы нам просто расскажете по порядку, как все было на самом деле, — предложил Александр Анатольевич.
— Я архитектор, — сказал Привозин, — и сначала работал с частными заказами: спроектировать, построить, перестроить. А год назад меня позвал в свою фирму один мой бывший однокурсник Эдик, сказал, что ему очень нравятся мои проекты. Я согласился, поскольку фирма была немаленькая и занималась госзаказами. Министерство просвещения совместно с министерством электронных коммуникаций объявили конкурс на проект научно-учебного центра в Кириополе: там была математическая школа, физико-химическая, химико-биологическая, медицинская школа, бизнес школа, музей истории науки, технологический университет. Я проект сделал, он понравился, и мы выиграли и получили госфинансирование.
— Федор Геннадиевич, одно уточнение, — прервал Нагорный, — когда это было?
— Десять месяцев назад.
— Угу, продолжайте.
— В принципе, это все есть, я говорил на первом допросе.
— Не все, продолжайте. Я молчу.
— И сначала все шло хорошо, — продолжил Привозин, — мы начали строить. Котлован вырыли, фундамент начали, сразу под пять корпусов. Но месяца четыре назад начались проблемы с поставками, и строительство практически остановилось. А мой бывший сокурсник говорит: «Федор, спасай, у меня в другой фирме еще большие проблемы, я отсюда уволюсь, а займусь ею. А тебе мы предлагаем место генерального директора». Мне было очень лестно, но в то же время, я, во-первых, боялся брать на себя ответственность в тот момент, когда дела явно пошли под откос. И, во-вторых, я же архитектор, а не финансист, и считал, что для управления мне не хватит опыта. Но Эдик сказал: «Все будет нормально, тебе придет очередной транш от государства: двенадцать миллионов. Поставщиков мы сменили, договорились с новыми, так что ты им под договоры деньги перечисли». И он скинул мне на УС список новых поставщиков с подписанными договорами. Я тогда согласился. Деньги действительно пришли, и я их перечислил, куда мне сказали. Я их даже в руках не держал, Александр Анатольевич! Они никогда не были на моем личном счету.