Глянул на Гарана – тот, вроде, спал спокойно, хотя и хрипло дыша, – и вышел из хижины. Прошёлся и, выбрав подходящее местечко под корнями мёртвого дерева, с вздохом облегчения скинул с плеча мешок с золотом, засунул его поглубже, навалил сверху листьев и хвои. Потом вернулся в дом, подбросил в очаг пару хворостин – их связка лежала в углу – и уселся на чурбак возле стола, твёрдо вознамерившись дождаться прихода хозяина жилища. Или, скорее, хозяйки, судя по безделушкам. Лучина, догорая, вспыхивала, и светильник пялился на Родрика подмигивающими глазками-дырочками.
Проснулся он от скрипа двери, даже не сразу сообразив, где находится. Светильник давно погас, и только догорающие в очаге угли отбрасывали на стены тусклые красноватые тени. Дверь приоткрылась и в щель опасливо заглянула голова с длинными волосами.
– Нижайше прошу прощения… – хотел начать Родрик, но вместо «нижайше» из пересохшей со сна глотки вырвался невразумительный хрип. Голова по-женски взвизгнула и исчезла.
– Хозяйка! – каркнул Родрик, вскакивая из-за стола. Нога споткнулась о чурбак, и Родрик повалился на пол, рукой прямо в угли. Крякнув от боли и проклиная собственную неуклюжесть, он едва не на четвереньках ринулся к двери. Напугал бабу, мать-перемать…
Выскочив наружу, он огляделся. Никого. Только тёмные стволы деревьев. Хоть глаз выколи, в трёх шагах ничего не видать. Странные люди. Бродят зачем-то по ночам, ходят.
– Добрая женщина! – крикнул Родрик. – Заплутали мы тут! Путники мы! Зла не хотим! Простите великодушно, ежели напугали!
Он замер, прислушиваясь, потом решил обойти вокруг дома. Хижина стояла посреди леса, на небольшой поляне и, вполне возможно, где-то неподалёку есть селение. Если женщина побежала туда, то… Родрик задумчиво почесал нос.
– Не бойтесь, хозяюшка! – ещё раз без особой надежды позвал он.
…если туда, жди гостей. Если Родрик шёл в верном направлении, то это – земли Леофрика Бедвира, а может, герцогство Когар. Но в этих местах беглецов уж точно не ищут, погоня наверняка отправилась по Западному тракту, к Эллесмере. Трудно предположить, что кто-то в здравом уме попрётся через трясину в самое сердце бедвировских владений, с густонаселёнными деревнями, городами и толпами стражников. Во всяком случае, сам Родрик рассуждал бы именно так. Он пожал плечами. Нет, он не побежит, хватит бегать. Опять в болото? Благодарствуем, удовольствие уже с лихвой получили, на ближайшее время нам хватит. Да и Гаран этот, будь проклят, лежит недвижный.
Родрик уселся на поваленный ствол перед хижиной, положил руки на колени и попытался придать лицу глуповато-миролюбивое выражение.
Какое-то шестое чувство подсказало ему обернуться. Так и есть: с дюжину, а то и больше факелов мелькали за деревьями, быстро приближаясь. Родрик встал, поправляя пояс, чертыхнулся, и ринулся в дом. Отстегнул ножны с мечом и засунул под топчан – лучше уж пусть видят, что он не вооружён. Раздул угли, запалил смолистую ветку, и с широкой добродушной улыбкой вышел за дверь – только затем, чтобы ощутить резкую боль от чего-то твёрдого, треснувшего его по лбу.
Глава 3. Добрые жители селения Кадван
Родрик с трудом разлепил веки. В голове бухало и трещало, виски пульсировали резкой болью. Не иначе, камнем из пращи залепили. Руки и ноги затекли так, что он не в силах был пошевелиться. Хотя… нет. Родрик подвигал пальцами. Он был просто крепко привязан к чему-то враскорячку, и голова тоже прихвачена, похоже, кожаным ремнём. Сверху нависали прокопченные балки; солома лезла из крыши. Рядом гудел огонь, обжигая бок; повсюду плясали тени. И вдруг чья-то рука, мелькнув перед лицом, прижала к его груди раскалённую докрасна железяку. Родрик взвыл и задёргался как червяк. Железку тут же отдёрнули. Родрик опал всем телом; по лбу текли ручейки пота, воняло палёной кожей.
– Оно выходит, выходит… – забормотал кто-то рядом.
Родрик скосил глаза, насколько смог, пытаясь понять, где он и что творится. В глаз тут же затекла солёная струйка.
Возле очага стояли двое: крестьянского вида здоровенный мужик в безрукавке мехом наружу, и лохматый подросток лет пятнадцати, голый до пояса, в замасленном кожаном фартуке. Он-то и держал ту самую железку; руки его дрожали, а глаза круглились от ужаса.
– Нет, не выходит, – сказал мужик. Кажется, он тоже был слегка испуган. – Годви, надо ещё ко лбу приложить, тогда тварь точно сдохнет…
– Я к нему не подойду больше! – взвизгнул мальчишка. – Сами, если хотите…
– Какая тварь? – хрипло выдохнул Родрик. – Кто вы такие?
Подросток взвизгнул ещё раз и, выронив железку, упавшую на пол с каменным стуком, пустился наутёк. Раздался звук хлопнувшей двери. Крестьянин тоже было попятился, но не побежал. Помедлив, он достал из-за пазухи склянку и, трясясь как лист на ветру, мелкими шажками приблизился к Родрику на расстояние вытянутой руки.
– Кто вы такой? – просипел Родрик. – Что вам надо? Денег?
– Молчи, Вилово отродье! – Мужик попытался крикнуть грозно, но в конце его голос сорвался на писк. Он налил из склянки в ладонь и, словно боясь обжечься, брызнул на Родрика. Тот дёрнулся, но, кажется, это была просто вода.
– Изыде, порожденье Вила, от храму и от дому сего, от дверей и от всех четырех углов, – завывая, начал крестьянин. – Нет тебе, Вилов сын, здесь участия, места и покою, здесь чистое место, здесь силы небесныя ликовствуют, здесь отец всего сущего Эогабал и праматерь Боанн, святые Этельберт и Гелла и ныне и по всей вселенныя, по них же полки держит святый Брендан, палицу сжимая. Не делай пакости, диаволе, сему месту и дому, и человеку, и скоту, и всем детям Божиим, беги отсюда в Гленкиддирах, где твой истинный приют, и тамо да обретайся. Слово мое крепко, яко камень, мысли мои…
Невидимая Родрику дверь открылась и мужик, глянув туда, замолк.
– Что здесь происходит? – Старческий выкрик будто хлестнул его по щеке.
Мужик набрал в грудь воздуха.
– Тебя, преподобный, найти не смогли, а народ боится. Весь сход решил, что я, как скир этих земель…
Родрик извивался ужом в попытке разглядеть, кто там пришёл. Мимо, стуча клюкой по полу, проплыл старик в белой холщовой сутане, слегка несвежей. Длинные седые волосы стелились по его плечам.
– А если сход решит, что ты должен грехи отпускать?
– Ну, отчего же… – приосанился мужик. – Слова я знаю.
– Вот так оно и получается, уважаемый Пебба: раз человек слова знает, начинает думать, что умеет говорить.
Мужик наморщил лоб.
– Не понимаю.
– Об этом будет моя следующая проповедь. А сейчас ты можешь идти и успокоить почтенных прихожан. Им ничего не угрожает.
Пебба, бормоча под нос, направился к выходу. Родрик закашлялся. Ожог на груди болел нестерпимо.
– Что вы хотите от меня, преподобный?
Ответить тот не успел. Или просто не услышал. Дверь вновь распахнулась, и в дом кто-то влетел. Едва не сбив старика с ног, перед ним возникла взъерошенная женщина с рыжими волосами почти до пояса. Она встала, уперев руки в бока. Её лица Родрику не было видно.
– Отдайте его мне! Он мой, я ж объяснила…
– Боюсь, дитя моё, Круг будет против.
– Круг-то как раз не будет против, – заявила она. – У нас и так на двух баб один мужик.
– Девочка моя, – старик не говорил, а как будто поскрипывал, – если не Круг, так его милость Экхарт. Ты же сама знаешь…
– Да его милость сюда только длинным летом наезжает и, можно подумать, всех по лицам помнит, – запальчиво перебила его женщина, – а мне что делать? Сворн девять зим назад замуж вышла, Беонна – пять, а мне-то как – девкой помирать? Или к Пеббе молодой женой идти?
Перед глазами плясали зайчики, но Родрик готов был поклясться, что старик фыркнул в седую бороду.
– А не ты ли двум женихам подряд от ворот поворот дала? Дело не в том, кто когда наезжает. Мне ли тебе напоминать? И не ты ли час назад всех на уши подняла, кричала, что у тебя в доме песиголовцы? И где ты ходишь по ночам?