Хаксбридж побледнел, будто наконец осознал, что творит, но проигнорировал это, задав свой ужасающий вопрос.

— Тогда скажите, где вы были в ночь убийства министра.

Уильям вздохнул.

— Я был дома, в своей постели.

Он сказал правду, в которую никто не поверил. Он был в своей собственной последи.

С самой невероятной женщиной на всем белом свете. Она была лучшее, что он знал в своей жизни. Шарлотта подарила ему мир и покой. И любовь, о существовании которой он не узнал бы без нее. Знать, что она любила его, любила так долго своим постоянным, сильным сердцем, было потрясающим открытием. Только… эту любовь отравляла мысль о том, что он был недостоин этой любви. Потому что не стал достоин того, чтобы она сказала об этом ему лично. Он бы отдал всё на свете, чтобы услышать эти слова, но… Жаль, что она будет думать, что он так и не оценил ее, и будет считать его невыносимым всю оставшуюся жизнь. Потому что у него не хватило времени доказать ей, как она была нужна ему. И как сильно он любил ее.

Лорд Хаксбридж рассмеялся.

— Как складно вы сочиняете. Почему не придумали что-то более занятное? Все знают, что каждую ночь вы проводите с какой-нибудь дамочкой. Может, кто-то из слабого пола подтвердит место вашего пребывания?

Яростно зарычав, Уильям шагнул вперед, готовый схватить этого надменного типа, но его остановил надзиратель, потянув его назад за кандалы, которые больно впились в запястья. Уильям заскрежетал зубами, но ничего не сказал.

— Хватит! — воскликнул лорд Хаксбридж, когда народ стал галдеть. — Давайте уже покончим с этим и разойдемся по домам. Становится холодно.

Толпа возликовала.

— Да! Смерть предателю!

— Смерть.

— Повесить и забыть!

Господи, и ради этих людей он старался найти настоящих негодяев?

Нет, он сделал прежде всего ради своей семьи, но… Теперь и это уже ничего не будет значить.

К нему подошел священник в черной сутане. Худощавый, высокий с тонким, осунувшимся, почти несчастным лицом, он безразлично посмотрел на Уильяма.

— Покайся, сын мой, и я отпущу вам грехи.

Уильям вдруг задрожал, понимая, что это его последние минуты. Господи, как так вышло?

— Преподобный, я… не виновен. Скажите этим людям, что они вешают не того человека. Я…

Преподобный с тем же безразличием повернулся к виконту.

— Он отказывается признавать свои грехи.

— Но как я могу говорить того, чего нет?! — разгневался Уильям.

— Тогда скажите, где вы были в ночь убийства! — потребовал виконт, сытый уже по горло.

Уильям покачал головой. Черт, сейчас его точно повесят. Неужели, именно таким должно быть правосудие? Вешать любого, лишь бы закрыть дело и пойти домой, чтобы не замерзнуть. Неужели жизнь человека ничего не стоила?

— Хорошо, черт побери, заканчивайте! — прорычал он, даже сам шагнув к петле. — Только снимите с меня эти кандалы. Я же не убегу!

— Вы останетесь в них.

— Ну и черт с вами!

Он уже подошел к петле, которая зловеще покачивалась перед его глазами. Деревянный помост скрипнул под ногам. Дождь барабанил по лицу, стараясь остудить боль в синяках. В последний момент Уильям остановился и прикинул, может ли убежать, но нет, в кандалах он даже с помоста не спрыгнет.

У него не было ни единого шанса.

— Стойте! Стойте, ради Бога!

Тишину, окутавшую площадь и людей, испытывающих разные ожидания, взорвал до боли знакомый женский голос.

Уильям резко повернулся и остолбенел, увидев, как сквозь толпу к нему бежит…

Нет, это ему мерещится. Такого быть не может! Она не может быть здесь. Господи, она должна быть где угодно, но только не здесь!

Уильям зажмурился.

И снова открыл глаза.

И снова увидел… У него сердце было готово выпрыгнуть из груди от ужаса, от счастья, от ярости…

Да, никаких сомнений.

Это была Шарлотта.

В красивом шелковом вечернем платье цвета ультрамарина, который… был запачкан, а местами даже порван. Волосы ее были распущены, заплетены в толстую косу, которая болталась у нее на спине, пока она проталкивалась вперед. Лицо ее было бледно и тоже испачкано, но она шла с такой решительностью, что вероятно даже воды красного моря расступились бы, чтобы пропустить ее.

Господи всемогущий, Шарлотта! На месте его казни!

Что она тут делает? Она же… Она же ничего не должна была знать? Как она узнала об этом? Но что бы это ни было, ее появление сокрушило его. Опустошило и заставило почувствовать себя самым слабым из людей. Потому что он ничего не мог изменить. Потому что до боли хотел увидеть ее.

«Я люблю его… Может кто-то избавить меня от этого?»

Она даже представить себе не могла, как сильно он нуждался в ее любви, в ней. Уильям так отчаянно хотел ее любви, что закружилась голова. Хоть бы в последний раз… Шарлотта!

Уильям невидящим взглядом шагнул к ней, но внезапно ощутил такую слабость, что рухнул на колени. И тогда она оказалась прямо перед ним у помоста, который разделял их.

Сердце его сжалось от оглушительной боли. Уильям потрясенно смотрел в самые невероятные, самые обожаемые темно-серые глаза на свете и увидел, как слеза покатилась по ее бледной щеке, слившись с капельками дождя, ставшими ей удобной маскировкой.

— Уильям, — прошептала она с такой мучительной болью, что ему стало трудно дышать.

— Шарлотта, — молвил он, боясь моргнуть, чтобы она не исчезла. Как он теперь засунет голову в петлю? — Господи, что ты тут желаешь?

Его оборвал недовольный голос Хаксбриджа.

— Кто вы такая, и что вы тут делаете?

Встрепенувшись, Шарлотта перевела на виконта свой взгляд. И Уильям изумленно заметил, как меняется выражение ее лица, став таким решительным и неумолимым, а взгляд таким обжигающим и холодным, что это поразило его в самое сердце. Она выглядела точно так же, как в ту ночь, когда решила увезти его с собой после ранения.

— Я — Шарлотта Уинслоу, дочь виконта Уитлсфорда, министра иностранных дел Британской империи.

Уильям потрясенно застыл, потому что знал, что ее отец мог вернуться, только если получит это повышение, чтобы занять наконец заслуженную должность.

— Твой отец вернулся?

Она повернула голову к нему, и в темно-серых глазах запылала такая нежность, что ему снова стало больно.

— Да, вернулся вчера. И… и, кажется, ты что-то обещал мне на тот день, когда он вернется.

У него так сильно стиснуло в груди, что Уильям не мог дышать. Потому что она смотрела на него так… будто он все еще имел значения для нее.

Господи, она была великолепна, но…

Уильям внезапно понял, почему именно она пришла.

— Что вы тут делаете, мисс Уинслоу? — спросил Хаксбридж.

Уильяма охватили непреодолимые ярость и страх одновременно. Он выпрямился на коленях, не в состоянии встать, особо остро ощущая тяжесть ржавых цепей, и так же яростно прорычал:

— Ты сейчас же развернешься и уйдешь отсюда!

Она продолжала смотреть на него с такой неумолимой твердостью и ошеломляющей нежностью, что у него оледенела душа.

— Я пришла сюда не для того, чтобы уйти.

Уильям подвинулся к краю помоста, чтобы быть к ней ближе, когда заговорит.

— Ты совершенно определенно оставишь меня тут и исчезнешь!

Глаза ее вдруг потемнели, и Шарлотта поразила его в самое сердце, когда ответила:

— Когда это я могла оставить тебя?

Шарлотта с ума сходила, пока вместе с напуганной Лидией и леди Хартли направлялась загород к какому-то таинственному заброшенному дому, в котором по словам маркизы Хартли удерживали Роберта. Дорога была долгой, утомительной. Там они, обыскав большой пыльный дом и жуткие подвалы, но так никого и не нашли. Лидия была в ужасе, а Шарлотта боялась, что они потеряют время и… не успеют спасти Уильяма.

Боже правый, подумать только, его собирались повесить за преступление против родины и за убийство министра! И если они не поторопятся, она больше никогда… Шарлотта изо всех сил старалась не думать об этом, уверяя себя в том, что справится. Иначе и быть не могло. Должна справится. Другого варианты просто не существовало. И если поддастся отчаянию, она точно не сможет помочь Уильяму.