Если в первые годы он вел себя предельно безрассудно и едва ли осмотрительно, но в какой-то степени прилично, чтобы не бросать тень на сестру, то после смерти отца, с которым, по словам Лидии, Уильям общался крайне редко, потому что тот слишком давил на него, он стал вести себя еще более вызывающе. Дошло до того, что мужья, чьих жен он соблазнял, вызывали его на дуэли. Шарлотта с содроганием узнавала, что он участвовал в пяти дуэлях, в одном из которых его ранили в ногу.

Иногда ей казалось, что в него вселился сам дьявол, потому что чем больше неприятностей он набирался, тем счастливее выглядел. И тем несчастнее делал свою семью, которая переживала за него. И хоть Лидия удачно вышла замуж и устроила свою жизнь, у них было еще пять сестер, о которых Уильяму, как старшому сыну и единственному главе семьи предстояло позаботиться. Но он заботился лишь о своих прихотях и с головой уходил в ночные кутежи, из которых едва ли выбирался по утрам.

Со дня его возвращения прошло семь мучительно долгих лет, но он так и не изменился. Разве только лицом, которое стало еще суровее, еще выразительнее, мужественнее, почти невозможное. Шарлотте, как и прежде, было тяжело смотреть на него, почти так же трудно заговорить с ним, как в первые дни знакомства. Если случайно сталкивались на балах, они просто обменивались приветствиями, узнавали, как дела в семье, Шарлотта неизменно просила передать теплый привет Лидии, после чего он удалялся, а позже уходил с очередной женщиной, с которой намеревался провести ночь.

Иногда Шарлотта ненавидела его и женщин, с которыми он уходил. Ненавидела за ту боль, которую он причинял ей, но потом была вынуждена признать самой себе, что это глупо, ведь он ни о чем даже не подозревает, но даже если бы что-то знал, ее переживания были ее личным делом. И как она могла сердиться или злиться на него за то, что он вёл ту жизнь, к которой привык?

Абсурдно. Всё это было слишком абсурдно.

Она сама загнала себя в ловушку, из которой не могла выбраться вот уже семь лет.

Как и сейчас, когда увидела, с каким решительным видом Уильям подходит к очередной своей жертве, вдове маркиза Хартли. Молодая и симпатичная с рыжими волосами, острым носом и надутыми тонкими губами, она весь вечер не спускала с него глаз.

Сердце похолодело в груди, когда Уильям взял протянутую руку маркизы и поднес к своим до боли красивым губам.

Рука самой Шарлотты невольно сжала ножку бокала с шампанским, к которому она так и не притронулась. На нее накатил жгучий гнев, но потом, когда она увидела, как Уильям привычным движением подходит ближе к маркизе и что-то шепчет ей на ухо, Шарлотту окатило холодное разочарование.

Боже правый, что она делает? Стоит тут и сожалеет о том, что он ни разу так и не подошёл к ней самой. Ни разу не целовал руку так, как другим дамам. Ей следовало взяться за ум, образумиться и…

Шарлотта вдруг отчетливо поняла, что с нее достаточно. Она не могла больше смотреть на это. Ее не просто тошнило, у нее не было больше сил выносить всё это. Не было больше сил смотреть на него такого. Сегодня он был не менее обольстительным и притягательным, чем всегда. Приятный золотистый свет, лившийся на него сверху, путался в его блестящих каштановых волосах, беспорядком обрамлявших его красивое лицо. В темно-синем сюртуке, в серебристом жилете, с идеально подвязанным шейным платком и ухоженными бакенбардами, Уильям казался таким невероятным, что сегодня было особенно больно смотреть на него. Смотреть и сохнуть по нему до сих пор.

Она просто настоящая идиотка, раз подумала, что может со временем все изменится, и он хоть бы раз увидит, заметит ее… Так она растратила свою молодость и превратилась в иссушенную старую деву двадцати пяти лет, на которую больше никто не желал смотреть. Да и с чего смотреть на завалявшийся товар?

Вся музыка, всё веселье, которым она наслаждалась сегодня, сопровождая свою вторую младшую сестру, которую они с матерью выводили в свет, стала раздражать и выводить из себя.

Развернувшись, Шарлотта направилась к матери и сестре Пенелопе, которая стояла рядом с мужем бароном Пентоном. Они являли собой красивую пару, обвенчавшись в прошлом году, когда Пенелопе было двадцать, и теперь они уже ждали пополнения. В этом году они появились, чтобы поддержать дебют Прюденс, которая очень волновалась в свой первый сезон, а сейчас кружилась в танце с очередным кавалером. Шарлотта была нескончаемо рада за них всех, но сегодня было крайне сложно ощущать радость, когда болезненно ныло сердце.

— Я хочу вернуться домой, — сразу же завила она, взглянув на мать. — У меня разболелась голова.

Прижав пальцы к виску, Шарлотта обнаружила, что вовсе не лукавит.

Виконтесса Уитлсфорд повернулась к ней. Ее серые глаза, которые унаследовала старшая из дочерей, вспыхнули беспокойством на тонком, тронутом слегка тоненькой сеточкой морщин, лице.

— Ты уверена? Мы же приехали совсем недавно. И ты так давно не видела Пенелопу.

Шарлотта неприятно поморщилась, когда особо громкие ноты музыкантов врезались в голову резким ударом боли, прострелив даже по спине и заставив ее вздрогнуть.

— Она ведь не уезжает завтра. — У нее и дыхание перехватило, когда краем глаза Шарлотта заметила, как Уильям уводит из зала вдову маркиза, которая жеманно улыбалась ему. Господи, она, наверное, никогда не привыкнет к этому, хоть и видела эти сцены почти тысячу раз! — Я очень хочу домой, — прошептала она, с трудом скрывая отчаянные нотки в голосе, потому что силы действительно покидали ее.

Мать печально покачала головой.

— Хорошо.

Пенелопа подошла и взяла сестру за руку.

— Я была рада повидаться с тобой. Приезжай завтра ко мне на чай. Давно мы не разговаривали по душам. Особенно теперь, когда твои бывшие поклонники снова обратили на тебя свой взор.

Сейчас у нее на душе кошки скребли, но Шарлотта предпочла не упоминать об этом. И тем более не желала говорить о поклонниках, с которыми общаться было так же тяжело и невыносимо, как и прежде.

Слабо улыбнувшись, Шарлотта кивнула и высвободила руку.

— Да, конечно. Обязательно приеду. — Взглянув на мать в последний раз, она устало добавила: — Я пришлю вам карету, как только доберусь до дома.

— Выпей лекарство и ложись спать. И увидишь, как утром тебе обязательно станет лучше.

Сомнительно, — грустно подумала Шарлотта и медленно покинула бальную залу, испытывая облегчение и… боль, которая ни на мгновения не покидала ее.

Обычно говорят, что со временем человек становится мудрее и рассудительнее, но, вероятно, это не относилось к ней, потому что за все семь лет, что она знала Уильяма, Шарлотта так ничему и не научилась. Не научилась мириться с тем, как он постоянно уходит с другой, как запутывается в одном скандале за другим, как женщины вешаются на него, а он… Он просто был невозможен!

Внезапно Шарлотта рассердилась на себя. Всё! С нее было достаточно. Она потратила на несбыточные грезы семь лет своей молодости, своей жизни, а он даже не подозревал о ее существовании. О нет, он знал, кто она такая, но… Она всегда была для него лишь мисс Уинслоу, дочь виконта Уитлсфорда, подруга его сестры, с которой она некогда выходила в свет.

Сжимая руки в кулаки, Шарлотта шла по длинному коридору, убеждая себя в том, что она отныне должна выбросить его из головы. Хватит ей мучиться и растрачивать свою жизнь на то, что никогда не сбудется. Разве семи лет не было достаточно, чтобы она поняла, что поступала ужасно легкомысленно? Она должна была взять свою жизнь в собственные руки и не позволять никому, Уильяму в том числе, управлять ее мыслями и тем более чувствами. Она устал, до боли устала ждать, что в один прекрасный день…

Ничего не изменится.

Ей следовало попытаться найти человека, с которым она могла создать семью и позабыть своё глупое увлечение. Да, в первый год это было волнительно, так сладко, что она не могла спать по ночам. В первый год во всем этом было столько обещания, столько ожидания. Каждый вечер на балах и праздниках она наивно полагала, что вот сейчас он заметит ее, подойдёт. Он подходил, но к другим женщинам, ко всем, но не к ней. Сперва она списывала это просто за вежливость, мол, он не стремился смутить подругу своей сестры, но когда Шарлотта немного глубже подумала об этом, она с удивлением обнаружила, что он не подходит к ней просто потому, что… не хочет этого.