— Кажется, моего камердинера хватит удар, когда он увидит второй испорченный сюртук.
Уильям расстегнул пуговицы и, морщась, снял и бросил в сторону сюртук.
Шарлотта подошла к находившемуся рядом с высоким окном столу, где стоял кувшин с водой и полотенца. И чистые бинты. Скорее всего для перевязки его плеча.
Уильям подошел к ней сзади и вздохнул.
— Да, мне до сих пор приходится перевязывать плечо, чтобы двигаться свободнее.
Шарлотту больше не удивляло то, как он понимал ее мысли. Взяв со стола все необходимое и намочив небольшое полотенце, она обернулась к нему.
Его глаза прожигали ее насквозь так сильно, что она едва могла дышать. Но усилием воли взяла себя в руки.
— Присядь, пожалуйста. Я должна…
Он кивнул и отошел к большой кровати. Двигаясь медленно и морщась каждый раз, когда шевелил правой рукой, Уильям наспех собрал все бумаги, запихнул их под подушку и присел на мягком матрас. Лицом к ней. Солнечные лучи, лившиеся на него из противоположного окна, осветили не только блестящие каштановые волосы, которые падали на его широкий лоб.
Взгляд ее тут же задержался на слегка бледном лице Уильяма, затем на его правой руке, которая была… вся в крови.
Ее затошнило.
Шарлотта медленно подошла к нему, взглянула на руку и… покачала головой.
— Так я не смогу…
Уильям так остро ощущал ее близость, что перехватило дыхание. Особенно потому, что…
Сглотнув, он поднял руки и стал расстегивать длинный ряд пуговиц на своем жилете, затем на рубашке, а потом… резким движение стянул все это с себя через голову, окончательно взъерошив свои волосы, и бросил на пол.
Шарлотта застыла, испугавшись того, что ослепла. Но нет, беспечные лучи, падая на него косыми лучами, не позволили ей ослепнуть. Услужливо прыгая на его натянутой бледной коже, они освещали его напряженную, широкую грудь, которая… Она не могла оторвать взгляд от него и даже представить себе не могла, что под его одеждой скрывается нечто… столь невероятное и захватывающее. Никогда еще ей не доводилось видеть ничего более потрясающего, чего его грудь.
Его кожа не была тронута загаром. Бледная, но лучи солнца позолотили ее, прыгая на выпуклостях и скрываясь в темных впадинках, обозначив рельефы, которые таили его мощь и сила. Под атласной кожей скрывались бугры мышц, а поверх словно веером посередине его грудь была покрыта темным пушком волос, которые сужались на животе и тоненькой дорожкой убегало вниз, огибая впалый пупок и скрываясь под поясом панталон.
Шарлотта вдруг подумала о том, что у нее сейчас вспыхнут кончики ушей, если она еще немного дольше будет разглядывать его, или просто остановится сердце.
— Шарлотта, — прошептал он, протянув к ней руку. — Всё хорошо?
Она вздрогнула и пришла в себя. Господи, он ранен, из его раны текла кровь, а она что делает!
Судорожно вздохнув, Шарлотта кивнула и повернулась к его правому плечу, которое всё еще было плотно забинтовано.
Взору ее предстал длинный порез на внешней стороне его напряженной руки чуть выше локтя, из которой стекались несколько струек крови. Это привело ее в чувства быстрее, чем силы, с которыми она так отчаянно сражалась.
Взяв в руку смоченное полотенце, Шарлотта осторожно прижала к его ране. Уильям вздрогнул и закрыл глаза. У нее задрожала рука при мысли о том, что ему снова больно.
— Кто это сделал? — тихо спросила она, снова ощутив холодные потуги страха.
Уильям дрожал, но старался не пугать ее, сдерживая острую потребность застонать. Черт, рана не была такой уж и опасной, но весьма неприятной. Уильям позволил Шарлотте позаботиться об этом только потому, что это могло успокоить ее.
— Я не знаю.
Шарлотта вдруг поняла, что он не просто лжет. Он не хотел говорить ей правду.
— Всё это из-за нее, да? Это кто-то из ее бывших поклонников? Или родственник ее покойного мужа?
Уильям незаметно покачал головой. Черт, она была слишком умна, чтобы он что-то скрывал от нее. Это ж была Шарлотта. Пора бы ему уже привыкнуть к этому, но… было чертовски трудно соображать, когда на нем не было половины одежды, а она стояла так близко к нему.
Кроме того, по ее дрожащему голосу он понял еще одну вещь. Ей было не только важно знать правду. Она все еще считала, что его до сих пор что-то связывает с леди Хартли.
— Не волнуйся, — пробормотал он, повернув к ней голову.
Стараясь не замечать его взгляд, Шарлотта убрала полотенце, бросив его на стоявший недалеко столик, взяла бинты и, прижав небольшой лоскуток чистого полотна к неглубокой, но длинной ране, стала осторожно бинтовать ему бицепс. При этом делала все возможное, чтобы пальцы не дрожали, всякий раз соприкасаясь с теплой кожей, по которой она хотела провести всей рукой.
Ей было так важно узнать правду, что она едва не расплакалась. Потому что не только не могла выносить мысль о том, что ему могла снова угрожать опасность. Это означало, что Уильяма до сих пор что-то связывало с той женщиной, иначе на него никто бы не напал.
Боже, только ей стало казаться, что их начало связывать что-то важное, глубокое и настоящее, когда он рассказал о своем отце, а потом она нашла бумаги, свидетельствующие о том, что он не всегда праздно проводил время, но мог заняться чем-то важным, как реальность вновь обрушилась на нее, пытаясь доказать, что между ними не может быть ничего общего. Но даже тогда… Шарлотта ужасно хотела, чтобы его ничем не связывало с леди Хартли.
— Это… это очень сложно сделать… — бормотала она, завершая бинтовку. — Особенно, когда с тебя стекается кровь.
Уильям с трудом сдержал улыбку. Не только потому, что она выглядела такой расстроенной, что дрожала нижняя губа.
Он ужасно хотел поцеловать ее. И знал, что это сделает. Сейчас его не смогли бы остановить даже все его родные, если бы вздумали ввалиться в его комнату разом. Потому что это было необходимо не только ему. Он должен был поцеловать Шарлотту потому, что это было прежде всего нужно ей.
Закончив с раной, она стояла перед ним, не шевелясь, и выглядела такой расстроенной и растерянной, что у него защемило сердце.
— Шарлотта, всё хорошо, не волнуйся, — повторил Уильям, пристально глядя на нее, а потом… поднял руки и незаметно для нее стал расстегивать большие медные пуговицы на ее пелиссе. Шарлотта застыла и опустила к нему голову. Когда их глаза встретились, когда он сбросил с ее плеч пелисс на пол, обнял ее и притянул к себе, Уильям сказал ей то, что было чистой правдой. То, что она должна была услышать. И поверить в это. — У меня с ней ничего не было, Шарлотта. И никогда не было. — Он всмотрелся ей в глаза, посадил ее к себе на колено и еще тише добавил: — И никогда не будет.
Шарлотта не могла дышать, не могла пошевелиться, опустив руки на его обнаженные плечи, слегка обнаженные, потому что правую сторону скрывали бинты, два оборота бинтов.
Сегодня, проснувшись, она даже не надеялась, что день принесет ей столько важного и необходимого, но Уильям сегодня открылся ей с совершенно другой стороны. Ранимый, таивший в себя столько боли. Человек, заботящийся о своей семье, ведущий дела семьи. И тревожащийся за нее. Шарлотта смотрела в его завораживающие глаза и вдруг обнаружила, как щиплет в глазах, потому что его слова прозвучали полным смысла обещанием.
— Пожалуйста, не делай мне таких обещаний.
Он еще теснее притянул ее к себе, от чего мурашки побежали по спине, а потом развернулся и медленно опустил ее на матрас, улегшись рядом с ней.
— Но я делаю, — сказал он, опустил голову и быстро поцеловал ее в губы. Так быстро, что она едва заметила это. Так быстро, что она потеряла свое дыхание. — И тебе придётся поверить в это.
Она не могла. Млея от упоения, замерев от его близости, Шарлотта была в полнейшем ужасе. Потому что он даже понятия не имел о том, что если она поверит ему, она… погибнет.
Он знал, как это важно для нее не только потому, что это было написано у нее на лице. Уильям хотел, чтобы она верила в него. Знала, что он не предаст ее. Господи, как он мог думать о других, когда в его объятиях, в его жизни была только она?
