Меня интересовало, не знает ли кто из бомжей о судьбе моего «Белоруса», однако пока никто ничего не знал, потому что трактор был украден только что и слухи ещё не просочились в Курью. Выпили и за «валенки», и за тя – за мя.

– Ну я катапультируюсь, – крикнул Артур, призывая к тишине.

– Прояснится, – подпел умудрённо Философ Яша Князев.

– Бог велит пополам делить, – сказал Прокурор и подвинул мне бутерброд с залежалым сгорбившимся сыром. – До весны ещё далеко, Вась, а к весне найдём твой двигатель внутреннего сгорания, если ты сам не сгоришь, – и обнажил в хохоте почерневший щербатый рот. Ему было весело, а я горевал: горбатый жребий выпал мне. Без трактора я никто и ничто. Лопатой много не закалымишь, а с трактором всегда был зван. С верблюжьим безразличием жевал я чёрствые объедки. Жизнь казалась пустой и ненужной.

Людей, среди которых я оказался, уже не смущало, а только злило, что их все сторонятся, брезгуя их видом, провонявшей одеждой, немытыми сальными рожами, вороватыми ухватками.

Застрял я у Артура капитально, потому что не знал, что мне теперь делать. Выпивка была всегда. Я, раздобрившись и поняв, что теперь эта вещь мне ни к чему, притащил Артуру из дома синтезатор, и он теперь заполнял бомжарню звуками музыки, иногда пробовал петь, и пока не требовал с меня бутылочного взноса.

Я потерял счёт дням, потому что они слились в единое пьяное времяпровождение с отключениями на сон. А потом опять продолжался загул.

Однажды Прокурор принёс весть, что вероятнее всего утащил мой трактор Колька Клин, поскольку злился на меня за то, что я дёшево беру за пахоту. И ещё одно обстоятельство Прокурора наводило на такое подозрение: стоял под навесом у Кольки огромный живой бык, которого, определённо, он выменял на трактор. По стоимости, наверное, были бык и трактор равноценными. Однако это были прокурорские догадки. Было ещё одно осложняющее ситуацию обстоятельство: быка на мясо приобрёл Клин на пару с двоюродным братом – начальником райотдела милиции Семёном Семёновичем Мартемьяновым. Как идти с жалобой на Кольку Клина в милицию, если тот в родстве с самим майором Семёном Семёновичем Мартемьяновым?!

Я заглядывал в тусклое артурово зеркало, видел свою испитую мятую рожу и приходило осознание, что никуда я не пойду, хотя без трактора «Беларусь» жить мне будет лихо. И выходит, пропадай моя телега, все четыре колеса.

– Это не дом, а степь с крышей, – ругал свою хибару Артур. К утру в ней выстывало и было видно пар при дыхании. Бомжи спорили, чья очередь пилить клеть. На сей раз выпадало пилить, колоть тюльки и топить печь мне, хотя у меня был свой нетопленный дом, своя печь, но поскольку застрял я у Артура и пользовался его теплом, то пришлось взяться за тупую щербатую пилу мне.

Это был, конечно, египетский рабский труд.

Говорят, беда в одиночку не ходит. Отыскал меня в артуровом свинюшнике, когда колол я поленья, Серёга Цылёв. Он встряхнул меня с омерзением, содрал облезлую телогрейку и натянул на меня мою куртку, нахлобучил трёпаный кроличий малахай, который кто-то подсунул вместо моей нерповой шапочки. Оттащив меня подальше от загаженного крыльца, Серёга сердито сказал:

– Анатолий Семёнович умер, а ты… Послезавтра похороны. Оркестр ты ему обещал.

Надо же, директор нашего совхоза, где я инженерил, умер.

– Помянем, – сказал я с готовностью.

– Никаких «помянем», ты и так, дурило, напоминался. Трактор потерял. Ищи оркестр. Обещал ведь ты с оркестром его проводить.

Когда умру, наверное, вспомнят, что прошёл я огонь, воду, но до медных труб не добрался. На гитаре играл, до барабана дотянулся, когда в духовом оркестре числился ударником.

Серёга понимал, что я утратил волю и решимость и что мне одному ничего не сделать, потащил меня в мой дом, затопил печь, а потом, усадив в кресло, приказал:

– Вспоминай, кто на чём играет?

Я тупо рылся в памяти:

– Федя Рякин – труба, Дима Зеленцов – кларнет, я – барабан.

Без Серёги мне бы, конечно, ничего не сделать, а он и оркестрантов помог вспомнить и пошёл со мной в бывший ДК, названный каким-то центром, где удалось найти барабан, трубу и кларнет. Долго обзванивали парней, давно забывших о своём увлечении молодых лет. Конечно, всех спас баянист Лёня Зворыгин, преподававший баян в детской музыкальной школе. Духовики отнекивались. Забыли-де, как играют, но я, уже придя в себя, вовсю жал на их совесть.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.