Литмир - Электронная Библиотека
A
A

– Я провожу тебя, ты, наверное, устал. Да и явно не рад находиться здесь.

Спускались мы в полном молчании, и молчание угнетало. Охотник в полушаге позади напрягал. Пусть он и не убил меня дважды, но все же мы не были друзьями. Врагами тоже, скорее всего – сейчас вообще привычные границы стерлись, и ориентиров не стало. Общая беда, и бывшие недруги стараются уживаться в одном доме. Забыть о вражде, смириться с разностью восприятий.

Не получится. Разве что на время, но что будет потом, если Хаука действительно не станет? Когда уйдет объединившая нас угроза, не станут ли союзники вновь врагами?

– Богдан!

Сигнар застыл у основания лестницы, а позади него – два охотника, имена которых я так и не запомнила. Слишком много людей в доме, и лица порой сливались в одно непримечательное лицо. Плохо. И далеко от гостеприимства, но я устала, и не было никакого желания знакомиться со всеми.

На лице Сигнара нарисовался настоящий испуг, и это веселило. Он боялся за меня, а ведь раньше наверняка убил бы, даже имени не спросил. И считал бы себя правым.

– Отойди от девушки.

Угрозы в голосе не было, и слова вышли надтреснутыми, неубедительными.

– Ты так трясешься, Сигнар, – промурлыкал Богдан и приобнял меня за плечи. Неслыханная наглость, и я попыталась руку его сбросить. Не вышло – он прижался еще сильнее, а большой палец погладил тонкий шелк блузы, будто успокаивая и предлагая принять правила игры. Только вот я устала от игр. – Боишься за нее? Не стоит. Она, хоть и зверушка, но верна своим. А вот ты… Знаешь, как Альрик поступал с предателями?

– Нас много, а ты один. И если что… тебе не выйти живым.

– Я рискну. – Он посмотрел на меня, как тогда, в снегу. И до этого. Такие взгляды у нас всегда приводили не к тому. Вряд ли стоит целоваться тут, на лестнице, когда Эрик в доме и… вообще. В груди стало тепло, жарко даже, и клубок холодных змей исчез. Тупая боль в затылке сменилась шумом в ушах.

И если бы Богдан не был бы охотником, я бы предположила, что это – гипноз.

– Богдан шутит.

Звонкий голосок, уверенная походка, лучезарная улыбка, и рука Богдана соскальзывает с моего плеча.

– Ника!

Он преодолевает остаток лестницы почти бегом и заключает ее в объятия. Поднимает над полом и кружит, а Ника хохочет, не стесняясь ни хмурого Сигнара, ни растерянной меня.

А ведь я должна была уже привыкнуть, что являюсь лишь заменой. Для Влада, для охотника – неважно. Вроде не уродина, а все равно чувствую себя такой.

Ника была… интересной. Резковатой, пожалуй, но искренней. И удивительно смелой для ясновидицы. Она дралась за любовь до последнего, не то, что я. И победила. Кто бы мог подумать, что из союза ясновидицы и хищного может выйти нечто настоящее. У них с Глебом вышло. Возможно, однажды, после войны, у них родится маленький сольвейг…

– Как ты? – Она рассматривала Богдана слишком тщательно и, пожалуй, чересчур фамильярно. – Как Ангелина Петровна?

– Она… – Богдан замялся и посмотрел сначала на меня, потом на Сигнара, все еще напряженного и готового броситься меня защищать. Охотник! Меня! Этот мир определенно катится в бездну. – После Люды она не смогла…

– Мне жаль, – прошептала Ника. Затем склонила его голову к себе и что-то яростно зашептала на ухо.

– Нет! – отпрянул Богдан и ее оттолкнул. Мазнул по мне взглядом – неприязненным, злым, и стало отчего-то грустно и больно. Будто он смотрел на меня, а видел пустое место. – Я не такой, как ты.

– Ты и сам не знаешь, какой ты, – улыбнулась Ника, ничуть не обидевшись на его порыв. – И будущее видеть больше не можешь.

– Ты всегда была сильной. Одной из сильнейших, Ника. Что произошло? Почему ты здесь? Прогибаешься… под них.

Последнюю фразу он выплюнул со злостью.

– Я не прогибаюсь ни под кого. Я верю в них. В него. А границы… их больше нет. Помнишь Марка?

– Не начинай…

– Отчего же? Марк был правой рукой Мишеля. Он продавал меня тем, кого ты называешь животными. Продавал каждую чертову ночь, именно потому что я была сильнейшей. И умела восстанавливаться для… следующего клиента. Думаешь, Мишель был не в курсе?

– Мишель не знал.

– Знал. И именно потому Альрик казнил его. А Глеб заступился, не испугался суда. Его мучили там – за меня. А ведь он всего лишь не хотел, чтобы мой кен оставался товаром.

– Теперь ты отдаешь добровольно. Зверю.

– Потому что хочу. Потому что это нужно ему, чтобы выжить, а я хочу, чтобы он жил.

– Может, твой… друг и такой, но остальные… Что ты скажешь о том, кто выпил Люду? Его тоже следовало пощадить? – Он вдруг вспомнил обо мне, повернулся, пылая праведным гневом. В глазах его больше не было интереса, только ненависть, и я снова отругала себя за нелепые мысли. Глупо не верить в границы: пусть они и размылись, затерлись, но прочерчены они кровью. Мы никогда не будем смотреть на вещи одинаково. Он потерял сестру, я – половину племени. Но слезы вновь наворачиваются на глаза, когда он вот так смотрит. – Ты не ответила. Так скольких выпила ты?

– Уходи! – выдыхаю я зло и отворачиваюсь.

Он не увидит моих слез. Никогда.

Глава 9. План

Роберт злился.

Нет, внешне он был спокоен, вежлив и даже улыбался, но я знала его слишком хорошо, чтобы не заметить. Он теребил указательный палец правой руки и почесывал нос, кончик которого характерно краснел. Жрец стал рассеянным, отвечал иногда невпопад и даже выпил чай с сахаром, хотя несколько лет назад отказался от него в пользу здоровья.

Лара не выходила из комнаты второй день, а Роберт в комнату эту не спешил и по вечерам подолгу засиживался в кабинете за книгой. Сегодня тоже пришел и на несколько секунд задержался на пороге, точно решая, стоит ли входить.

Конечно, ведь в кабинете была я.

– Работаешь? – Преодолев вполне естественный порыв убраться подальше, он все же вошел. И дверь за собой прикрыл, на мгновение задержав пальцы на ручке.

– Заканчиваю, – ответила я и уронила карандаш.

Трудный вечер, хитросплетения слов в договоре и полный раздрай в мыслях. Пожалуй, стоило дать документу отлежаться, а себе отдохнуть, но мне хотелось поддержать Эрика и взять немного его обязанностей на себя. Сейчас, когда они с Полиной нашли общий язык, я старалась помочь сохранить хрупкий, но такой необходимый нам всем мир.

В тот вечер они долго говорили за закрытой дверью ее спальни, а Алиса расхаживала по дому разъяренной фурией. И лишь после полуночи поднялась наверх, хлопнула дверью своей комнаты, и всем стало понятно, что ее план провалился.

Тогда Эрик испугался, а когда мы боимся кого-то потерять – по-настоящему, навсегда – многие обиды кажутся несущественными, глупыми. А гордость – ненужной. Что может дать гордость, кроме одиночества? Быть правым или быть счастливым – извечная дилемма, но Эрик, похоже, для себя ее решил.

Длинные пальцы Роберта бегали по корешкам книг в шкафу, будто паучьи лапки. Цепкие, они вытаскивали книги наполовину, а затем задвигали обратно и продолжали поиски. Не думаю, что он пришел сюда почитать. Скорее, просто захотелось побыть одному, а тут я.

Уступать и уходить я не собиралась. В конце концов, кабинет – единственная комната в доме, где можно посидеть в тишине.

– Не спится? – невинно поинтересовалась я и уткнулась в документы, сделав вид, что полностью поглощена работой. Если повезет, избавлюсь от Роба и закончу составлять иск сегодня. Главное – побольше болтать, как показывал опыт, Роберт не выносил моей болтовни.

К несчастью, сегодня он и сам был настроен поговорить. И от книжного шкафа отвернулся, будто только и ждал, когда я нарушу тягостное молчание.

– Это ненормально, тебе не кажется?

Пытливый взгляд ползал по коже, как надоедливое насекомое, рождая желание его смахнуть. Благо, я научилась выдерживать взгляды и похуже.

– Что именно?

– Эрик и… – Он запнулся, будто следующее слово перекрыло гортань.

– Полина, – помогла я. – Нет, не кажется. Они взрослые люди, и только им решать, ссориться или мириться.

25
{"b":"711833","o":1}