– Десять километров пешком. Если повезет, то поймаем развозку на ферму. Она рано доярок собирает.

– А маскировка?

– Замаскируемся как-нибудь.

– А велосипед?

– Его оставлю, все равно старый. – Дед притопил велик в лесной канаве.

Нам повезло. Через полчаса остановился дребезжащий автобус. По пути подсаживались доярки. Дед толкнул меня:

– Смотри.

Я увидела, что женщины смотрят в окна слева, водитель тоже высунулся из окна. Я посмотрела вверх. В ярком синем небе висело огромное облачное кольцо. Будто из гигантской сигареты выпустили, и оно застыло. Небо внутри кольца виделось чуть бледней. А по нему самому пробегали редкие желтые всполохи. «Испытания проводят» – говорили бабы между собой, – «Это с полигона». «Нет, до полигона далеко. Это над карьерами. Пожар, может?»

Через десять минут всполохи в кольце прекратились. Ветер стал сминать его. За пять минут все исчезло. Дед наклонился ко мне:

– Маша, теперь слушай и запоминай. Как я скажу, погружаешься в себя, ни на кого не смотришь, представляешь себя фуфайкой или ветошью.

– Какой еще ветошью?

– Промасленной. Какой водители руки обтирают. Доедем до Шольши, вылезем. Пешком через поле пойдешь. Кого по пути встретишь, присядь на корточки и так думай. Раньше бы тебя поучить, да у нас все так – в последний момент.

Нас обогнал милицейский УАЗик, за ним ехала серая «буханка». Зайдя вперед, они встали посреди дороги. Из УАЗика вышли два милиционера. Наш автобус остановился. Милиционеры что-то объясняли водителю, потом крикнули в салон: «Все в порядке, просто осмотр транспортного средства, так положено». Из «буханки» выскочили и шустро двинулись к автобусу трое невзрачных человек в спецовке.

– Вот теперь давай, внучка, – дед обнял меня и начал что-то шептать.

Я погрузилась в серую отрешенность. Я никто. Даже не фуфайка и не ветошь. Меня нет, и не было.

Трое резво заскочили в автобус: «Осмотр специалистов. Плановая проверка» – прохрипел первый их них. Я смотрю вниз. Ничего нет. Даже тепло дедовой руки не со мной. Шаги по салону до последних сидений. Обратно. У нас не задержались. Последний идет на выход: – «Водитель, ветошь с сидений убрать. Пожарная безопасность не соблюдается». Дверь хлопнула. Слышу бурчание водителя: «Какая ветошь? Лишь бы докопаться. Придумали в такую рань». Автобус тронулся.

У поворота дед попросил водителя остановиться. Мы вышли. Дорога пуста.

– В течение часа тебе надо дойти до домой. Я тебя провожу.

Мы резво прошли, обходя лужи, до домов. Дед остановился. Из кармана извлек сверток:

– Иди-ка сюда. Вот это оденешь сейчас и пойдешь. Только никому в глаза не смотри. Дома снимешь и спрячь. Потом отдашь. – Он надел мне на шею плоский кожаный мешочек, зашитый наглухо, на черном шнурке.

Я повернулась и пошла. Народ выгонял коз и коров. На меня никто не обращал внимания. Около семи часов я постучала в свою квартиру. За дверью раздался топот босых ног. Щелчок замка, и я дома. Катя обняла меня и расплакалась.

– Все-все, Катенок. Я пришла. Все хорошо.

– Я всю ночь не спала. Вдруг что случилось.

– Ничего не случилось. Я сделала свои дела и теперь дома. Только помни, о чем мы договорились. Я спала с тобой рядом всю ночь.

– А что у тебя за медальон? Или что это?

– Поносить дали, – я сняла мешочек и убрала в свою шкатулку.

– Как все загадочно. Что, даже не расскажешь?

– Расскажу, конечно. Но не прямо сейчас. Давай чего-нибудь поедим. А то есть так хочется.

Мы зажарили яичницу. Нажарили хлебцов с пошехонским сыром, который недавно завезли в «ГУМ». Постучала бабуля:

– Все ли у вас в порядке? Для отчетности матери надо, думаю, глянуть.

– Все хорошо. Вот, проснулись, завтракаем.

– А я с лестницы чую, едой пахнет. Не стали сегодня спать до десяти?

– Так завтра экзамен, какое тут спать. Учить будем.

– Ну, учите. Деду будешь звонить? А то вчера переполошила.

– Сейчас позвоню. А то неудобно.

Дед трубку взял быстро:

– Какие банки? А, эти. Сиди дома пока. Не нужны они мне. Можешь совсем себе оставить под варенье. Я тоже никуда не пойду. Отдохну. Старый стал.

Максим Иванович стоял на коленях.

– Это промашка непростительная, – тихо, сипящим голосом говорил горбатый мужчина. Его лицо с кожей щек не выражало эмоций, – что предприняли?

– Работают все. Агентура поставлена на уши. По всей вероятности, это приезжие. Двое. Мужчина и женщина. Определенных примет нет. Все рассказывают разное.

– Толку от вашей работы. Объект на ближайшее время мы потеряли. И даже не знаем, как. Если это приезжие, то они уже уехали.

– Что со мной будет?

– Большие права, большой и спрос. Но это решаю не я. Мы спрашивали в Властителя. Ответа нет. Возможно, есть время на исправление. Ваше личное. Ситуацию не изменишь. Есть информация, что надо найти девочку. Примет нет. К вам приедет Мастер Ока. Встань.

Максим Иванович поднялся. Сейчас не расстреливают и в лагеря на двадцать пять лет не сошлют, но много других способов. Инсульт, инфаркт – успехи у лабораторий большие.

– Из Москвы? – он приободрился.

– Да. Сейчас консультирует столичное КГБ. Скоро закончит.

– Что делать с девочкой?

– Однозначно в ритуал. А потом горячая акция.

– А если не та?

– Тогда это будет еще один промах.

– Я могу знать про нее?

– Информация не точна. Девочка обладает даром влиять на ход политики. Скрытый Мастер, только не понятно, какой. Ее ищут коллеги. Мы помогаем. Их Мастер Ока определил, что она в нашей области. В ее географическом центре. А центр, это там, где у вас происходит бардак. Причем, обнаружить ее можно, только пока она там. Уедет, и канал закрыт. А она сейчас там. Возможно, это твой шанс.

Экзамен оказался несложным. Да еще и классная прошла, посмотрела, все ли в порядке. Через день будет другой. Мама приехала довольная. Сразу дают двушку. Бывшая коммуналка из двух комнат. Правда, в каком-то Дядькове. Дом старый. И прописку на полгода временную можно оформить. Зарплата, если взять две ставки, сто шестьдесят будет. А можно и три, в расчете на меня.

– Что делать? Все? Едем?

– Мама, ну, конечно, едем. План такой. Сейчас обоснуемся, где получается. Я иду на учебу, ты на работу. И сразу же восстанавливайся, год терять нечего. С голоду не помрем. Меня можно оставить на Варегове прописанной. А в городе оформляем временную. Потом ты, чтоб квартира не ушла, делаешь постоянную.

– А так можно?

– На месте выясним.

– А когда мне устраиваться?

– Да прямо сейчас начинай. Отпуск гуляешь и туда выходишь.

– Ладно.

– Чего, мам, не договариваешь?

– Там про тебя такие слухи ходят. Что самых безнадежных поднимаешь, чуть ли не мертвых воскрешаешь. Только жутко засекречена, потому что власти лечить людей не дают. Ищут с тобой встречи многие. Но ты же не велела говорить.

– Пока не время. В себя только прихожу. Но если найдут, не откажу. Сама же знаешь.

Экзамены мы сдали. Я получила все четверки. Катя – две пятерки и две четверки. Аттестаты нам вручали в клубе. Для такого дела мама мне перешила свое платье. Белое, летнее. Открытые руки мне не очень нравились, но оно отлично облегало фигуру. А облегать есть чего. Попа подобралась в два орешка. Груди, права оказалась бабуля, не доросли до второго размера. Мне и такие хороши. Зато талия подтянута. С туфлями оказалась проблема. Мои уже все малы. И мамины почти все. Взяла белые летние босоножки. С прической не выдумывала, заплела косу

В клубе к нам с Катей подошла Наталья, комсорг. Поинтересовалась, когда мы собираемся вступать в комсомол, потому что наше пребывание в пионерах давно закончилось. Мы отговорились неопределенностью дальнейшей жизни. Подошел Миша:

– Какая ты сегодня нарядная.

– Спасибо, сам тоже красавец, – он был во взрослом костюме и галстуке, – ты тут чего делаешь?