– Не хочешь по плохому, по хорошему будет хуже, – успокоил молдаванина Штелле.

– Вы кто, сявки? – чуть остыл Бяца.

В это время в комнате народу добавилось. Пришёл разделавшийся с оппонентом бывший милиционер.

– Мы ДНД.

– Где Макаревич? – задал не терпящий отлагательства вопрос Тишков.

– Пошёл в ж…, – акцент был и не слабый, но понять, что им тут не рады можно было. Да, даже без труда.

– Пётр Миронович, вы закройте дверь и обыщите всю квартиру, а мы с невежливым товарищем поболтаем, – предложил Кошкин, подходя к столу с боку.

– Только учтите, что это хрущёвка и здесь отличная слышимость, – предупредил бугаёв Пётр и вышел из комнаты.

Дверь закрывалась аж на три замка. Она стоически перенесла удар, а вот верхние петли схлыздили. Шурупы почти полностью выдраны. Пётр попытался восстановить крепление, но смерился с бесперспективностью этой затеи и закрыл дверь, навалившись на неё всем весом. Почти удалось, дверь закрылась, но ни один замок не желал закрываться. Была ещё и цепочка. Вот на неё и пришлось закрыть непослушную дверь. Оглядев дело рук своих и ног вадимовых, Штелле вздохнул от понимания некачественно выполненной работы и пошёл обследовать квартиру. В это время в покинутой им комнате, что‑то сгрохотало. Потом там рычали и крякали. Но не долго. Вскоре кряканье стихло и послышался шум отодвигаемой мебели, а затем, звук перекатывания чего‑то. Не выдержал, заглянул. Бугаи засунули в рот молдаванина часть маленькой диванной подушечки, и теперь заворачивали его в лежащий на полу ковёр. Наверное, насмотрелись "Приключений Шурика" и теперь будут вырезать в ковре дырку, чтобы добраться до пятой точки. Ну, пусть поразвлекаются.

Пропажа нашлась в ванной. Ну, как в ванной, хрущёвка ведь. Санузел совмещённый. Но именно в ванной лежал связанный по рукам и ногам Марк Янович. Лежал с выпученными глазами и этими глазами под мычание старался привлечь внимание к кляпу. Пётр первым делом это полотенце и вытащил.

– Пить! – прохрипел литовский еврей.

– Сейчас, потерпи, – Штелле сходил на кухню. Всё в кровище, и на полу навзничь лежит мужичонка, и из порванного горла пузырятся кровавые пузыри. Вот как‑то некрасиво: "Пузыри пузырятся". И само‑то действо не верх эстетичности, а при такой тавтологии и подавно. Ладно, пусть пузыри надуваются и лопаются. Гораздо ведь симпатичнее. Только Петра вывернуло. Не эстет. Картина привлекательнее не стала. Теперь пузырились вперемежку кровь и рвота. Вывернуло ещё раз. Пришлось сначала в себя воду заливать, потом судорожно разыскивать в ящике стола нож. Не нашёлся, тогда ещё воды. Ага, вот на столе лежит с присохшей яичницей. Опять вывернуло. Снова за водой к крану. Всё же взял нож и вымыл. Отпечатков везде уйму наоставлял. Наконец, всё‑таки налил в стакан воды и прошёл в ванну.

Макаревич тихо постанывал. Выдул воду, захлёбываясь, но стонать не перестал. Пётр налил прямо тут в ванной ещё один стакан. Опять выхлебал, болезный. Потом началась процедура извлечения из чугунного саркофага неостывшего тела и перерезание пут. Надо будет потом этим ножом попилить гражданина Бяца. Тупой, как…. Одним словом – тупой.

– Положи в карман, будет, что в старости внукам рассказывать и показывать, – попытался приободрить Яновича Пётр.

Председатель колхоза "Крылья Родины" кривовато усмехнулся и на самом деле сунул нож в карман.

– Посиди здесь. Вот стакан, ещё попей. На кухню не ходи, – Штелле решил проведать бугаев.

Теперь, когда основная часть плана по освобождению заложника была выполнена, оставалось ещё два вопросика к молдавскому воровайке: "Где картины?", и "Где казна?". Раз туеву кучу добра изъяли из дома Потапа, то у масквича, тоже, небось, чего припрятано. Прошёл по замысловатому коридору в выделенную комнату. Оказалось, что он не самый умный.

Хозяин апартаментов лежал на животе без ковра, но связанный, с мизерекордией в одном интимном месте и рассказывал про захоронку в кухне под газовой плитой. Ну, как рассказывал? А живенько рассказывал, ещё бы не выл и просто песня.

– Пётр Миронович, – обернулся к нему Кошкин, – картины ваши под диваном в большой комнате, там же и захоронка одна. Нужно диван отодвинуть, и там две доски не прибиты. Там оружие и золото. Сейчас вот рассказал, что под газовой плитой в кухне ещё одна доска не прибита, там деньги. Может, и у вас есть вопросы?

– Да, как не быть, помнишь же список. Где облигации, где ордена, где дорогие книги и картины, иконы. И обязательно спросите адрес Фаины Рукшиной – Дейч. И вообще про неё поспрашивайте. Раз он её шантажирует, может, есть документы? Ладно, пойду мебель переставлять.

Диван был тяжёл. Пришлось звать на помощь пострадавшего. Вдвоём и то еле сдвинули.

– Что хоть за картины? Стоило оно того? – отвлекая Марка Яновича от "плохих" мыслей, поинтересовался Штелле, поднимая завёрнутые в мешковину картины.

– Ещё как стоило, – и, правда, оживился Макаревич, в девичестве Петуш.

– Рассказывайте, – передал ему свёрток Пётр, а сам принялся за доски.

– "Ранний снег" и "Старая мельница" – картины художника Василия Поленова. Оригиналы. По "Раннему снегу" чуть хуже, просто сам Поленов сделал несколько копий, но всё равно это сам Поленов и цена всех картин примерно одинакова. Поменял на ваши иконы у известного коллекционера Григория Белякова. Интересный человек. Живёт в обычной пятиэтажке. Оббитая дерматином дверь. Это была двухкомнатная квартира, стены которой снизу доверху были увешаны картинами. Они висели даже на мебели: чтобы достать чашку из шкафа, надо было снять с дверцы картину. Сотни и сотни картин. Всё вопрос меня мучает. Если бандиты знают об этой сокровищнице, то почему его до сих пор не обокрали. Жив вообще почему? А государство? Откуда у него всё это. Там ведь миллионы рублей, а если продать за границу, то миллионы и миллионы долларов.

– Значит, оказывает услуги и этим и тем. Вот и неприкасаем. Марк Янович, а можно ваш заветный ножичек на секунду, доску подковырнуть.

Поддели вдвоём, убрали доски.

– Ёперный театр. Ну, ни фига себе, тайничок. Марк Янович, позовите Петра Фёдоровича на минутку. Вопрос есть.

– Охренеть. СВД с прицелом ПСО‑1. У нас была в части такая, на 650 метров по ростовой фигуре попаду, – присвистнул появившийся майор.

– А про это что скажешь? – Пётр достал два пистолета. Огромные.

– История! "Парабеллум" Р.17, с барабанным магазином ёмкостью 32 патрона. Ещё штурмовым называли. Второй не знаю, ага вот надпись. "Глизенти" 9‑мм. Итальянский. Не встречал, но по виду вещь убойная.

– Будем забирать? – как винтовку‑то тащить.

– Обязательно. Раз нашли, значит, наше.

– Будем думать, винтовка вещь не маленькая, в карман не положишь. Есть новости от нашего молдавского друга?

– По схронам не много. На антресолях чемодан с иконами и библиями, и в шкафу под простынями папка с облигациями. Зато сейчас колется про участие в Armata Neagră. Это "Чёрная армия", бандеровцы молдавские. Их в начале пятидесятых почти всех выловили, часть расстреляли. Часть сидит, некоторые под амнистию попали. Клянётся выдать троих, которых не нашли, если живым оставим. Конечно, пообещали. Гоям и Гайдзинам можно обещать всё и не выполнять ничего.

– Да, ты подкован, Пётр Фёдорович!

– Чем ещё в тюрьме заниматься. Книжки читал.

Золота было не много. Шкатулка и то, что не влезло, в мешочке рядом. Полкило в мешочке, в основном кольца и прочая женская ювелирка, всё из обычного магазина. А вот шкатулочка примечательная. Хотя бы потому, что при своих не меленьких размерах 30*40*25 была искусно вырезана из малахита. Красиво. Червлёным серебром окантовка и ручка из него же. Старинная и дорогая вещь. Открыл. Вот здесь другие драгоценности, явно старинные. Некрасивые, по сравнению с современными украшениями, но зато прямо ощущается время, история.

– Марк Янович, это по вашей части, посмотрите, нет ли чего интересного.