– Куда это мы так рано? Без провожатых.

Открывая щеколду калитки, она вся сжалась от напряжения.

– Куда, куда. Домой! А провожатых мне не надо. Здесь недалеко, сама дойду.

Непослушная щеколда поддалась, и девушка выскочила на пустынную ночную улицу. Быстро зашагала в сторону дома. Решила идти через огороды.

Закрякали разбуженные утки. В свежем осеннем воздухе из раскрытых дверей сеновала доносился стойкий приятный запах разнотравья.

Она поздно увидела мелькнувшую за спиной тень. Схватка была ожесточенной, но короткой. Пьяный Сизов силой взял то, чего она никогда бы не отдала ему по доброй воле. Он взял ее честь.

Наутро первым желанием было повеситься. Все тело болезненно ныло. Под глазом сиял синяк. Она специально поздно, дождавшись, когда родители уйдут на работу, поднялась с постели. Затерла косметикой синяк. Насколько могла, привела себя в порядок и… не пошла в милицию.

Огласки побоялась. А через людей узнает и он – любимый, Николай. Нет! Такого ей не пережить! И она решила смолчать, авось обойдется.

Но надежда на «авось» не оправдалась. Через некоторое время она с ужасом поняла, что беременна! Снова мелькнула мысль повеситься. В последний момент все-таки струсила, не смогла. О чем жалела и теперь. А Витька после той злопамятной ночи извинялся, клялся в любви, настойчиво искал встреч. Частенько стал приезжать в общежитие ПТУ.

Шило, как говорится, в мешке не утаишь. От подружек Сизов узнал о том, что она беременна. Он умолял ее не делать аборт и выйти за него замуж.

К тому времени девушка, чувствуя вину, все реже стала отвечать на письма любимого. Простит ли он ее? Поверит ли? Захочет ли любить такой, какая есть? Какой… стала не по своей воле?

И она снова смалодушничала. Конечно, теперь, после прожитых лет эта изможденная безрадостным существованием, закаленная всеми ветрами женщина понимала, что можно было сделать все иначе. Но только теперь, а не тогда она это поняла.

А тогда ее терзали горькие раздумья. И положение заставляло решать все немедленно. И она согласилась выйти замуж за Сизова.

Тот был несказанно рад от счастья. И поначалу даже не в меру ласков и обходителен с молодой женой. Она же больше отмалчивалась. Старалась тихо и незаметно выполнять супружеские обязанности.

За год до этого умерла Витькина бабушка, оставив единственному внуку в наследство дом. В нем теперь и жили молодожены, ожидая скорого прибавления в семье.

Людмила Прокофьевна, Витькина мать, всегда спокойная, с морщинистым лицом и обветренными губами настоящая женщина-степнячка, очень часто навещала их. Радовалась тому, что невестка попалась трудолюбивая и чистоплотная. Сын-то всегда в наглаженном! Еды настряпано! В комнатах чистота! Казалось, что для матери, одной воспитывавшей сына, лучшего и желать не надо. Только видела она, чувствовала, что что-то не так в отношениях молодых.

А судьба, видимо, не удовольствовалась тем, что в молодости отняла у нее мужа (умер от инфаркта). К старости бедная женщина потеряла и сына.

А случилось вот что. Виктор, вернувшись из армии, частенько любил выпить. «Не напиться чтобы, а дабы не отвыкнуть!» – любил он говаривать.

Женитьба, хлопоты по дому, ожидание первенца слегка ослабили его неуемную тягу к спиртному. Он вовремя глушил колхозный трактор и торопился с работы домой. Возился по хозяйству. И только иногда позволял себе граммов ото пятьдесят за ужином.

Беда пришла позже, когда молодая жена после тяжело протекавшей беременности наконец разрешилась… девочкой!

Витьку, мечтавшего о сыне, будто подменили. Он даже не поехал в роддом на выписку. Она добиралась из райцентра одна, с ребенком на попутных машинах. Благо на улице было тепло.

Дома ждал полнейший беспорядок. Горы немытой посуды на кухне и тошнотворный запах водочного перегара вперемешку с табачным дымом. И она с ходу принялась за уборку, несмотря на собственное еще слабое после родов здоровье.

Виктор появился лишь к вечеру. На небритом скуластом лице улыбка. Набравшись смелости, она спросила:

– Как назовем дочку?

А он даже не подошел, не глянул, кого произвел на свет. Только в сердцах махнул рукой:

– Как хочешь, так и называй своего выродка!

Она только молча заплакала. Решила, что будет Мариной.

Чуть позже пришла свекровь. Первое время она сильно помогала. Приходили и родители. Как всегда, выпивши. Погалдели и ушли восвояси. И покатились серые, полные безысходности дни.

Виктор продолжал пьянствовать. В один из ненастных вечеров он снова грубо ее изнасиловал. После до полусмерти избил. Ей казалось, что ему доставляет удовольствие издеваться. При этом он только приговаривал:

– Ты моя законная жена! Что хочу, то и делаю!

Она только молча плакала.

Прошел год. Тогда ей казалось, что минуло никак не меньше десятилетия. Настолько чудовищной была ее молодая, еще только начинающаяся жизнь. «Насколько же меня хватит?» – все чаще задумывалась она. И с ужасом понимала, что ненадолго.

Побои и оскорбления продолжались. Кто знает, чем бы все закончилось, если бы не… Впрочем, все по порядку.

По своему уровню жизнь в Глазовке, как и в большинстве российских деревень, была далека от идеала. Это итальянцы и немцы, турки и китайцы по уграм жарят яичницу на русском газе. А сами русские раздувают допотопные печки, глотают тоннами пыль и сажу, лишь бы не замерзнуть лютой зимой. А еще русские сжигают в печках «легкие планеты» – собственные леса. И глазовские крестьяне не исключение. Каждую осень собирались они и коллективно отправлялись в лес по дрова.

Третий день подряд Виктор Сизов вместе со всеми ездил на своем стареньком ДТ-75 на заготовки.

То утро было четвертым. В предыдущие дни возвращался он поздно вечером, как всегда, пьян. Самое время подкалымить!

Жена молча собирала ему сумки с харчами и принималась за домашние хлопоты, даже не замечая, когда муж покидает дом. Честно говоря, ей это было безразлично. Она уже давно мечтала о разводе. Однажды даже заикнулась. Тогда Витька избил ее. Запинаясь от злости, орал: «Я тебе покажу развод, сучка! Еще раз пикнешь – убью! Чтоб никому не досталась…».

И она знала, чувствовала, что он способен на все. Сколько унижений!

«Господи! Что же будет, когда подрастет и станет все понимать ребенок? Сколько стыда!» – затравленно думала она. Внутри что-то изменилось.

Она даже одеваться стала во все темное. Под стать посещавшим ее мыслям. От жизнерадостной красавицы с золотыми волосами осталась лишь унылая серая тень. А было ей всего двадцать лет!

Наверное, поэтому, когда вечером друзья мужа сообщили о том, что того придавило деревом, она не плакала. Даже нисколечко не расстроилась. Когда ушли мужики, еще долго сидела на крылечке, о чем-то думала. Очнулась только от плача ребенка. Быстро метнулась в комнату. На ходу перекрестилась: «Господи! Грех-то какой! Нельзя такого желать, а то Господь накажет!» Уже несколько месяцев она изучала Евангелие. Потеряв надежду и веру в людей, пыталась найти поддержки и совета в мудрой книге.

Витька скончался по дороге в больницу.

Хоронили через день на местном кладбище. Людей пришло мало. Никто не любил скрытного, злобного алкаша Сизова. Плакала только мать.

А она, одетая во все черное, стояла молча. В голову почему-то лезло только плохое. А хорошего-то и не было! Понимала, что нужно заплакать, но не могла. Только лишний раз перекрестилась. А когда настала минута последнего прощания, еле-еле усилием воли нагнулась и едва коснулась губами венчика. Хотелось отвернуться и сплюнуть! «Господи, прости Господи!» Все кончено. Она – вдова.

После похорон свекровь несколько месяцев ночевала у них. Уходя, сказала, что жить с внучкой они могут спокойно. Никто выгонять не собирается. Вообще, Людмила Прокофьевна была редкой доброты человеком, не чаяла души в невестке и, само собой, во внучке. Она никогда не оставляла их в трудную минуту. А в деревне жить одной без мужа это тяжелейшее испытание.