Николай, молча наблюдавший за всем этим безобразием, не вытерпел. Он подошел уверенным шагом.

– Отпусти сейчас же, а то пожалеешь.

Хулиганы опешили от такой наглости. Оставив женщин, все четверо стали медленно окружать Цыганкова. Он слышал, как дзинькнула об асфальт разбитая бутылка. Острие горлышка тускло заблестело в руке одного из нападавших. Слышал, как где-то рядом, за спиной, щелкнула пружина выкидного ножа.

– Шли бы вы по домам, мужики. – Он сам едва угадал свой негромкий, грудной голос, каждое слово которого зазвучало откуда-то из глубины души четко и твердо, как всегда, в минуты смертельной опасности. Это выработалось у него давным-давно, когда в Рязанском воздушно-десантном постигал Николай суровую науку выживания. Позже наука эта оттачивалась и закалялась в спецотряде быстрого реагирования. Каждый день выезды, погони, задержание «особо опасных», борьба с наркобизнесом. Да, было времечко, чтобы не раз проверить и применить теоретические знания. И Цыганков ни разу не ошибся!

Хулиганы и не предполагали, с кем имеют дело. Плотнее сжимали они кольцо вокруг бросившего им вызов мужчины.

В драках Николай никогда не кричал, как кричат бойцы в видеофильмах. Он просто с точностью выполнял то, чему его когда-то учили. Глубокий вздох, секундная концентрация энергии, и на выдохе короткий точный удар в челюсть, горло, в область печени или в какую-либо еще жизненно важную точку тела.

Так произошло и теперь. Через несколько мгновений все было кончено. Хулиганы в неестественных позах валялись на асфальте. Трое из них даже не шевелились. И только тот, который пытался ударить Цыганкова ножом, корчился и подвывал от боли, держа на весу сломанную руку.

Движением плеч Николай поправил куртку, отряхнулся и подошел к поверженному врагу.

– Никогда не забывай о том, что ты человек. А рука… пусть это будет тебе маленьким уроком. Нож – оружие. А нормальные люди применяют оружие только для самозащиты. Ты ошибся, парень. – С последними словами, полностью успокоившись и удостоверившись, что хулиганы надолго запомнят преподанный им урок, Цыганков уверенным шагом направился к вовремя остановившейся электричке. Через мгновение он уже вскочил на подножку вагона…

Владимир Тимофеевич Ермаков, в определенных кругах Ермак, с утра пребывал не в духе. Последнее время жизнь перестала его радовать.

Вот и сегодня этот козел-шеф набросился на них с Петькой, напарником. «Вы, – говорит, – кто такие? Кто вам дал право рты открывать? Еще раз услышу, и длиннющий список российских безработных пополнится двумя фамилиями. Ясно?!»

Чего уж не понять. Жмотина! Они всего лишь попросили поднять зарплату. Доллар ведь подпрыгнул. А у нас теперь все по нему равняется.

«Ох уж эти бизнесмены – толстые кошельки! Сам в золоте, дом трехэтажный, а на рабочих чихать хотел. Откуда в людях столько жадности? Тут стараешься, в жилку тянешься – и ни черта! Детей прокормить не можешь», – так невесело размышлял Вовка, лежа на потертом стареньком диване.

Ермаков был родом из Сибири. Высоченного роста, с сорок пятым размером ступни, черными кудрявыми волосами и прямым тонким носом – он слегка походил на цыгана. Кто знает, может, текла в его жилах кровь легендарного батьки-атамана, когда-то покорившего Сибирь. Во всяком случае то, что кровь его была не в меру горячей. Вовка испытал много раз. Весной девяносто пятого, вернувшись из Чечни, он такого наговорил начальству, что поданный им рапорт об увольнении был подписан немедленно.

Сначала невыносимо скучал по службе. Привык за долгие годы, да и без дела сидеть надоело. Семья осталась без средств. Тех денег, которые зарабатывала жена, хватало на то, чтобы еле-еле сводить концы с концами. Поэтому уже вскоре Вовка подыскал работу, и через некоторое время понял, что «на гражданке» не так уж и плохо.

«Да, этот хмырь вообще стал зарываться, – продолжал он теперь размышлять. – Днями и ночами дома не живешь, а платить не хочет. И Анька как-то странно себя ведет. Вот натура! Как денежки считать, так она первая, а как на работе пропадаю – плохо! Недовольства, надувания. Нужно пересмотреть отношения, а то дозарабатываешься до того, что семью потеряешь. Поласковей с ней, что ли?»

Диван, клацнув пружинами, застонал под тяжестью заворочавшегося тела.

– Ань, иди, что-то скажу, – пробасил Вовка.

– Чего еще! – донесся из соседней комнаты голос жены. – Говори.

– Нет, я так не могу. Нужно, чтоб ты пришла.

В комнате послышался шелест переворачиваемых рукой страниц, легкий хлопок закрывшейся книги.

Через минуту Анна стояла в дверях и понимающе улыбалась.

– Что еще придумал? – Светло-серые густые волосы спадали до плеч, пухлые розовые губы, живые карие глаза, светящиеся по-озорному призывно.

«Красивая, как и раньше», – подумал Вовка. Вслух нетерпеливо сказал:

– Иди сюда, что стала в дверях.

Аня едва сделала шаг навстречу, как вдруг неожиданно, может потому так пронзительно, зазвонил звонок на входной двери.

«Всегда так, – с раздражением подумал Ермаков, вскакивая с дивана и спеша к двери. – Только чего-нибудь надумаешь – обязательно тебе помешают. Закон подлости!»

Но уже через минуту он, как маленький ребенок, прыгал от радости.

– Тридцать один год, а он сигает, – с иронией в голосе съязвила Анна. Но через мгновение она присоединилась к мужу.

У дверей стоял Николай Цыганков! Или, как сокращенно и ласково называли его Ермаковы – Цын-Цын.

Аня и Владимир засыпали дорогого гостя вопросами:

– Откуда? Надолго ли? Где вообще пропадал столько времени?

А он только виновато улыбался и тоже был очень растроган и рад встрече.

– Да погодите, ребята, дайте хоть в себя прийти!

Гость достал бутылку «Столичной» и две плитки шоколада.

– Спиртное взрослым, а это девочкам. – Он протянул сладости Ане. – Кстати, где они?

– Уже второй день у мамы гостят. Танечка и Манечка так выросли! Ни за что не узнаешь…

Владимир нетерпеливо перебил супругу:

– Человек с дороги, Ань. Давай накрывай на стол, а потом будем разговаривать. Соловья баснями не кормят! О-о-о, а что это у тебя с рукой, пропащая душа?

Разволнованный гость посмотрел на руки. На правой были сбиты пальцы и слегка виднелась запекшаяся кровь.

– Ой, не заметил я. Ничего страшного. Поучил тут немножко пару-тройку негодяев тому, как нужно себя вести.

Вовка заулыбался:

– Узнаю нашего Робина Гуда. Представляю это «немножко»!

Пока Анна готовила праздничный ужин по случаю встречи, мужчины вышли на балкон.

Судьба давно свела вместе этих молодых крепких парней. Познакомились еще в училище. Попали в одну роту. Быстро сдружились. Немногословный, слегка замкнутый Николай и веселый, бесшабашный, с распахнутой душой Вовка – они как бы дополняли один другого. Вместе переносили тяготы и лишения, выпавшие на их долю, вместе радовались успехам, достижениям и вместе мечтали… Мечтали о чем-то возвышенном, о успешной карьере. Вовка иногда любил говорить: «Колян, а здорово звучит: генерал-майор воздушно-десантных войск Ермаков!»

Колян же был поскромнее: «Да ладно тебе, генерал-майор, тут хоть бы до полковника дослужиться».

И оба улыбались, отчетливо осознавая, что сейчас их задача заключается в том, чтобы успешно окончить училище. И это у них неплохо получилось.

Предстояла разлука надолго. Быть может, навсегда. Николая направили служить в ГДР, а Владимира в Псковский ЦШБ. Но друзья связей не теряли и постоянно переписывались.

Пока снова не вмешалась судьба.

Прослужив два с половиной года. Николай затосковал. Однообразие, армейская рутина и серые длиннющие будни нагоняли невыносимую тоску. А ему, молодому здоровому лейтенанту, хотелось действовать, быть на виду. Поэтому, когда услышал, что представитель по желанию набирает молодых офицеров для создания спецподразделения, то зразу же попросился. Уже через две недели Цыганков очутился в ближнем Подмосковье. Всего набралось пятьдесят человек. Среди них оказался Вовка Ермаков, который попал сюда по той же причине, что и Николай. Друзья были очень рады счастливому совпадению.