Но что это за понятия, скажете вы: «по желанию», «попросился»?! И будете абсолютно правы! Потому что для армии подобные выражения совершенно неприемлемы. Так было во все времена. Так было и тогда – в конце восьмидесятых.
Созданием спецподразделения занимались люди одной из многочисленных и могущественных ветвей КГБ. При тщательном отборе кандидатов помимо желания учитывались личная характеристика, физические и моральнопсихологические качества. Вообще, уже через месяц из пятидесяти их осталось всего лишь тридцать. Но это были лучшие из лучших! Даже им, уже прошедшим высшую школу десанта, на первых порах приходилось очень тяжело. Бесконечные тренировки изматывали до предела. Метание ножей, гранат, ориентировки на местности, стрельба из всех видов оружия, прыжки с вертолета на малой высоте и подводные спуски, словом, не было ничего невозможного для этих молодых здоровых парней.
Полковник КГБ Валерий Георгиевич Давыдкин, командовавший отрядом, получившим кодовое название «Стрела», любил повторять личному составу:
– Вы – есть представители народа, который вас вырастил и дал образование. Поэтому каждый боец обязан никогда не забывать об этом. И свято беречь и охранять интересы нашей державы, а это значит – интересы трудового народа!
И они как могли старались оправдать значение этих, выученных наизусть слов. Сотни выездов и вылетов в различные точки СССР. Выполнение наитруднейших операций по задержанию особо опасных преступников, наркоторговцев, валютчиков и прочей нечисти. Через несколько лет у большинства ребят появились правительственные награды, они были повышены в званиях. Но было еще одно…
Им пришлось пережить страшную августовскую ночь девяносто первого. Когда казалось, что в один миг в мире все перевернулось. В течение суток приказы менялись, как в калейдоскопе! Чувствовалось, что надвигается что-то страшное, кровавое и ненужное. Николай и Вовка тогда думали о том, как же легко люди играют чужими жизнями. Думали и вспоминали слова из книги: «война – есть самое чудовищное надувательство…».
Прошли считаные годы и их все-таки втянули в это надувательство века. Грянул декабрь 1994-то! Российские войска вступили в Чечню. Якобы для разоружения засевших на ее территории бандформирований. Это было начало страшной, ужасающей по размерам и чудовищности кровавой бойни. Тысячи молодых пацанов, вчерашних школьников, стали пушечным мясом, мишенями для опытнейших, прошедших многими тропами войны наемников со всего света.
Кто сотворил этот ужас?! Наверняка эти люди до сих пор не поняли, что все было намного страшнее и чудовищнее, чем они думали. Бойтесь! Когда-нибудь потомки узнают о том, что же произошло на самом деле.
Владимир и Николай стали участниками печально известной кампании.
Это случилось в начале января 1995-то. Полковник Давидкин срочно собрал весь личный состав «Стрелы». Шестое января. Пасмурно, шел снег. Николай хорошо запомнил эту дату. На следующий день Рождество.
– Ребята… мужики, – негромкий голос командира звучал отчетливо и твердо. Уже все знали о том, что если Валерий Георгиевич обращается вот так запросто, не по уставу, значит, предстоит нелегкое ответственное задание. Другого они и не ждали. – Понимаю, завтра праздник. Каждому хотелось отдохнуть, побыть с семьей, с друзьями. Но… Вынужден вас огорчить. Завтра в шесть утра отбываем в Грозный. На сборы, – он мельком скользнул взглядом по наручным часам, – уйма времени. Конкретное задание – по прибытии. Вопросы задавайте сразу.
Давыдкин суровым взором окинул строй. Стояла напряженная тишина. Да и о чем они могли его спрашивать? Эни – привыкшие молча и беспрекословно выполнять любые поставленные задачи.
Утром с Внуковского аэропорта поднялся в воздух грузовой ИЛ-76 и взял курс на Моздок.
По прибытии отряд разделился на две группы. Затем был вертолет и ужасный беспощадный бой. До этого бойцы «Стрелы» прошли Нагорный Карабах и Киргизию, но то, что пережили они в Грозном, было ни на что не похоже.
Последнее, что запомнилось Николаю, это голые, подолбанные пулями и осколками мин стены какого-то здания, в котором они находились, раненые ребята и труп Димки Ветрова! Он лежал с оторванными ногами, сжимая в руке автомат. Огромная лужа крови под ним отдавала парком на морозном воздухе.
А Давыдкин хрипло орал в рацию:
– Давайте сюда! Слышите, сюда! Проход только один – серого магазина… не магазин?., мастерская?! Да мне по хрену, что это такое! Только там один путь! Отрежут и всем кранты! Р… раненые?!.. Фу, ты, черт… «Береза», слышишь меня?! Раненых много!.. Есть, говорю же вам!..
Пули жужжали, будто осы, и со смачными шлепками впивались в оштукатуренные стены. Где-то рядом ударил миномет. Дом, в котором они находились, содрогнулся от взрыва.
Полковник продолжал хрипеть в рацию, но на том конце провода его, похоже, не очень-то слышали.
Николай вел автоматный огонь по перемещавшимся между соседними домами фигуркам. Некоторые, падая, вставали и ковыляли в укрытие, некоторые оставались лежать неподвижно. И вдруг в воздухе послышалось противное шипение, переходящее в свист. Резкий хлопок где-то совсем рядом. Цыганков дернулся, выронил их рук автомат и всем телом повалился набок. Резкая боль в голове…
Кровь заливала глаза, лицо. А может, это была уже не кровь?! Он больше ничего не видел и не слышал.
Их тогда спасли невесть откуда взявшиеся танкисты. Из группы в пятнадцать человек осталось всего девять, включая тяжелоранеиных Николая и еще троих бойцов.
Затем был госпиталь и суровый диагноз: «тяжелая форма амнезии, повлекшая истощение и расстройство нервно-сосудистой системы».
Врачи делали все возможное. И чудо произошло. Молодой выносливый организм переборол все последствия тяжелого осколочного ранения. Но воскресшая память не доставила вернувшемуся с того света капитану ничего приятного. И он все чаще и чаще сам себя спрашивал: «Стоило ли вообще бороться за жизнь? Для чего? Если ночные кошмары не дают сомкнуть глаз!»
…Владимир извлек из потайного места пачку сигарет. Оглядываясь, торопливо закурил.
– Вот нахвалился Аньке, что бросил, а сам не могу. Выходит, слово не сдержал.
– Ладно тебе. Ты и мне сколько раз обещал, что ни-ни, – улыбнулся Николай.
– Не могу! Так затянула, зараза, – Вовка тряхнул тлеющей сигареткой, – как магнитом! Но это все мелочи. Ты давай рассказывай – откуда свалился? Чем думаешь дальше заняться?
Ермаков волновался. Зеленоватые глаза его поблескивали в неярких отблесках светящегося окна.
Николай положил руки на железное основание балкона и, вглядываясь в ночные огни Москвы, тихо заговорил:
– Рассказывать особо не о чем. После того боя – госпиталь. Сначала в Моздоке, после в Подмосковье, отсюда часа два езды. Провалялся год и три с хвостиком месяца. Чем заниматься – понятия не имею. Вот, пожалуй, и все рассказы.
– Ну ты даешь! – огорченно выдохнул Вовка. – Два часа езды всего. Не мог сообщить, что совсем рядом. Не по-дружески как-то.
– Да погоди ты с выговорами! Девять месяцев лежал, в потолок смотрел. Совсем ничего не соображал. Как на гом свете побывал! – И тут же, словно извиняясь за резкий тон, Николай добавил: – Потом, когда стал поправляться, решил сюрприз сделать. Ты ж меня знаешь. Вот из госпиталя прямиком к вам.
– Считай, с сюрпризом получилось. Я ведь долго искал тебя, когда вернулся. Первое время никто ничего определенного не говорил. Потом толдычили, что погиб. А я не верил. Когда танкисты нас на броню взяли, ты еще бормотал что-то.
Значит, думаю, выкарабкается. В тебя я всегда верил, не подумай.
– А я и не думаю. И я в тебя верю. У меня два родных человечка на земле осталось – ты да дед Никифор.
– Ему небось тоже не писал?
– Нет. Зачем расстраивать старого. Он и так в последнее время хандрит. Вот теперь поеду домой. Собственной персоной. Надоело на эти рожи генеральские смотреть. Столько ребят положили! Лучших ребят!
Вовка молча выслушал товарища и, швырнув с балкона окурок, слегка удивленно спросил:
