Например, возраст человеческих нейронов, находящихся в коре головного мозга, был проанализирован на основе снижения содержания изотопа 14C, который был выброшен в атмосферу после испытаний ядерного оружия, которые были прекращены в 1963 году (Spalding et al., 2005). Было установлено, что возраст этих клеток соответствовал хронологическому возрасту донора. Кроме того, весьма вероятно, что большинство модификаций, вызывающих увеличение продолжительности жизни C. elegans, уже были опробованы Природой и были либо использованы у более долгоживущих животных, либо отвержены.
Относительно недавно, Национальный институт старения США создал программу тестирования потенциальных модуляторов старения, которая стала платформой для изучения разнообразных подходов к увеличению продолжительности жизни в строго стандартизированных условиях с использованием единых протоколов в трёх основных центрах для проведения параллельных экспериментов (Warner et al., 2000). С 2004 года ежегодно тестировалось от четырех до шести терапий. Со времени начала этой программы только шесть препаратов оказали положительный эффект на продолжительность жизни мышей, иногда в зависимости от пола, включая аспирин, рапамицин, 17α-эстрадиол, акарбозу, нордигидрогваяретиновую кислоту и протандим (Nadon et al., 2016).
Мыши были выбраны в качестве стандартной модели на основании нескольких критериев, включая их дешевизну и простоту содержания (Warner et al., 2000). Эти соображения сами по себе легко понять, особенно в нынешних финансовых условиях. Тем не менее, возникает вопрос, как такие уступки на стадии планирования могут поставить под угрозу качество получаемых данных и шансы на успех. В поговорке “мы недостаточно богаты, чтобы покупать дешевые вещи” есть доля правды. Если в силу недостаточности ресурсов мы вынуждены сделать дешевый выбор, который, возможно, исключает возможность ощутимого прогресса, в чем смысл всего мероприятия, за исключением блистательных научных карьер, полученной заработной платы и успешно потраченных бюджетных денег?
Помимо уже упомянутых, дополнительные критерии для выбора животной модели включали:
“внешнее соответствие” (external validity) которая объясняется как “актуальность для процесса старения человека”
“сходная реакция на ограничение калорий”, поскольку “ограничение калорий, как единственный проверенный метод увеличения продолжительности жизни, должно оказывать аналогичное влияние на любое полезное (для изучения процесса старения) модельное животное”
сходство старения со старением человека и наличие “множественных причин смерти”.
“Внешнее соответствие” и “сходство со старением человека” – это аспекты одного и того же вопроса, и их следовало бы объединить вместе, хотя, вероятно, было бы интересно проанализировать их по отдельности. Что касается оговорки о “сходстве со старением человека” в силу наличия “множественных причин смерти”, я желаю удачи тем, кто попытается определить множественные причины смерти у C. elegans и плодовых мух, хотя, скорее всего, это говорит не более чем о моём невежестве, потому что специалисты в данной области очевидно различают несколько вариантов.
Я полагаю, что для некоторых животных моделей требование “ сходства с процессом старения человека” удовлетворяется принадлежностью к классу млекопитающих. Это кажется достаточно справедливым, но, тем не менее, этого далеко не достаточно. Между различными представителями млекопитающих существуют фундаментальные различия в физиологии, биохимии и метаболизме, которые приводят к неудачам подавляющего большинства пилотных клинических испытаний, произведённых на основании успешных экспериментов на мышах. Более того, существует значительная вероятность или, скорее, уверенность в том, что многие аспекты старения долгоживущего человека просто отсутствуют у мышей с их 30-кратно меньшей продолжительностью жизни.
Абсолютные цифры тоже имеют значение. Например, одной из замечательных особенностей старения человека является появление клеток с клонально размноженными мутациями в митохондриальной ДНК (мтДНК), начиная с четвертого-пятого десятилетия жизни (Kraytsberg et al., 2006). Эти клетки составляют значительную долю всех клеток (до 30%) в почти невозобновляемых тканях пожилых людей, таких как мышцы и мозг (Bua et al., 2006; Kraytsberg et al., 2006). Ясно, что клональная экспансия вредных мутаций в мтДНК важна для старения и продолжительности жизни человека, однако её развитие занимает очень значительное время, недоступное для относительно короткоживущих модельных животных. По сравнению со старым человеческим мозгом, накопление мутаций в мтДНК в мозге старых мышей по меньшей мере в 10 раз ниже (Guo et al., 2010).
Другой пример – сердечно-сосудистые заболевания. В отличие от людей, у мышей не развиваются сердечно-сосудистые патологии из-за различий в липидном обмене. Их кровь практически не содержит атерогенных липопротеинов и у них обычно не развивается атеросклероз (образование бляшек), даже если они питаются диетой с высоким содержанием жиров (LeBoeuf et al., 1983, Paigen et al., 1987). Иными словами, хотя оговорка о “внешнем соответствии” позволяет исключить микроскопических червей и плодовых мух как моделей старения человека (большое спасибо), она все еще остается очень шаткой концепцией даже по отношению к млекопитающим.
Пункт о “сходной реакция на ограничение калорий” интересен сам по себе. Во-первых, было показано, что все рассматриваемые животные реагируют на ограничение калорий, что делает это условие излишним (авторы также сделали соответствующую оговорку). Во-вторых, это похоже на рекламу вакансии официанта на горнолыжном курорте с обязательным требованием уметь пользоваться скафандром для глубоководных погружений. Как реакция на ограничение калорийности должна гарантировать, что успешное вмешательство, связанное или не связанное с энергетическим метаболизмом, будет в равной степени эффективным на человеке? Означает ли это, что есть только один путь к долголетию? Мне интересно о чём думали эти ученые, когда формулировали это условие.
Также любопытно, что критерий относительно короткой продолжительности жизни упоминается снова и снова. Ограничения во времени и деньгах были наиболее вероятными причинами исключения собак и приматов. Кроме того, не стоит забывать, что практически вся экспериментальная биология основана на моделях с использованием мышей и крыс и что гораздо проще и дешевле использовать существующую инфраструктуру. Как бы то ни было, простого альтернативного решения для этой проблемы нет. В том что касается изучения старения, мы повенчаны с мышами и другими короткоживущими и дешёвыми животными просто потому, что прямые экспериментальные исследования на людях являются большим, жирным и пока непреодолимым табу.
Возможно, нашу стратегию нужно пересмотреть. Возможно, нам следует признать, что исследования на животных для подтверждения эффективности антивозрастных терапий могут быть не столь информативными, как мы позволяли себе верить (подробнее в последующих главах). Возможно, в некоторых случаях терапию антистарения можно было бы сформулировать на основании экспериментов на культуре человеческих клеток или органоидов, а затем очень осторожно перейти к относительно краткосрочным клиническим испытаниям, после исключения токсичности.
К настоящeму времени мы располагаем ассортиментом генетически модифицированных мышей, якобы имитирующих различные аспекты процесса старения у людей. К сожалению, многие из этих моделей являются отклонением от естественного процесса старения человека в силу неизбежного и чрезмерного упрощения, а также значительных побочных эффектов. Кроме того, эти модели являются выражением доминирующих представлений о природе старения (которые могут оказаться правильными, хотя, исходя из исторических тенденций, такая вероятность довольно мала).
Суммируя, можно сказать, что хотя вклад основных механизмов старения в процесс старения всех видов неоспорим, старение каждого вида представляет собой уникальную смесь относительных влияний. Следовательно, высока вероятность, что механизмы, являющиеся ведущими детерминантами продолжительности жизни у модельных животных, могут не иметь почти никакого отношения к старению человека, и, наоборот, наши собственные ведущие детерминанты продолжительности жизни могут не играть значительной роли в старении короткоживущих животных. Как показывают результаты клинических испытаний, вероятность успеха терапий против старения, разработанных на основе экспериментов на модельных животных, составляет менее одной десятой. Отрицательные результаты также могут оказаться несущественными, поскольку есть аналогичная или, возможно, даже большая вероятность, что вмешательства, которые не привели к увеличению продолжительности жизни у мышей, могли сработать на человеке. Все это означает, что у прикладной геронтологии есть еще одна проблема и что существующая стратегия поиска эликсира молодости – от модельных животных к человеку – довольно бесперспективна.
