Мейрам отступила от замершего воина, подошла к двери, взялась за ручку, и чуть обернувшись, тихо сказала:

— Уходи из города и не возвращайся сюда. Живи. Пусть хоть один из нас получит свою долю счастья.

Она вышла за порог, спустилась по ступенькам вниз, шагнула на улицу, прижалась к стене спиной и зажмурилась. Надо было отыскать в себе силы просто уйти, не поддаваться слабости. Отчаянно хотелось вернуться, вкусить всю полноту жизни, быть может, в последний раз, забыв о бесконечной череде пустоты и обреченности. Отбросить тревоги прожитых дней, доверить себя кому-то, не знающему страха, окунуться в покой, который многие везунчики наивно полагают обыденностью. Но имела ли она право на это?

Мейрам сделала робкий шаг вперед, замерла, а потом стремительно развернулась и бросилась обратно.

Они столкнулись на середине шаткой лестницы, тяжело дыша, не говоря более ни слова. Он подхватил ее на руки и прижал к груди с какой-то исступленной жадностью. Отнес в комнату, поставил бережно, словно она была сделана из тонкого стекла, а не из плоти и крови. Аккуратно снял с ее головы темный платок, освобождая каскад золотых локонов. Провел пальцами по седой пряди у виска, нахмурился, и на лице его мелькнула тень вины.

А Мейрам прижалась к нему, растворяясь в своих ощущениях. Быть может, пережитое сыграло с ней злую шутку, но весь мир внезапно стал ярче, чувства — острее, а мужчина рядом — желаннее самой жизни.

Никто прежде не относился к ней с такой нежностью, заботой, восхищением. Ни разу до этого не чувствовала она, как кожа пылает огнем под чьим-то взглядом. Ни разу еще не хотела раствориться в ком-то без остатка, отдать всю себя, позволить испить до дна, досуха, до последней капли.

Когда он коснулся ее губ, стало страшно. Она боялась проснуться в своих шикарных комнатах, на шелковых простынях, в золоте и роскоши. Одна. Снова одна. Испугалась, что все это — мираж в жаркий полдень, что нет на самом деле ни горячего дыхания, ни тихого шепота, ни взгляда, наполненного восторгом.

Северянин изучал ее, как непостижимое чудо. Касался осторожно, привыкая и давая привыкнуть ей. Наслаждался каждым мгновением, взглядом, вздохом, стоном.

Они не думали о стыде. Забыли о том, что будет завтра. Их мир схлопнулся до одной маленькой комнаты, пробитой навылет тонкими стрелами солнечного света. И это было по-настоящему правильно.

Дверь в комнату Йорунн открылась абсолютно бесшумно. Хальвард тенью застыл на пороге, прислушиваясь к спокойному дыханию спящей. Защитные контуры молчали, колебаний Тьмы маг не ощутил. Хорошо. В этот раз обошлось без неожиданностей.

Луна за окном едва проглядывала сквозь ветви деревьев, но правителю не нужно было много света, чтобы разглядеть лицо девушки. Йорунн спала крепко, вольно раскинувшись на широкой постели, спокойная, умиротворенная.

Маг сделал аккуратный шаг назад, прикрывая за собой дверь.

— Все в порядке?

— Да, сегодня ничего не случится.

Ульф, сидевший на краю стола в общей комнате, кивнул. С момента пожара прошло всего несколько дней, но помещения успели привести в абсолютный порядок: стены отмыли, внесли мебель, повесили новый гобелен взамен безнадежно испорченного.

— Так о чем ты хотел поговорить?

Они вдвоём перебрались в покои правителя. Сегодня тут было тепло, потрескивал растопленный камин, на низком столике между креслами обнаружилась винная бутыль и два бокала. Ульф хмыкнул — Хальвард редко пил, значит разговор будет непростым. А ещё на столе лежали какие-то бумаги, перетянутые витым двухцветным шнуром. Черный, как ночь, и синий, как вечереющее небо — гербовые цвета Недоре, испокон веков отмечающие то, что принадлежало герцогской семье. Плохо, очень плохо.

— Я, кажется, понял, что мы упустили во всех этих играх с Сабиром. Просто забыли и не придали значения, а зря.

— И что же?

Вино послушно разлилось по бокалам — золотистое, чуть тягучее.

— Видения Йорунн. Она говорила о них прежде, но то были просто сны, быть может предчувствия, проблески ее магии. Раньше я не задумывался об их причине. Но в последний раз на мосту-между-мирами это был не сон. Человек из ее видений реален и действительно зовёт ее.

— Кто-то из демонов или полукровок?

— Нет, все проще и страшнее одновременно. Думай, Ульф. О ком мы забыли, но кто связан с нашей воспитанницей неразрывными узами?

Ульф замер, усердно перебирая в памяти всех возможных кандидатов. Озарение пришло неожиданно и поразило своей простотой:

— Ее брат. Конунг Лид.

Хальвард удовлетворенно кивнул.

— Но как? — Чёрный Волк был сбит с толку. — Он погиб, разве нет?

— Тела не нашли.

— Горько это признавать, но может просто не искали? Или не узнали, если его затоптали конями или сильно изувечили?

— Талгату нужны были доказательства, а он их так и не предоставил. Конечно, случайности и неудачи тоже возможны, но скорее всего искать просто было нечего.

— Поясни, — Ульф отставил бокал и подался вперед, устроив подбородок на переплетенных пальцах.

— То, что произошло с Йорунн недавно — тот самый всплеск силы, который для неопытного мага Тьмы часто заканчивается смертью. Кто-то погибает от разрушений, происходящих рядом, иные — от переизбытка магии, разрывающей тело. Увы, чем больше способности, тем выше риски. Мы знаем, что в семье Канита было двое одаренных детей. И Йорунн, и ее брат видели мост-между-мирами еще когда жили в Витахольме и, казалось бы, им ничего не угрожало. Если конунг попал в безвыходную ситуацию, то отчаяние и ярость могли заставить его Тьму вырваться.

Ульф внимательно слушал, правитель продолжал нанизывать факты на нить рассуждений.

— Лид понятия не имел о своей магии, не мог ей управлять. Но Тьма носителя всегда бережет. Что мы знаем о судьбе конунга наверняка — он покинул город и успел отступить на степные просторы. Дальше — тишина и неизвестность, словно он просто исчез. Ни свидетелей, ни даже останков. Возможно потому, что Лид каким-то образом попал на мост-между-мирами.

— Разве это не означает смерть?

— Нет, — Хальвард покачал головой, — точнее — не обязательно. Моя мать ушла по своей воле, сохранив и тело, и живую кровь. Я видел входы в другие миры, настоящие, не иллюзорные, и существ, ходящих через эти врата. В Дармсуд и на пустоши саянов являлись демоны, обретая физическую оболочку. Почему бы тогда одаренному магу из нашего мира не суметь пройти мостом в надежде на спасение?

— Знаешь, иногда я скучаю за временами пограничной службы, — вздохнул Черный Волк, взъерошивая темные кудри. — Тогда было проще, понятнее, и если я что-то знал, то знал это наверняка. Было ясно, кто враг, и как с ним сражаться. Сейчас я чувствую себя так, будто ослеп и двигаюсь на ощупь. Лида можно вернуть?

Хальвард медленно кивнул.

— И ты знаешь как?

Снова кивок.

— Но не сделаешь этого?

Правитель чуть качнул головой — нет.

— Почему?

— Потому что он — не моя кровь. Я его не найду в этих лабиринтах, а он не почувствует меня.

— А Йорунн?

— Вероятнее всего сможет. Со временем, если продолжит обучение. Но сам понимаешь, это опасно. Смертельно. Кроме того, я не уверен в успехе подобных поисков. Шансы один из пятидесяти, а то и ста.

— И поэтому ты ей пока не скажешь?

— Верно.

— Это жестоко. Так нельзя. Она имеет право знать, — пожалуй, впервые в жизни Ульф был готов возразить своему лорду по-настоящему.

— И к чему это приведет? — поддался раздражению Хальвард. — К тому, что она бросится искать его и погибнет в пути? Или нас ждет новый выброс ее магии, возможно, даже больше, чем один. Сколько раз ей должно повезти? Она дважды выжила чудом. Испытывать судьбу в третий раз — самонадеянная глупость.

— Он — все, что осталось от семьи Канита. Ты хочешь продолжить обучение, но дождется ли конунг его окончания? Сколько это займет времени? Дни? Недели? Месяцы?