Девушка побрела к выходу из переулка, туда, где блестели под солнцем нарядные витрины. С момента погромов не минуло еще и недели, а жители столицы уже вернулись к прежней суете, старательно делая вид, что ничего не произошло. Осуждать их за это Мейрам не могла, в конце концов кому какое дело до чужого горя, если в этот раз оно прошло мимо? Но в ее душе словно погас один из множества огней, оставив от себя пепельно-серое, выжженное пятно утраты.

Мейрам бездумно брела по дороге, когда уловила краем зрения смутно знакомую фигуру. Пригляделась — и чуть не споткнулась от неожиданности. Человек без сомнения узнал ее, хотя виду не подал. Нарочито медленно прошел перед витринами лавчонок, а затем, будто так и не решившись на покупку, двинулся прочь.

Она пошла следом, стараясь не приближаться к нему слишком сильно, но и не выпуская из виду. Вскоре они свернули вниз, к реке, теряясь в сплетении кривых улиц. Прошли птичий рынок, где кудахтанье, кряканье и щебет заглушали все, кроме голосов назойливых торговцев, протолкались через ряды с пряностями, обошли краем лавки с сырым мясом. Людей тут было очень много, и Мейрам от души понадеялась, что слишком любопытные наблюдатели, если они есть, потеряют ее в толпе.

Наконец, миновав базарные просторы, свернули в узкий грязный переулок. Под ногами что-то хлюпало, и девушка поспешила зажать нос, чтобы не вдыхать мерзкий запах помоев. Спина мужчины, закутанного в плащ, маячила в полусотне шагов впереди. Вот он свернул за угол, и Мейрам прибавила шагу — потерять его в этих лабиринтах не хотелось. Впрочем, он подождал ее, оттянул чуть в сторону, крепко прижал к стене, прикрывая своим телом. И аккуратно выглянул за поворот, словно проверял, нет ли за ними погони.

Сердце Мейрам колотилось часто-часто, от страха, радости и еще чего-то очень смутного и пока непонятного.

— Никого, — выдохнул наконец мужчина. — За мной.

Дальнейшую дорогу она не запомнила, погрузившись в свои мысли. Очнулась, когда Малкон втолкнул ее в узкую деревянную дверь и почти силой потащил по хлипким ступеням на второй этаж. Тут располагалась всего две комнаты, в одну из них они и вошли. Окна были забраны плотной решеткой, которая дробила свет на крохотные квадратики. Малкон закрыл за собой двери и обернулся, рассматривая девушку каким-то жадным, тревожным взглядом. Теперь, когда она убрала ткань с лица, северянин увидел, какой бледной стала ее кожа, как покраснели глаза.

— Ты жив, — зачем-то озвучила она очевидное. — Я так боялась, что ты не выберешься оттуда.

Малкон вздрогнул, услышав столь вольное обращение. Это было неожиданно, хотя и приятно. Впрочем, близость смерти роднит даже врагов, наверное, поэтому Мейрам с легкостью переступила иллюзорную пропасть, отделяющую простого воина от сестры сиятельного императора

— Счастье, что ты уцелела, — ответил он. — Когда я увидел тела за воротами, чуть с ума не сошел. Боялся, что найду тебя на одном из тех столбов вдоль дороги, как старого бен Шарди. Хотел пробраться во дворец — и не придумал, как. Но нам повезло. Не знаю, что рассказал им ювелир, однако, по-видимому, не выдал ни меня, ни тебя.

— А ведь ты почти угадал, — Мейрам криво улыбнулась и опустилась на жесткую лежанку у стены. — Я могла оказаться там… И не спасла никого, зато сумела выторговать жизнь себе.

Лицо ее исказилось гримасой отвращения.

— Я презренная тварь, Малкон. Недостойная того, чтобы кто-то рисковал ради меня жизнью. Твой герцог переоценил меня, дал мне шанс, который я не оправдала. Вчера я поклялась брату в верности, зная, что нарушу клятву. Солгала ради того, чтобы прожить еще хоть сколько-нибудь. Я гадкая. Малодушно радуюсь, что ты до сих пор в городе, что могу поговорить с тобой, рассказать правду, облегчить свою совесть… И не думаю об опасности, которая тебе угрожает. Ты должен уйти и предоставить меня своей судьбе.

— Кем бы я был, оставив тебя одну?

— Разумным человеком.

— Трусом.

— Здесь ты погибнешь.

— А ты? — он горько усмехнулся и внезапно опустился на пол прямо у ее ног. — Мы оба виновны в равной степени. Мне жаль, что я не уговорил тебя уехать сразу же. И не успел спасти мастера бен Шарди.

— Его девочки, — Мейрам невидящими глазами уставилась в закрытое окно. — У него были две прекрасные дочери. Что с ними сделали эти звери, боюсь даже подумать.

Малкон чуть отстранился, удивленно приподнял брови.

— Постой, так ты ничего не знаешь?

— О чем?

— Семья мастера в безопасности.

— Сабир их отпустил? — ахнула Мейрам.

— Точнее не добрался до них. В тот вечер я был в его доме, просил устроить нам еще одну встречу. Когда начались первые погромы у реки, бен Шарди будто почувствовал, что его время истекает, а, может, знал наверняка. Как и то, что если люди тайной службы не получат его голову сразу, то начнутся тщательные поиски, и тогда не спасется никто. Он сознательно остался в доме, не пытаясь сбежать, а мне доверил увести и спрятать жену и дочерей. К сожалению, далеко уйти не получилось, но нам повезло: одна из соседских семей открыла ворота и впустила нас в подвал. Они обещали молчать о случившемся, дать нам несколько дней, чтобы придумать путь к спасению. Я оставил женщин там, а сам выбрался на улицу, где к своему ужасу и крайнему изумлению заметил тебя.

— Я оказалась там совершенно случайно.

— Сейчас уже не важно. Я пытался догнать тебя, но в итоге мы оба оказались в храме. Потом ты ушла вместе со стражей, и стало ясно, что до тебя мне теперь до добраться. И я вернулся в нижний город. Ждал, когда откроют главные ворота, а после — пристань. Мне удалось найти лодку, на которой семья бен Шарди смогла покинуть Дармсуд под покровом ночи.

— Ты отправил их самих?

— Нет конечно, с ними один из наших. Хороший воин, будет их защищать. Мы договорились встретиться в небольшом городе вниз по течению, называется Кимша, но что делать дальше, еще не решили.

— Я могу помочь, — встрепенулась Мейрам. — У тебя найдется бумага и перо? — Малкон указал на стол в углу, и девушка взялась писать что-то торопливым почерком. — Пусть семья бен Шарди останется во владениях моего покойного мужа. Вот письмо для управляющего. Конечно, имена я впишу другие, но это не важно. Их примут и обустроят, найдут жилье и работу. Никто не станет там их искать.

Малкон чуть улыбнулся.

— Вот видишь, ты не такой уж дурной человек. И можешь сделать еще много хорошего.

— Это лишь песчинка в пустыне. Когда доберешься до них, передай, что мне очень жаль.

— Скажи им сама. Отправляемся вместе, сегодня же.

— Не могу. За мной вышлют погоню, и тогда погибнем все.

— Я умею путать следы.

— И куда мы отправимся потом?

— Куда хочешь. Можем вернуться на мою родину, а пожелаешь — затеряемся на краю света.

Мейрам удивленно вскинула брови, но нет, северянин говорил абсолютно серьезно.

— Ты забыл, что связан клятвой служения вашему герцогу, — она встала, нежно коснулась лица мужчины, провела тонкими пальцами по его щеке. Чуть шершавой, грубой.

— Уверен, что правитель отпустит меня, если я попрошу, — Малкон говорил твердо. — Мы уедем на север совсем ненадолго, а потом отправимся туда, куда скажешь.

— Звучит слишком красиво, чтобы быть правдой.

— Ты мне не веришь?

— Ты был в храме и все видел. Мое будущее уже предрешено.

— Демоны придут за тобой?

— Однажды — да. Сейчас или через несколько лет, но это неминуемо.

— Я не отдам им тебя.

— Они не станут спрашивать ничьего разрешения.

— Тем более нельзя терять драгоценные дни. И все равно, что будет дальше.

— Ты так наивен, — она позволила пальцам перебрать его коротко остриженные волосы. — И веришь в справедливую судьбу. Вот только за все надо платить, Малкон. И мне в том числе.

Ей хотелось сказать еще так много. Что больше всего на свете она благодарна ему за искренний порыв, стремление спасти, помочь, защитить. За мимолетное чувство безопасности и тепла. За твердую веру в то, что все еще может закончиться хорошо. Но не стала, поняла, что такие слова скуют их надежнее железных цепей, не позволят разорвать круг предопределенности и однажды погубят.