Слушая меня, старушка только недовольно поджала губы, да покачала разочарованно головой, а после, отодвинув меня в сторону, сама принялась колдовать у раны. При этом знахарка во время всей работы беспрестанно бубнила раздраженно что-то себе под нос, то ли ругаясь, то ли возмущаясь. Но это неважно, главное, что она занялась раненым.

Когда все было закончено и баба Гата устало присела на скамью, сказав, чтобы я смазала зашитую рану мазью, да перевязала ее, раненый выглядел совсем плохо. Если до этого я еще верила, что мы сможем его спасти, то сейчас уже склонялась к мнению приютившей меня хозяйки землянки, что несчастный не жилец. Кожа незнакомца стала мертвенно-бледной, а губы откровенно синими, почти как у мертвеца. Видела я одного в селении. Не знаю, рана ли тому виной или слишком большая потеря крови, да это и неважно, главное, что все может очень плачевно закончиться, несмотря на все наши старания.

Перевязав раненого, я постаралась влить в него немного укрепляющего отвара. Пить он не хотел или не мог. Настойка выливалась изо рта, стекая по шее и груди, а я злилась и вновь зачерпывала в ложку настойку, раз за разом, хоть по капле, хоть по чуть-чуть, но пыталась напоить мужчину, чтобы дать ему небольшой, пусть даже и призрачный шанс, спастись. И только когда убедилась, что хоть что-то да попало в желудок воина, отступила, свалившись от усталости на свою лежанку.

По-хорошему, я должна была проспать не то что до утра, до середины следующего дня, настолько устала, вот только, когда открыла глаза, поняла, что на улице все еще ночь и отдыхала я совсем немного. Оглядывая темное помещение, я пыталась понять, что меня разбудило.

В доме было тихо, снаружи так же. Но вместо того, чтобы успокоиться и опять заснуть, я продолжала лежать неподвижно, прислушиваясь ко всем звукам. Неожиданно ночную тишину нарушил тихий стон. Я сразу же поняла кто его издал. Поднявшись, тихо подошла к столу, на котором мы оставили раненого. Положив руку ему на лоб, тут же осознала, что все еще хуже, чем мы думали до этого. Мужчина горел. Температура у него была запредельная. Скорее всего, началось или заражение, или воспаление. Бросившись к печи, на которой спала знахарка, я стала ее будить.

— Баба Гата! Баба Гата! Проснитесь.

— Что такое? Что-то случилось?

Я видела с каким трудом старушка садиться. Конечно же, если я молодая, вчера так устала, то ей в ее возрасте, тяжелее в разы. Чувствуя вину, за то, что не даю отдохнуть знахарке, я тихо проговорила.

— Раненый. У него очень высокая температура. Что мне делать?

— Сейчас разберемся.

Кряхтя и охая, старушка слезла со своей лежанки и подошла к раненному. Ей хватило нескольких секунд, чтобы вынести вердикт.

— Плохо дело. Говорила же, что ничего кроме проблем от него не будет. Так нет же, жалостливая нашлась. Так, пока я подогрею отвар, ты намочи простынь в холодной воде и заверни в нее его. Если мы в ближайшее время не собьем температуру, он за пару часов и сгорит. А то и быстрее.

Следующие полчаса я то пыталась влить в рот несчастного хоть пару капель отвара, то меняла простынь, так как и пяти минут не проходило, как она нагревалась. Но это все ничего, я готова была в таком темпе продержаться несколько часов, вот только воину становилось с каждой минутой все хуже. Температура его тела поднималась все выше. Хотя куда, уже и непонятно. В какой-то момент он начал хрипеть и я поняла что все, это конец. Слезы тут же хлынули из моих глаз.

— Не реви, раздевайся давай.

— Что?

Я не поняла, что от меня требует баба Гата.

— Зачем раздеваться?

— Раздевайся и ложись рядом с ним. Будешь забирать жар и недуг на себя. Это, конечно же, если ты готова. Будет тяжело, да и чувствовать будешь утром себя очень плохо, но это единственное, что еще можно сделать.

Я не стала колебаться ни секунды. Стянув с себя нижнюю рубаху, легла на стол рядом с воином.

— Прижмись к нему и обними как самое дорогое, что у тебя только может быть.

Я сделала, как сказала знахарка. И несмотря на то, что ощущение было такое, как будто обнимаю жаровню, я не отпускала раненого. Чтобы быть максимально близко к нему, обхватила мужчину ногами, обвила руками, прижалась всем телом и положила свою голову ему на грудь, слушая неритмичное и быстрое сердцебиение. Слушала и молилась всем возможным богам, прося спасти. Молилась и плакала. Так, незаметно для себя, и заснула. А проснулась оттого, что меня кто-то тряс за плечо.

— Просыпайся Олечка, — с трудом открыв глаза, я обвела тяжелым, уставшим взглядом землянку, остановив его на знахарке. — На, пей, а после одевайся.

Вцепившись в глиняную кружку, я выпила все что в ней было до дна, залпом, настолько сильно меня мучила жажда. А когда встала, меня тут же повело в сторону. От слабости ноги подгибались, да и общее мое самочувствие оставляло желать лучшего. Еще и голова кружилась. Да что же это такое?

Держась за стол двумя руками, я пыталась прогнать мелькающие перед глазами черные точки.

— Не стой, садись, отдыхай и набирайся сил. Этот, высосал из тебя всю энергию, какую только можно было.

При упоминании о раненом, я тут же перевела на него взгляд. Сейчас воин выглядел гораздо лучше, чем ночью. Вот и румянец на бледных щеках появился и температура спала. Значит, у нас все получилось? А я ничего, отлежусь и буду как новенькая. Так я думала, когда проснулась. Также думала и в течение дня, и вечером, когда стала себя чувствовать человеком, а не беспомощной амебой. Вот только ночью все началось по новой. Незнакомец опять начал гореть от высокой температуры и мне вновь пришлось лечь рядом с ним. То же самое повторилось и на третью ночь.

Проснувшись утром, я поняла, что почти не могу двигаться, настолько чувствовала себя плохо. С такими темпами, после четвертой ночи, я могу и не проснуться. При этом я знала, что даже понимая последнее, все равно лягу рядом с раненым воином. Знахарка только обреченно качала головой и протягивала мне кружку с укрепляющим настоем, после чего уходила из землянки. Все эти дни она одна занималась и хозяйством, и силки проверяла. А после еще и уговаривала меня поесть рагу из кролика, чтобы я набралась как можно быстрее сил.

Вот и сегодня все повторилось. Я сидела на столе, допивая отвар, когда почувствовала, как на мое бедро легла тяжелая мужская рука. От неожиданности я сначала замерла, а после, медленно обернувшись, посмотрела в открытые, но все еще затуманенные болезнью глаза незнакомца. Он внимательно рассматривал меня, а я не знала, как реагировать на произошедшее. То ли радоваться, то ли смеяться. Вот только сжавшая мое бедро рука напомнила, что кое-кто все еще сидит голый. Соскользнув со стола, я бросилась к рубахе и, только после того как надела ее, позволила себе обернуться к воину. А тот, прикрыв глаза, тут же опять отключился. Это был переломный момент.

Счастливо улыбнувшись, я вышла на улицу и присев возле землянки, подставила лицо теплым солнечным лучам. Теперь я была уверена, что раненый выживет. Значит, не зря все было. Рядом со мной лег Черныш. Запустив в его шерсть пальцы, я облокотилась о стену избушки и спокойно заснула. Вот теперь можно и отдохнуть.

Так я и просидела до вечера у землянки, а проснулась только когда баба Гата, тронула меня за плечо, сказав войти в дом. Все эти дни, ближе к вечеру, я, обычно, уже чувствовала себя более-менее человеком, но не сегодня. С трудом дойдя до стола, только и смогла, что тяжело опуститься на табурет, чтобы съесть то, что мне наложили в тарелку. Хотя, признаться честно, есть мне не хотелось. Вместо ужина, я бы с удовольствием просто завалилась на кровать, чтобы спать дальше. Но надо так надо. Обреченно вздохнув и подперев голову рукой, я стала лениво возить ложкой по тарелке. Ела только, чтобы не обидеть знахарку. Все же она старалась. Приютившая меня старушка, вообще, сама по себе замечательная. И вроде как я ей чужой человек, а она обо мне заботится как о родной внучке и, как обычно бабушки, все сетует, что я такая худенькая, сколько бы она мне не накладывала.