Но вместо того Альфонсо услышал, как его собственный голос произнес:

– У меня есть имение неподалеку от города, его называют Галиана. Тамошний дворец очень старый, его соорудили по приказу мусульманского короля. О дворце ходит немало рассказов.

Донья Ракель сразу оживилась. Помнится, она что-то слышала об этой Галиане. Не там ли рабби Ханан устроил свои водяные часы?

– Я задумал восстановить дворец, – продолжал дон Альфонсо, – причем так, чтобы новый не уступал старому. И ты, госпожа, очень помогла бы мне, если бы осмотрелась там и дала совет.

Донья Ракель взглянула на него с недоумением, почти гневно. Мусульманский рыцарь ни за что не осмелился бы в таких неловких и двусмысленных выражениях пригласить к себе даму. Но она тут же сказала себе, что у христианских рыцарей, наверное, все по-другому: правила куртуазии подчас вынуждают их произносить разные излишне смелые фразы, за которыми ровно ничего не стоит. Но тут она еще раз искоса посмотрела на дона Альфонсо и испугалась. Лицо у него было напряженное, хищное, алчное. За его словами стояло что-то большее, нежели куртуазная причуда.

Она оробела, обиделась и сразу замкнулась в себе. Превратилась в важную даму, хозяйку дома. Вежливо ответила, на этот раз по-арабски:

– Мой отец будет счастлив помочь тебе советом, о государь.

Лоб дона Альфонсо прорезали глубокие морщины. Что он наделал! Он заслужил, чтобы его вот так одернули, он должен был этого ожидать. Тут с самого начала следовало проявлять осторожность, ведь он имел дело с дочерью про`клятого самим Богом племени. Всему виной этот проклятый сад, этот проклятый, заколдованный дом – это они внушили ему подобные речи. Он овладел собой, ускорил шаг, и через несколько мгновений они нагнали остальных.

Юный Алазар тотчас обратился к дону Альфонсо. Он только что всем рассказывал про новые доспехи, про шлем с забралом, все части которого подвижны, так что можно по желанию поднимать и опускать шарнирные пластины, защищающие глаза, нос и рот. Но королевские пажи ему не поверили.

– Я же сам видел эти шлемы, – петушился он. – Их кует оружейник Абдулла в Кордове, и отец обещал сделать мне подарок, как только меня посвятят в рыцари. У тебя ведь, наверное, тоже есть такие доспехи, государь?

Дон Альфонсо подтвердил, что ему уже доводилось слышать об этом изобретении.

– Но у меня таких доспехов нет, – сухо объявил он.

– Так пускай отец раздобудет их для тебя! – выпалил Алазар. – Тебе они чудо как понравятся, – заверил он короля. – Ты только дай отцу дозволение, и он их сразу для тебя выпишет.

Лицо дона Альфонсо прояснилось. Нехорошо было срывать на мальчике досаду из-за того, что сестрица столь дерзка на язык и в то же время столь обидчива.

– Вот видишь, дон Иегуда, – сказал он, – мы с твоим сыном отлично понимаем друг друга. Может быть, отдашь мне его в пажи?

Донья Ракель, похоже, была в замешательстве. Остальные тоже с трудом скрывали изумление. Алазар, чуть ли не заикаясь от радости, выдохнул:

– Ты не шутишь, дон Альфонсо? Ты и взаправду хочешь стать моим добрым господином?

А дон Иегуда, который и не чаял, что его давнее желание осуществится при столь неожиданных обстоятельствах, отвесил королю низкий поклон и сказал:

– Это величайшая милость, твое величество!

– Мне показалось, дочь моя, – заметил в тот же вечер Иегуда, – король, наш государь, беседовал с тобой достаточно любезно?

Донья Ракель отвечала откровенно:

– На мой взгляд, король был чрезмерно любезен. Он меня даже напугал. – Тут она пояснила: – Он задумал восстановить свой загородный дворец Галиана и хочет, чтобы я помогла ему советом. Разве это не… не… не довольно странное предложение, отец?

– Довольно странное, – признал Иегуда.

В самом деле, через несколько дней Иегуду и донью Ракель пригласили вместе с другими поехать в Галиану. На этот раз дон Альфонсо был в окружении большого общества, и, когда все осматривали сад и дворец, он почти ни слова не сказал донье Ракели. Зато часто обращался с вопросами к неуклюже-болтливому садовнику Белардо, чьи ответы потешали гостей.

Когда осмотр поместья был завершен, на берегу Тахо устроили обед. Под конец трапезы король, сидя на пне, с наигранной торжественностью возвестил собравшимся:

– Божией милостию уже целое столетие сей град, Толедо, находится в Наших королевских руках. Мы соизволили сделать его Нашей столицей, Мы отстроили его, укрепили, оградили от набегов неверных. Однако, преуспев на поприще чести, веры и в ратных подвигах, Мы до сих пор не имели досуга, дабы обратиться к другим делам, кои, пожалуй, можно счесть за роскошные излишества, однако королям подобает роскошь и величие. Чтобы далеко не ходить за примером, сошлюсь на то, что Наши друзья из южной страны, дон эскривано и его дочь, глядящие на Наши города и здания взором посторонним и непредвзятым, сочли Наш королевский замок в Бургосе голым и неуютным. И вот в минуту досуга Нашему Королевскому Величеству пришла счастливая мысль отстроить Наш заброшенный Паласио-де-Галиана, сделать его еще красивее, чем был он прежде. И да узрит весь свет, что Мы больше не прозябаем в нищете, что и Мы способны возводить роскошные строения, ежели у Нас явится к тому желание.

Столь длинные и гордые речи дон Альфонсо произносил разве что во время государственных церемоний, и гости, мирно сидевшие на берегу за остатками трапезы, были немало изумлены.

А король обратился к Иегуде, уже без излишней торжественности:

– Что ты по этому поводу думаешь, мой эскривано? Ведь ты знаток в таких делах.

– Твой загородный дом Галиана, – неторопливо начал дон Иегуда, – расположен в прекрасном месте. Прохлада реки отрадна, вид на твою славную столицу великолепен. Потратить труды на восстановление сего дворца было бы удачной затеей.

– В таком случае Нашему Величеству угодно восстановить Галиану, – недолго думая, решил король.

– Но есть одно препятствие, государь, – почтительно возразил Иегуда. – У тебя много отважных солдат и прилежных ремесленников. И все же твои мастера и ремесленники еще не достигли искусства, которое позволило бы отстроить сей дворец так, чтобы он был достоин твоего величия и твоих желаний.

Лицо короля омрачилось.

– А твой собственный большой дом? – спросил он. – Ведь ты же отстроил его в краткий срок, и отстроил роскошно?

– Я тогда выписывал мусульманских зодчих и мастеров, государь, – негромко, деловым тоном ответил дон Иегуда.

Все неловко молчали. Христианский мир вел священную войну против неверных. Пристало ли христианскому королю выписывать мусульманских мастеров? И захотят ли мусульмане строить дворец христианскому владыке?

Дон Альфонсо обвел взглядом лица придворных. На них было написано ожидание, но не насмешка. В лице еврейки тоже не было насмешки. Но что, если в душе у нее все-таки таится обидное сомнение: дескать, он, Альфонсо, не в состоянии отстроить ничего, кроме своих старых мрачных крепостей? Неужели такая малость, как восстановление загородного дома, не по силам ему, королю Толедо и Кастилии?

– В таком случае выпиши мне мусульманских строителей, – бросил он как бы мимоходом; затем нетерпеливо добавил: – Я твердо намерен восстановить Галиану.

– Коль скоро ты так приказываешь, государь, – ответил дон Иегуда, – я поручу дело моему Ибн Омару, пусть выпишет нужных тебе мастеров. Он знает, что к чему.

– Хорошо, – сказал король. – Проследи, чтобы дело шло без задержки. А теперь домой, господа! – заключил он.

Ни во время прогулки, ни за обедом он ни разу не обратился к донье Ракели.

Дону Альфонсо все сильней недоставало умиротворяющего присутствия Леонор. К тому же королева переносила свою беременность довольно тяжело, а роды ожидались через шесть-семь недель. Неловко было оставлять ее одну. Альфонсо послал к ней гонца с сообщением, что скоро сам прибудет в Бургос.

Донья Леонор не серчала на него за долгое отсутствие. Она понимала, как мучился он вынужденным бездействием. Понимала, как не хотелось ему встречаться при бургосском дворе с рыцарями, отправлявшимися в Святую землю. Она была благодарна мужу за то, что он все-таки приехал.