Если всмотреться в особенности «интеллектуальной лаборатории» ученого, можно заметить органичную его связь с жизнью, способность видеть и понимать действительность в ее проявлениях, а не только лишь в ее изложении на бумаге – в научных статьях и книгах. Вслед за И. Ньютоном он мог бы сказать: «Теорий не измышляю!» В целом Евгения Павловича как ученого и преподавателя отличали умение конструктивно и непротиворечиво интерпретировать сложные психологические явления, органично соединять «части» в «целое», доступно и ясно излагать свою позицию в науке, легко генерировать идеи и строить научные концепции, интегрировать множества разных проявлений поведения и деятельности людей в целостные симптомокомплексы с описанием их детерминации и перспектив эволюции.

И еще важная особенность его «интеллектуальной лаборатории» – стремление все систематизировать. Он покупал и выписывал множество журналов, собирал вырезки из журналов и газет, все классифицировал и аккуратно вклеивал в отдельные альбомы. «Будучи еще аспирантом, – вспоминает В. А. Сальников, – помогал ему в переезде на новую квартиру, меня удивило большое количество хорошо упакованных коробок, сначала подумал, что это какие-то редкие книги, так как остальные были связаны без обертки. В последующем все-таки поинтересовался, Евгений Павлович сказал: “Все просто, это моё хобби молодости – я собрал более шести тысяч открыток, при этом ни разу не купил повторно отдельную открытку, встречалось это, только когда приобретал в наборе”». Все интересные факты и информацию он стремился приводить в естественное соответствие между «собой» и «окружением». Таким образом он обеспечивал себе целостное восприятие действительности, более глубокое и цельное, чем на это «уполномочивали факты», им подмечаемые.

Отличался Евгений Павлович целеустремленностью, упорством в достижении научной и практической цели. Казалось бы, на фоне недостатка методик в изучении индивидуально-психологических различий валидные и доступные методики Е. П. Ильина должны были быстро получить широкое признание и использование. Однако не тут-то было. Потребовалось время, чтобы его ученики набрали большой материал, который показал надежность, валидность и достоверность этих, можно сказать, классических методик.

При первом же знакомстве, а тем более в ходе последующего общения складывалось впечатление о Евгении Павловиче как о человеке, увлеченном своими идеями и довольно откровенно высказывающем свое отношение к той или иной идее другого автора. В то же время он отличался общительностью и доступностью. Уже в молодости Е. П. Ильин обладал очень широким кругозором. Так, заведующая библиотекой Ленинградского научно-исследовательского института физической культуры (ЛНИИФК) с восторгом рассказывала, что на викторине, посвященной творчеству художников России и мира, аспирант Ильин правильно охарактеризовал практически все выставленные картины с указанием музея, в котором хранится та или иная работа.

Профессиональная научная и педагогическая увлеченность Е. П. Ильина органично сочеталась с личностной увлеченностью. Он с увлечением болел за любимую футбольную команду – ленинградский «Зенит», с увлечением играл в шахматы и настольный теннис. При этом был явно неравнодушен к проигрышам, но никогда не переносил досаду за проигрыш на взаимоотношения.

И еще, быть может, самое важное, что отличало этого ученого – колоссальная работоспособность и преданность делу. Евгений Павлович был образцом во многих отношениях – как человек, как мужчина, как ученый, как преподаватель, как наставник молодых и начинающих свой путь в науке. Мы, его ученики, благодарны судьбе за то, что она свела нас с этим замечательным, энциклопедически образованным, увлеченным Человеком, Ученым и Учителем, которому мы во многом обязаны нашими научными достижениями.

В заключение приведем пожелание Евгения Павловича Ильина своим ученикам: «Ищите свою нишу в научном поиске и это позволит вам подняться выше!»

Эта книга преследует цель показать причины сложных, а иногда и неприязненных взаимоотношений психологии с физиологией, несмотря на необходимость и неизбежность взаимодействия между этими науками. Молодое поколение психологов (да и, наверное, физиологов) вряд ли имеет представление о том, что происходило в той и другой науке и каковы были их взаимоотношения в 20–40-х годах и даже в 50–70-х годах минувшего столетия. Ведь публикации тех лет стали библиографической редкостью, а то, что написано в книгах по истории психологии, раскрывает вопрос о взаимоотношениях психологии с физиологией явно недостаточно и во многом в искаженном виде, вследствие идеологической политики, проводившейся в советское время.

Мне могут сказать: зачем ворошить старое; что было, то быльем поросло. Сейчас же вроде никто не возражает против того, чтобы психология и физиология контактировали друг с другом. Так-то оно так. Но, во-первых, как быть с исторической истиной? Разве не нужно знать молодому поколению психологов и физиологов, к чему может приводить стремление науки обслуживать ту или иную идеологию или упорно защищать «честь мундира» той или иной научной школы, стремящейся захватить всю территорию изучения работы мозга и поведения человека и животных? Во-вторых, разве не нужно знать, как и почему развивалась та или иная идея, в частности о необходимости содружества психологии и физиологии? Ведь был период, когда они не имели друг с другом никаких контактов, так как физиология вышла из медицины, а психология – из философии. Да и до сих пор время от времени возникают дискуссии о взаимоотношениях психологии с физиологией, снова задается вопрос: размежевание или сотрудничество? Разве не важно выяснить причины существующего до сих пор непонимания друг друга этими науками, делающими одно общее дело?