Таким образом, говоря о воле, И. М. Сеченов в одном случае акцентирует внимание на том, что воля является личностным образованием («силой воли»), а в другом случае он понимает волю как механизм управления движениями (их запуска, остановки, регуляции параметров движений), исключая внутреннюю биомеханику движений, которая осуществляется как хорошо оглаженная работа машины без участия воли.

В последующие годы И. М. Сеченов заговорил о так называемом «темном мышечном чувстве», которое «вместе с кожными и зрительными ощущениями служит, как говорится, важнейшим руководителем сознания в деле координации движений» [1953, с. 243; выделено мною. – Е. И.]. «…Все время, пока в теле продолжается мышечное сокращение, из кожи и мышц движущейся части идет непрерывное чувственное возбуждение к нервным центрам, которое видоизменяется по характеру вместе с изменениями движения и определяет этим направление дальнейших двигательных актов… Ощущения из кожи и мышц, сопровождая начало, конец и все фазы каждого мышечного сокращения, определяют продолжительность каждого из них в отдельности и последовательность, с которою одна мышца сокращается вслед за другой» [1953, с. 244–245].

Из приведенных цитат следует несколько важных выводов. Во-первых, И. М. Сеченов расширяет круг сенсорики, вводя туда «темное мышечное чувство», или проприорецепцию. Во-вторых, он указывает на роль проприорецепции и кожной рецепции (т. е. кинестезии) в контроле за осуществляемыми человеком двигательными действиями и, таким образом, по существу говорит о том феномене, который в наше время называется «обратной связью», «сенсорной коррекцией» или «обратной афферентацией». В-третьих, эта «обратная связь» участвует в сознательном контроле двигательных действий. Отсюда совершенно по-другому воспринимается рефлекторный характер произвольных действий. Это уже не тот рефлекс, которым И. М. Сеченов пытался объяснить в «Рефлексах головного мозга» сознательные двигательные действия человека. К сожалению, он не сформулировал эти свои представления в виде «рефлекторного кольца», что дало повод последующим поколениям ученых еще в течение многих десятилетий рассматривать рефлекс как простую «рефлекторную дугу».

К концу жизни И. М. Сеченов несколько по-другому стал рассматривать взаимоотношения физиологии и психологии. В книге «Физиология нервных центров» (1891), основой которой послужили читавшиеся им в Москве лекции, он не отказывается от своего положения о рефлекторной природе психического, но понимает ограниченность физиологического исследования для изучения психики. «Господство нашего начала [ «согласования движения с чувствованием», т. е. рефлекторного принципа. – Е. И.] идет, вероятно, и дальше – в ту область явлений, где чувствование превращается в повод и цель, а движение – в действие; но эта область уже лежит за пределами физиологического исследования» [1952а, с. 44]. Однако Сеченов по-прежнему предполагает возможность физиологического исследования и инстинктов, и заученных движений, несмотря на то, что последние управляются волей, т. е. намеренно, «без содействия соответствующего чувственного стимула» [1952а, с. 44].

Сеченов отделяет рефлексы от сознательно-произвольной деятельности: «В последовательном виде приложение нашего начала дает вообще три типа явлений: рефлекс, автоматию и сознательно-произвольную деятельность. В применении же к той наиболее изученной группе явлений, которая составляет главное содержание физиологии спинного и головного мозга, оно дает возможность распределить все явления в три главных отдела: учение о рефлексах, учение о локомоции и учение о сенсомоторных актах. При таком распределении отделы учения соответствуют в одно и то же время и трем главным типам явлений (автоматию представляет бессознательная локомоция), и, до известной степени, трем главным отделам спинномозговой оси: спинному мозгу, продолговатому мозгу с мозжечком и мозговыми узлами и большими полушариями» [1952а, с. 47–48]. Выходит, что настоящими рефлексами для Сеченова были только спинномозговые реакции?

В книге «Физиология нервных центров» Сеченов высказывает и другое положение, отсутствовавшее в «Рефлексах головного мозга». Он пишет: «Естественно задать себе вопрос: все ли вообще нервные снаряды построены на принципе согласования движения с чувствованием [т. е. на рефлекторном принципе в широком смысле. – Е. И.], и если нет, то подходят ли такие снаряды по своему значению под тип регулятора работ. На первый вопрос отвечают обыкновенно отрицательно, ставя в особую категорию “автоматической деятельности” такие нервные процессы, для которых источники возбуждения не найдены или выходят заведомо не из чувствующих поверхностей, а на второй следует, я думаю, отвечать утвердительно.

…Известно, например, что некоторые отделы нервных центров способны возбуждаться протекающей по ним кровью, и в то же время доказано прямыми опытами, что из этих самых отделов выходят влияния, управляющие дыхательными движениями… Явно, что весь нервный снаряд дыхания, со всеми его приспособлениями, предназначенными управлять газовым обменом, имеет значение регулятора; а между тем к самодеятельности он определяется импульсами, развивающимися не на чувствительных поверхностях, а в самых центрах под влиянием крови» [1952а, с. 44–45]. Таким образом, Сеченов признает, что наряду с рефлекторным способом управления имеется и гуморальный способ. «Из этих примеров, – пишет Сеченов, – читатель уже может видеть, какими внешними признаками отличается категория автоматических деятельностей от прежде описанного рефлекторного типа. Явления последнего рода развиваются лишь по временам, при известных условиях и очень часто в неправильные промежутки времени, или даже случайно, тогда как снаряды первого рода работают неустанно, – действительно, как автоматы…» [1952а, с. 45–46].