Мы грезили в русалочьей стране

И, голоса людские слыша, стонем,

И к жизни пробуждаемся, и тонем.

31 октября 1941 года

В тусклом свете, падающем в отгороженный закуток от коптящей керосиновой лампы, Щербаков на кровати увидел более молодую версию себя: более худого, коротко и небрежно стриженого мужчину с впалыми щеками.

Когда Михаил подошел и осторожно погладил больного по руке, тот открыл глаза.

— Что? Опять? Болит еще, болит... — простонал он. — И пить хочется... Воды принесите.

— Здравствуй, дед, — сказал Михаил. — Тебе пить нельзя, сейчас дам маленький глоток, губы смочить.

— Вы кто? Какой я дед? Вы же старше меня. Моему сыну пять лет всего, — хрипло ответил он.

— Дед, еще какой дед. Я ведь твой внук, Михаил, родился... нет, еще не родился, рожусь, в семидесятом году. Я ведь тебя не видел никогда, но бабушка Валя много о тебе рассказывала. Мы похожи, посмотри как. А Николай, сын твой, которому пять лет, это отец мой.

— И правда, похож, моя кровь, — пристально посмотрев на Михаила, сказал Алексей. — Выжили, значит, слава богу. А ты как здесь оказался, на машине времени прибыл, как в книге?

— Можно сказать и так, — ответил Михаил.

— Внук, надо же. Credo quia absurdum [1]. Кому надо обманывать умирающего, да еще и вчерашнего зека. Да и зачем? Валя, Колька... ты их нашел? Помог им?

— Нашел, отправил в Ташкент, жить им есть на что, надолго хватит.

— Скажу... — Алексей надсадно закашлял и надолго замолчал, собираясь с силами.

— Воды? — спросил Михаил.

Андрей дернул остолбеневшего Иохеля за рукав и, потянув к выходу, сказал ему на ухо:

— Пойдем отсюда. Не будем мешать.

На улице доктор, выйдя и оглянувшись по сторонам и, не увидев рядом посторонних, тихо спросил:

— Что это? Что сейчас было? Какие-то рассказы про машину времени? Это что, сказка для умирающего?

— Пусть будет сказка. Человеку надо умереть с надеждой, — ответил Андрей.

— Не очень-то похоже на сказку, погоди, — задумчиво сказал Иохель. — Ведь тогда становятся понятны все твои рассказы про медицину, про твоих коллег, которые придумали эти штуки, про которые ты мне говорил! — обычно флегматичный Гляуберзонас разволновался не на шутку, у него раскраснелись щеки и он начал жестикулировать, чего до этого не делал. — Андрей, скажи, ведь это правда, ну же?

— Иохель, да успокойся же! Сейчас сюда все сбегутся, потише.

— Успокоился. Но ты мне объяснишь всё, сейчас же!

— Подумай, тебе это надо? Ты только что узнал чужую тайну. Опасную, к тому же. Тебе с ней жить потом и оглядываться.

— У меня работа такая — узнавать и хранить чужие тайны. Я врач, ты не забыл? — с примесью пафоса в голосе сказал Иохель.

Андрей клял себя на все лады за то, что не утащил его сразу же из палаты и доктор стал невольным свидетелем разговора Михаила со своим дедом. «Выпустили джинна из бутылки», — подумал он.

— У тебя же в Арзамасе семья осталась? — спросил Андрей.

— Да. Мама и две сестры.

— Иохель, запомни. Никогда. Никому. Ничего. Только так ты обезопасишь не только себя, но и свою родню. Всё, что я тебе скажу, останется между нами. Ты понял?

— Да.

— Ну ладно, спрашивай.

— Война. Когда? Кто? — сразу же выпалил Иохель.

***

Михаил вышел где-то через полчаса. Андрей впервые за всё время их знакомства увидел в его глазах слезы.

— Всё. Ушел. Поехали, Андрей.

— Мы похороним... — начал было Иохель.

— Да, спасибо, извините, что так резко. Пожалуйста, сообщите о месте захоронения, сейчас, я запишу, — Михаил достал из кармана свой блокнотик, карандаш, написал адрес и, вырвав страницу, отдал Иохелю. — Это его жена.

— Ладно, если ехать, то ехать, пойду, оформлю бумаги, — сказал Андрей.

— Может, перекусите на дорожку? — спросил Иохель.

— Нет, мы поедем. И да, там у нас в машине... всякое..., брали с собой, сейчас выгрузим. На поминки, получается, — грустно сказал Михаил.

***

Выехать удалось еще до полудня. Михаил молчал, если Андрей его о чем-то спрашивал, то отвечал односложно, нехотя. И только когда Иньшино скрылось за очередным холмом, попросил Андрея:

— Останови, пожалуйста. Постоим.

Михаил вышел из машины, оперся на открытую дверцу.

— Ну вот, Андрюха, мы и выполнили свою миссию. Можно уезжать спокойно.

— Ты как, в порядке?

— Да. Жаль всё-таки, что так и не уберег его от смерти, а ведь возможность была... А знаешь, он умер свободным. Пошутил даже, что получил назад осознанную необходимость [2]. И еще. Помнишь книгу, в которую вы с Настей засунули читалку?

— Да, помню, Том Сойер.

— Так вот, там в переплете лежит листочек с координатами. Дед, оказывается, был собирателем ценностей для Жоры Маленкова. Вот три ящика с всяким барахлом, которого хватило бы, как он сказал, на зал в Эрмитаже, они и спрятали. Координаты в книжке, книжка у чекистов, прямо как в сказке про Кащея. Кстати, координаты неправильные, к долготе надо добавить градус, от широты отнять полградуса. А, пускай ищут, — махнув рукой, сказал Михаил.

— Садись, Миша, в машину, поехали. Не ровен час, чекисты еще и деда твоего искать на всякий случай начнут. Лучше мы подальше отсюда в это время окажемся.

— Поехали. Давай, я поведу, а ты ложись пока на заднее сиденье, а то выглядишь, будто всю ночь мешки разгружал. Да и мне отвлечься. Потом поменяемся.

Михаил аккуратно ехал по подтаявшей грязи, не заглядывая далеко вперед и потому внезапное препятствие заметил только тогда, когда они в него почти уткнулись.

Прямо перед машиной, размахивая руками, нетерпеливо подпрыгивал на месте молоденький старший лейтенант в щегольской шинели и блестящих сапогах. Наверное, старлей довольно давно бегал по дороге в поисках помощи: лицо его уже приобрело характерный сизоватый оттенок. Рядом стоял военный чуть постарше, с одиноким кубиком младшего лейтенанта в петлице. Этот от холода не плясал, а просто поглядывал по сторонам. В десятке шагов позади них стояла, уткнувшись в придорожный куст «эмка», отличавшаяся от той, на которой ехали Андрей с Михаилом, разве что тем, что была значительно чище.

— Что у вас? — спросил Михаил, опустив стекло со своей стороны. — Помощь нужна?

— Машина заглохла, — объяснил старлей, подходя к нему. Младший лейтенант в это время начал обходить машину с другой стороны.

— Ну давайте я вас на буксир возьму, дернем, может, заведется. А нет, так дотащу куда-нибудь, — предложил Щербаков.

— Нет. Выходите из машины. Я ее реквизирую. Помощь потом вам пришлем. Я — порученец товарища Маленкова. Быстрее освобождайте машину.

— Да иди ты в жопу, порученец хренов. Хоть товарищу Маленкову, хоть Папе Римскому. Пойди на хер отсюда, — внезапно взорвался Михаил.

— Вы... вы понимаете, что говорите? Да я вас! — старлей непослушными пальцами начал расстегивать новенькую кобуру на ремне.

Михаил рывком открыл дверцу, ударив ею старлея, так что тот отступил на пару шагов назад, и быстро вышел из машины, достав на ходу пистолет и сбросив предохранитель.

— Вы аресто... ва... ва... — заикаясь, сказал порученец Маленкова. Замерзшие пальцы плохо его слушались и он никак не мог справиться с кобурой. Водительская дверца «эмки» Маленкова открылась и из машины начал вылезать крупный, почти квадратный мужчина в кожаной куртке, доставая наган.

— Андрюха, мочи своего! — крикнул Михаил и выстрелил в порученца, который сразу упал. Пуля противно звякнула о крышу «эмки», пролетев рядом с левым плечом Михаила, но он не обратил на это внимания, продолжая стрелять, уже в сторону водителя, который, покачнувшись, упал за машину.

Андрей, остававшийся всё это время незамеченным, наконец-то смог сесть, рывком открыл свою дверцу, зацепив при этом младшего лейтенанта, присевшего, как оказалось, рядом, и выстрелил в него.