— Но стоит ли так строго...

— Андрюша, поверь, через пять минут она уже снова будет весела и жизнерадостна. За нее не переживай, — она обняла Андрея за шею и поцеловала в губы. — Хватит уже о Насте. Спасибо тебе. Несмотря на мои опасения, ты оказался не таким уж непроходимым дураком, — она поцеловала его еще раз, крепче, и сказала: — Ты только не пропадай никуда, ладно? Я с тобой хоть куда готова, хоть в будущее ваше, хоть в дремучий лес здесь, Только оставайся со мной. Ведь останешься?

— С тобой — останусь. Лена, правда, я без тебя... да не знаю, куда-то все слова пропали, я как пионер какой сейчас, от счастья голову потерял. Мне и правда с тобой очень хорошо. Обещаю, не пропаду.

Елена прижалась к нему на мгновение и спросила:

— Миша сказал, вы на дежурство сейчас?

— Да, пойдем. Никуда не денешься. Думаю, ближе к вечеру освободимся.

— Идите, мы вам позже поесть принесем, — Елена встала из-за стола и, наклонившись, поцеловала его в лоб. — Спасибо тебе. Я тебе верю. Я в ванную, — и она ушла, что-то тихо напевая.

На баррикаде царила откровенная скука — самая хорошая новость на войне. Мужчина, которого они сменили, внешне удивительно похожий на актера Гринько [4], такой же высокий и нескладный, что-то буркнул в ответ на приветствие, поправил на голове вязаную шапочку и, запахнув плащ-палатку, не оборачиваясь, пошел домой.

Михаил с Андреем убивали время как могли: играли в камень-ножницы-бумага, но бросили игру, когда счет достиг баскетбольного девяносто пять на шестьдесят в пользу Андрея, бросали Бублику палку (псу понравилось, а им тоже надоело). Обсуждали эстамп, подаренный Масловым, вспоминая, сколько людей там изображено. Отметив схожесть своего сменщика с актером, вспоминали стихотворение про конец лета.

Ближе к полудню со своего поста на верхушке баррикады зарычал Бублик. Выглянув в щель, они увидели, как по дороге плетется вчерашний мародер, подстреленный Михаилом. Сегодня от молодецкой удали не осталось ничего: к ним шёл жалкий, помятый жизнью немолодой уже человек. Раненую кисть, замотанную удивительно грязной тряпкой, он прижимал к груди и время от времени внимательно смотрел на нее, как бы пытаясь убедиться, что она на месте и с ней ничего больше не случилось.

— Глянь, опять благородный разбойник приперся, — сказал Михаил.

Мужик остановился шагах в десяти от преграды и молча уставился на нее.

— Тебе чего? По пятницам не подаю. Иди домой, болезный, от греха подальше, — крикнул в щель Михаил.

— Так я это, простите, гражданин начальник, — зашепелявил мужик, потом подумал и поклонился. — Вчера вот незадача вышла. Ошибочка, значит.

Андрей, только что присоединившийся к Михаилу, после «Осибоська знасиць» совершенно неполиткорректно захохотал.

— Что хотел? — спросил более сдержанный Михаил.

— Вилки мои, значит, обронил я вчера. Вот, пришел спросить, не находили? Вилки не мои, Анатолий Тимофеича, бригадира, значит, а я вроде как без спросу взял. Он теперь, бригадир наш, грозится в тюрьму посадить. Отдайте вилки, гражданин начальник. Заради бога, простите, пьяный же... Мне же деточек кормить... Ошибочка, значит, вот, — и мужик снова поклонился. — А я на огороде или как там, я отработаю, не сомневайтесь. Вилки отдайте только, а?

Андрей, пребывавший в прекрасном настроении, решил осчастливить мужика.

— Стой тут, поищу твои вилы. Только не нуди, — сказал он.

— Охота тебе возиться? — пробурчал Михаил. — Он свое заслужил, робингуд хренов.

— У меня сегодня день добрых дел, — не согласился Андрей. — Ноги разомну заодно.

Никита нашелся удивительно быстро, хоть и пришлось пристраиваться к нему на ходу, он, как обычно, где-то срочно понадобился.

— Это какие вилы? Которые вчера местные потеряли? Стоят в конторке, забирай, там открыто, сразу за дверью.

Всё еще удивляясь привычке местных жителей не запирать двери на все возможные засовы, Андрей пошел в закуток, который Борискин гордо называл то конторкой, то кабинетом. Вилы стояли за дверью, никого не привлекая. Андрей прихватил их за грязноватый черенок и не спеша пошел к месту дежурства.

Издалека он заметил зеленое пальто Елены, стоящей возле баррикады и ускорил шаг.

— А мы вам поесть принесли, давай, мой руки, горячего поешь, — сказала она.

— Сейчас, отдам вот инструмент просителю, а то замерзнет там в луже, — ответил ей Андрей и полез вверх по мешкам. — На, лови, осибоська, — бросил он вилы на землю и, не глядя на счастливого крестьянина, полез вниз.

— Настя, полей дяде Андрею на руки, — сказала Елена, доставая из сумки полотенце. — Давай, мой, я тебе суп сейчас налью. Даша, доставай миску, — сказала она Дарье, засмотревшейся куда-то вдоль улицы.

— Бежит кто-то, вроде мужчина какой-то, — сказала Дарья, доставая тарелку из своей сумки. — Случилось что-то, что ли?

Мужчина подбегал, до него оставалось каких-то метров пятьдесят и уже стало видно, что он одет в распахнутый пиджак на голое тело и незастегнутые грязные брюки, державшиеся на подтяжках. Незашнурованные ботинки болтались на его ногах, грозя слететь с каждым шагом, в правой руке он держал пистолет, а в левой покрытую грязью шляпу, которую он, наверное, поднял с земли. Неизвестный не обращал внимания ни на что, он шел удивительно ровно и целеустремленно, как идут пьяные, пытающиеся казаться трезвыми, не обходя лужи. Метрах в десяти от баррикады он остановился, посмотрел на свою шляпу и отбросил ее в сторону.

— Что, фашисты, не ждали? Думали, не будет вам отпора? А я вам дам отпор, гады! Вон с нашей земли, твари! — он поднял пистолет и дважды выстрелил вверх.

— Эй, мужик, ты что, лишнего выпил с утра? А ну отпусти пистолет! — Андрей шагнул вперед, закрывая собой Елену и Настю, стоявших рядом, краем глаза замечая, как достает свой пистолет Михаил, как Бублик по обочине бежит к странному мужчине, как Дарья поднимает тарелку перед собой, будто в попытке защититься и понял, что не успевает ничего, потому что в следующую секунду незнакомец поднял руку и с воплем «Смерть фашистам!» выстрелил в Дарью.

Через секунду Бублик бросился на него и сбил на землю, Михаил, опустив свой пистолет, побежал к стрелку, а Андрей повернулся к Елене. Они с Настей стояли остолбеневшие, прижавшись друг к другу и смотрели на Дарью, которая сползала на земле по мешкам баррикады, неловко подогнув под себя ноги и продолжала держать в руке тарелку. Лицо ее на глазах бледнело, из груди доносился какой-то свист и хрип, она, не издав ни единого звука, открыла рот, будто хватая воздух, которого вдруг стало не хватать. Андрей бросился к ней, отбросив, наконец, в сторону ненужное полотенце.

— Даша, где болит, покажи, — торопливо спросил он, расстегивая ей пальто. Тихо звякнула о камушек на земле упавшая тарелка и Дарья, закрыв глаза, перестала дышать.

_________________________________________

[1] В оригинале «And I have seen the eternal Footman hold my coat, and snicker», Трудное для всех переводчиков стихотворения место, так как в русском языке нет соответствующей случаю идиомы для обозначения смерти.

[2] Шустовский коньяк, он же предок армянского, вроде как бочки с времен основания не меняли.

[3] «Краткий курс истории ВКП(б)». Автором книги числился сам Иосиф Виссарионыч. Население книгу было обязано изучать, по единственно верной версии истории партии сдавали зачеты и экзамены.

[4] Если кто Николая Григорьевича в роли Профессора в «Сталкере» Тарковского не помнит, то уж папу Карло, соорудившего первого советского андроида Буратино или профессора Громова из «Электроника» помнят, наверное, все.

О быть бы мне корявыми клешнями,

Скребущими по дну немого моря!

17 октября 1941 года

— Что с ней? Андрей! Да не молчи же! — закричала за его спиной Лена.

Андрей расстегнул, наконец, пуговицы на пальто Даши и увидел на ее блузке почти в центре грудины дырочку с кровавым ободком. На сонных артериях Андрей пульс не нащупал. Оттянув вверх веко, он увидел стремительно плывущий в стороны зрачок, будто покидавшая тело жизнь расширяла себе выход наружу. Андрей, бережно поддерживая Дашу под голову, аккуратно уложил ее на землю и закрыл ей плотнее глаза.