— Вот и всё. Кислород сейчас давать, до утра не трогать, пусть сидя спит. Короче, занимайтесь с дежурным [5], — сказал Андрей, вставая. — Всего вам хорошего.

— А как же..., — растерянно сказала уже ему в спину медсестра, но Андрей уже вышел из палаты.

В коридоре его ждал только Михаил, художник с женой уже ушли к машине.

— Спасли? Поехали уже, а то этот день никак не закончится, похоже. А я спать хочу, зверски просто, — сказал он Андрею.

— Ты тогда за руль не садись, давай я поведу, а то заедешь еще куда.

— А я не гордый, не откажусь, — согласился с ним Михаил.

Домой, на Сокол, доехали почти без происшествий. Поток людей на улицах с наступлением темноты если и не иссяк, то стал значительно меньше. Степаныча, который за всю дорогу не проронил ни слова, высадили у его дома в Сокольниках. Выйдя из машины, он скупо всех поблагодарил и ушел, не оборачиваясь. Жена Маслова, уснувшая у мужа на плече сразу, как только села в машину, до самого дома так и не проснулась, всхрапывая время от времени,

Остановив машину у дома художника, Андрей вздохнул с облегчением, будто не верил до последнего, что эта поездка закончится.

— Ну всё, Егор, спокойной ночи. Сам машину в гараж загонишь, я надеюсь? — пожал Маслову руку на прощание Михаил.

— Да, конечно, — пробормотал сосед и вдруг плечи его затряслись от плача. — Боже, я даже не думал, что это такой ужас... Спасибо вам, я даже не знаю... Спасибо...

— Егор, иди домой, мы тут сами тогда разберемся, — сказал Михаил, понимая, что Егору сейчас не до машины.

— Не надо, я сам, попозже, — сказал Маслов, шумно сморкаясь в носовой платок.

— Забирайте его, — сказал Андрей Масловой, вспоминая, что они так и не познакомились, пока они спустились к машине, она уже спала. — Вы извините, я ведь даже не знаю Вашего имени.

— Людмила Константиновна.

— Я Андрей. Это Михаил. Что же, мы пойдем, спокойной ночи вам.

— Спасибо вам за помощь, — прощаясь, сказала она.

Дома они застали чаепитие в самом разгаре. Тамара Михайловна как раз ставила на стол розетку с вареньем. Первое, что Андрей увидел, было лицо Елены, разрумянившееся от чая. Андрея мгновенно переполнила радость от того, что он видит ее, что, наконец-то она рядом. Он вдруг осознал, что вернулся домой по-настоящему, все близкие ему люди здесь, с ним. Хотелось, чтобы так и было всегда.

Из оцепенения его вывел Михаил, толкнувший его в спину.

— Проходи, что встал? Я тоже чая хочу.

У ног уже крутился Бублик, подбежала Настя, обнимая Андрея и Михаила, Тамара Михайловна начала хлопотать, наливая им чай и спрашивая, не покормить ли их с дороги, а Андрей всё смотрел в глаза Елене, которая, также не отрывая от него взгляда, встала из-за стола и шла к нему, и секунды эти, пока она не протянула к нему руку и не дотронулась до его лица, казались ему вечностью.

— Здравствуй, — сказала она, — что же вы так долго? Уехали, я даже поговорить с тобой не успела. Вышла из ванной, а Настя говорит, что вы внезапно собрались и уехали куда-то. От тебя порохом пахнет.

_________________________________________________

[1] Дионисий Ареопагит, 16 октября и 17 января.

[2] Андрей помогает лечить отек легких, который при отсутствии помощи может привести к гибели пациента в очень короткое время.

[3] Внутривенные инъекции еще долго будут считаться врачебной манипуляцией.

[4] Ох уж эти многоразовые иглы к шприцам! Отдельной песней была их обработка, когда медсестры тратили по несколько часов на их замачивание, чистку, промывание и стерилизацию, а заодно и заточку. Не так уж и давно это счастье в нашей отчизне кончилось.

[5] Не всегда так быстро и таким минимальным набором средств, но и так бывало, что после единственной инъекции состояние при отеке легких радикально улучшалось.

И, как всегда, Швейцар[1], приняв мое пальто,

хихикнул

16 октября 1941 года

Где-то на краю сознания мелькнула мысль, что он даже не помыл руки перед тем, как делать инъекцию и хорошо, что медсестра оказалась до ужаса запуганной Михаилом и не сообразила даже о таких элементарных вещах, иначе без ругани не обошлось бы, но Андрей тут же обо всем забыл, потому что пальцы Лены всё ещё касались его щеки и она не собиралась убирать руку.

— Ну, так стреляли, — попытался пошутить он и тут же понял, что единственный человек, способный оценить эту шутку, сейчас умывался в ванной, так шумно фыркая, что было слышно даже через закрытую дверь. Говорить больше ничего не хотелось, он просто обнял Лену и прижал ее к себе.

Из ванной вышел Михаил и хлопнул по плечу, вернув на землю.

— Не спи, замерзнешь. Андрюха, давай руки мыть, а то так неумытым и останешься. А нечистым трубочистам, как известно, стыд да срам, — и замолчал, поняв некую двусмысленность сказанного им, на что, впрочем, внимания никто не обратил, так как тщательно делали вид, что смотрят куда-то в сторону на Бублика, который с энтузиазмом поглощал обрезки с косточки, которые бросила ему Тамара Михайловна.

— Ты хоть чаю попей, — сказала Елена, не отпуская руку, — вы же целый день не ели ничего.

Андрей вышел из ванной, вытирая руки и сел за стол, сразу же начав поглощать бутерброды с колбасой и сыром. Елена села рядом с ним и смотрела на него, не отрывая взгляда, а потом прижалась к его плечу. Настя начала было рассказывать, чем они занимались, пока они где-то ездили, как смешно Бублик гонялся за кошкой, которая обманула его и прыгнула через забор с дерева, но у Дарьи внезапно заболела голова и она поняла, что надо срочно лечь спать, потащив за собой ничего не понимающую и сопротивляющуюся Настю. Тамара Михайловна начала собирать посуду со стола. Михаил, сказав, что устал, ушел к себе в комнату, захватив пару бутербродов и огромную кружку с чаем. Елена еще сильнее прижалась к плечу Андрея, и он замер, боясь спугнуть свое счастье. Так они просидели неизвестно сколько, пока Елена не сказала:

— Андрей, ты ведь носом уже клюёшь, давай-ка, иди мыться и спать.

Елена поцеловала его в щеку и Андрей нехотя пошел, но в ванной, встав под душ, он понял, что смертельно устал и сейчас уснет прямо здесь, не дойдя до кровати. Кое-как он вытерся полотенцем, натянул пижаму и со слипающимися глазами добрел до своей кровати, и сразу уснул.

Андрей проснулся среди ночи, обнаружив себя лежащим под аккуратно подоткнутым со всех сторон одеялом. Он подумал, что, с одной стороны, неплохо отдохнул, а с другой стороны, жаль, что вчера его так срубило и он даже не успел хотя бы поцеловать на ночь Лену, не говоря уже о чем-то большем. Протянув руку, чтобы взять часы, которые должны были лежать на столике у кровати, он вдруг наткнулся на какое-то незапланированное препятствие. Не успев подумать, что бы это могло быть, Андрей услышал сонный голос Елены:

— Ты хоть знаешь, Андрей, что ты ужасно храпишь? И еще ты постоянно пытался столкнуть меня на пол. Если ты хоть на что-то надеешься со мной, то тебе точно нужна кровать пошире. И кроме того, ты непроходимый дурак, если всё еще лежишь и не знаешь, что делать с женщиной, которая лежит с тобой в одной постели и тебе вроде как небезразлична.

И тут уже Андрей доказал, что непроходимым дураком он всё же не является.

17 октября 1941 года

В окнах еще только засерело утро, брызгая дождем, Тамара Михайловна начала возиться у плиты, готовя завтрак. Послышался стук в дверь. Михаил, встававший всегда одновременно с началом утренних хлопот домработницы на кухне, пошел открывать. На пороге стоял Маслов, руки которого были заняты какими-то свертками.

— Доброе утро, Егор, — поприветствовал его Михаил. — Что так рано? Случилось что?

— Нет-нет, ничего не случилось, всё нормально, — успокоил его Егор.

— Хорошо, тогда заходи, позавтракаем вместе.

— Да я, собственно, на минутку, — замялся художник. — Вы уж извините, как-то вчера немного скомкано вышло, разнервничался. Вот, хочу поблагодарить вас от себя и от жены, конечно же. Если бы не вы, даже не знаю...