— Нет, но мне есть о чем поговорить с профессором Энгельгардтом, думаю, ему это будет очень полезно узнать.

— А с жильем всё получилось у вас? Сняли что-то? — спросила Дарья.

— Да, всё в порядке, дом на Соколе, в поселке художников. Завтра, наверное, переедем. Хотя что нам переезжать: ботинки обул и готов, — сказал Андрей. — Там, конечно, устроиться еще надо, дров завезти, но это не страшно, сказали, что организовать нетрудно.

— Андрей, пойдем-ка, пошепчемся, пока тут на стол накрывают, не будем мешать, — сказал Михаил.

— Пойдем на кухню, Терентьич, скорее всего, спит, мешать нам не будет.

— Что там у тебя? — спросил Михаил, когда они зашли на кухню.

— Не у меня, у нас. Помнишь Настину читалку?Ты еще ругал нас, что мы ее в бумажную книгу засунули?

— Блин, а я с этим дурдомом и забыл совсем. Лекарства! Там же не справочник Видаля какой-нибудь, там же технологические карты, требования к сырью, клинические испытания, всё на блюдечке.

— С голубой каемочкой?

— Да с любой каемочкой, Андрюха. Живем! А то у меня после вчерашнего и руки опустились, дурь всякая в голову лезет целый день. Завтра вместе пойдем к профессору. Крутой ученый?

— Очень. Один из лучших. Помнишь, ты про портрет в музее рассказывал, по которому подполковника узнал? Так вот, это тоже портрет, только на кафедре биохимии, висел в кабинете, где мы пропущенные занятия отрабатывали. Так что я завтра встречу кусочек своего прошлого, только сильно помолодевший.

________________________________________________________

[1] Увы, но сейчас дом на Верещагина, 12 посмотреть не получится — его снесли и построили какой-то новодел.

[2] Я сознательно выключил из книги все мытарства с пропиской, ибо ничего в них интересного, кроме очередей и прочего занудства, нет. Кто жил во времена СССР, тот помнит этот геморрой. Пускай будет так, по упрощенной схеме.

[3] В.А. Энгельгардт — один из выдающихся отечественных биохимиков, в описываемое время возглавлял лабораторию молекулярной биологии в Институте биохимии.

Разве я посмею

Потревожить мирозданье?

20 сентября 1941 года

— Пешком пойдем, — сказала Дарья, когда они допивали чай. — Время есть еще, погода хорошая, здесь и идти полчаса всего, правда, Михаил?

— Правда, лучше пешком, чем в транспорте сейчас давиться. Через Андреевский мост перейдем — и на месте, — ответил Михаил, допивая чай, — Терентьич, ты что там за углом притаился? Тебе чай налить? А то покрепче нет ничего.

Сосед заполз на кухню по стенке. Лицо его уже приобрело тот классический сизоватый оттенок, который так характерен для запойных пьяниц.

— Николаич, мне бы поправиться, дай денег, я отдам, я вот сегодня похмелюсь и в завязку.

Накануне сосед свел очень близкое знакомство с Михаилом, причем, не по своей воле. Когда, немного проспавшись, Николай Терентьевич понял, что душа его требует праздника, он устроил в коридоре моноспектакль с песнями и плясками. Быстрее всех впечатлился талантом как раз Михаил, утащивший артиста в ванную и каким-то волшебным способом унявший у того тягу к публичным выступлениям и добавив Терентьичу много очков вежливости, после чего тот всех, включая Настю, начал называть на «Вы» и по имени-отчеству. Впрочем, на Насте он споткнулся, поскольку она не сообщила хмельному соседу свое отчество.

Сейчас, награжденный кружкой чая и баранкой, Терентьич остался один на кухне с напутствием пьяным домой не приходить, а лучше сразу умереть, так легче будет.

— Настя, дай-ка книгу свою, пожалуйста, — сказал Андрей, обуваясь.

— Но я ведь ее читаю! — Настя с большой неохотой рассталась с «Томом Сойером», с обидой глядя, как книга скрывается в недрах рюкзака.

— Почитаешь еще, — пообещал Андрей и пошел на выход.

Институт биохимии стоял во дворах и шум с Ленинского проспекта сюда почти не доносился. Вахтер на входе только скользнул взглядом по сопровождавшим Дарью мужчинам. Лаборатория, где работала Дарья, располагалась на втором этаже. Даша заглянула внутрь:

— Нет никого еще, рано пришли. Ладно, вы здесь посидите, я сейчас схожу посмотрю, где Владимир Александрович. Наверное, с Милицей Николаевной [1] чай пьет, — и Дарья, надев халат, куда-то убежала.

Михаил с Андреем не успели даже усесться на лабораторные стулья (других в лаборатории не нашлось), как дверь открылась и вошел высокий худощавый брюнет с красивым, как сказали бы авторы книг с участием аристократов, породистым, лицом и бросающейся в глаза эталонной осанкой.

— Вы к кому, товарищи? Из университета? Мы же договаривались после одиннадцати.

— Мы к Вам, Владимир Александрович, — сказал мгновенно узнавший молодую версию портрета с кафедры биохимии Андрей. — Вы знаете, у нас с коллегой возник научный спор, он утверждает, что в цикле Кребса выделяется тридцать молекул АТФ, а я — что тридцать две.

— Вы оба правы. Обычно тридцать две, но при некоторых условиях может и тридцать. Постойте, вы кто? Зачем вам цикл трикарбоновых кислот? — мужчина посмотрел на разошедшегося Андрея несколько обескураженно.

Андрей же, казалось, с удовольствием вспоминал молодость и кафедру биохимии, попившую у него, как и у всякого студента-медика, много крови.

— А Вы студентам рассказали уже про «Целый Ананас И Кусочек Суфле Сегодня Фактически Мой Обед» [2]? Очень помогает запомнить последовательность реакций. Мне точно помогло, видите, до сих пор помню, а ведь сколько лет прошло.

— Сколько? Кребс описал цикл трикарбоновых кислот пять лет назад всего, студентам мы еще не читаем лекцию об этом, — профессор отвечал уже несколько раздраженно. — Если у вас всё, покиньте лабораторию.

— Владимир Александрович, Вы простите моего коллегу, — вмешался Михаил, — он от волнения несколько неудачно начал разговор. Мы, уважаемый профессор, пришли, чтобы поговорить о вещах более серьезных, чем студенческие считалки. Вы же знаете, чем сейчас занимается Зинаида Виссарионовна? [3]

— Да, знаю. А вы микробиологи?

— Да не в том дело, микробиологи мы или нет. Речь, товарищ Энгельгардт, о том, что как раз в этой области у нас есть сведения намного более важные чем процесс получения пенициллина.

— Это шутка такая? Весьма глупая, скажу вам. Уходите, мне работать надо, — профессор показал на дверь.

Дверь в тот же миг открылась и в нее вбежала Даша.

— Ой, а Вы здесь, Владимир Александрович? Я как раз Вас искала, — сказала она, поправляя халат.

— Даша, дайте нам с Владимиром Александровичем поговорить. Пожалуйста, — сказал Михаил, жестами подкрепляя свою просьбу.

— Так это Дарья Андреевна вас привела? Ах, точно, я же видел вас вчера вместе, когда она приходила.

— Я продолжу, товарищ Энгельгардт. Андрей, доставай, — Михаил кивнул Андрею, уже запустившему руку в недра рюкзака.

— Смотрите, Владимир Александрович, вот какая штука у нас есть, — Михаил открыл книгу.

— Хотите почитать мне Марка Твена? Вряд ли там есть про пенициллин.

— Как раз в этой книге есть, и не только про пенициллин. Сюда смотрите. По-английски читаете?

— Да, конечно.

— Читайте, — и Михаил показал ему открытую книгу.

— Sheehan, John C.; Henery-Logan, Kenneth R. The Total Synthesis of Penicillin V, Journal of the American Chemical Society, 1959. — прочитал заголовок Энгельгардт. — Что это? Я знаю этот журнал, там не публиковали такую статью.

— На дату еще раз посмотрите.

— Одна тысяча девятьсот пятьдесят девять. Не может быть. Это мистификация? Что это за бумага такая? Куда делась страница со статьей? — спросил Энгельгардт, когда Михаил пролистал статью на следующую страницу.

— Никуда не делась, Владимир Александрович, и у Вас будет еще возможность прочитать эту и тысячи других статей. Как это ни пошло звучит, но мы с коллегой из будущего и хотим предложить свою помощь. Да, я понимаю, это не совсем Ваш профиль, но надеюсь, что и эту проблему мы совместными усилиями решим.