— Наверное, так и есть. Если Андрей Григорьевич сам такой диагноз поставил, — немного насмешливо произнес медик очень знакомым голосом с характерным прибалтийским акцентом.
— Иохель? Ты как здесь? Вот так встреча! — обрадованно сказал Андрей.
— Лечим потихонечку, — сказал, вставая, доктор Гляуберзонас и распахивая руки для объятий. — Ну, давайте посмотрим вашего больного, — сказал он после того, как они тепло поприветствовали друг друга.
Осмотрев пациента и подтвердив диагноз, поставленный Андреем, Иохель сказал:
— Здесь, конечно же, срочная операция нужна, но здесь это делать нельзя: операция большая, да и потом еще лечиться долго придется. Так что мы его обезболим сейчас и отправим дальше, в госпиталь, с этим ему повезло, наш транспорт примерно через час туда отправляется. Сейчас все организую, скажу, чтобы сделали всё что надо.
Иохель вышел и очень скоро вернулся в сопровождении двух санитаров с носилками, которые переложили на них Николая и унесли.
— А вы-то какими судьбами здесь оказались? — спросил он.
— Ищем одного родственника Михаила, где-то в этой дивизии воюет, очень надо свидеться, вот и захватил его в командировку, по случаю. Я же здесь от газеты, от «Красной звезды».
— Товарищ военврач [2], транспорт с ранеными, на сортировке уже, — крикнули в палатку с улицы.
— Всё, надо идти, — поднялся Иохель. — Сейчас самая работа. Давайте вечером попробуем встретиться, тогда и поговорим. Очень рад встрече.
— Ну что, давай по боевым постам, — сказал Михаил, когда они подъехали к штабу дивизии, — бумаги отметим, а там ты к политрукам, собирать сведения о доблести, о подвигах, о славе, а я к особистам. Кто как не они, бойцы невидимого фронта, должны знать, где, кто и что. Водки постарайся много не пить, — дал он последнее напутствие.
Водки никто и не предлагал. Ни много, ни мало. Политработники дивизии были злыми, усталыми и невыспавшимися и очередному корреспонденту никто рад не был. Андрею просто дали ворох боевых донесений, предложив разбираться самому, а потом уже, как выберет, согласовать всё с ними. Судя по сведениям, которые выписал Андрей, за то, чтобы занять плацдарм на западном берегу Оки, немцы заплатили очень дорого [3]. Сначала эта работа немного раздражала Андрея, но потом он даже вошел во вкус, поняв, что эти, порой небрежно написанные и испачканные листочки — самая настоящая история и работал, не обращая внимания на время, пока на улице не начало темнеть и он уже не мог разбирать написанное. Тут же, будто ждал, когда Андрей закончит, зашел Михаил.
— Ну что, набрал материал? — спросил он.
— Практически да, — ответил Андрей, откладывая в сторону стопку боевых донесений. — А у тебя что?
— Нашел, — улыбаясь, ответил Михаил. — Прибыл двадцать седьмого. Щербаков Алексей Дмитриевич, одна тысяча девятьсот четвертого года рождения. Направили в восемьсот тридцать седьмой полк, в Карташево. Других Алексеев Щербаковых во всей дивизии нет. Утром поедем, сейчас поздно.
— Ну пойдем тогда к Иохелю сходим, обещали же, может, он закончил с ранеными, — предложил Андрей.
— Ты иди, а я разберусь, где нам спать устроиться, потом подойду, — ответил Михаил.
31 октября 1941 года
Ехать в Карташево на машине им не посоветовали. Дорога местами простреливалась, «эмка» для немцев была бы слишком заметна, так что поехали на подводе с интендантским грузом. Кляча, явно лично участвовавшая еще в русско-японской войне, еле ковыляла, так что с подводы очень скоро слезли все и шли рядом.
Ночной заморозок немного прихватил землю, так что идти было удобнее, грязь не мешала. До Карташево добрались часа за полтора. Михаил бросился в штаб полка, но вернулся расстроенным:
— Опоздали, Алексей Щербаков буквально вчера утром был ранен в живот во время контратаки и доставлен в медсанбат.
Теперь им предстояло снова возвращаться туда, откуда они только что пришли, в Иньшино.
— Неужели не успеем? Да что же за непруха такая? — сказал, сплюнув на штабное крыльцо, Михаил. — Нет, ну ты представляешь, оказывается, даже ходить никуда не надо, вот он, рядышком, у друга твоего, Иохеля, а мы тут... Нет, ну что ты скажешь, а?
Таким расстроенным обычно непробиваемого Михаила Андрей еще не видел. Даже узнав о гибели своего стратегического запаса, он расстроился не больше, чем если бы ему обрызгало брюки проезжающей машиной.
— Ну, и что встал? — спросил Андрей. — Давай, сейчас быстренько в медсанбат, может, он там еще, прооперировали и здесь оставили. Если в госпиталь отправили, то машина — наша, сядем и доедем быстренько. Вперед, пока грязь не растаяла.
Дорога назад заняла намного меньше времени.
Гляуберзонаса, с которым так и не удалось встретиться накануне, так как тот оперировал до поздней ночи, они нашли спящим в палатке.
— Иохель, дружище, извини, потом доспишь, ты нам нужен очень, — потряс его за плечо Андрей.
— Что хоть случилось? Я же сказал, чтобы не будили, — зевая, пробормотал Иохель. — А, это ты, Андрей... Ты очень нехороший человек. И антисемит, наверное.
— Иохель, дорогой мой, чтобы и я не стал антисемитом, скажи, вчера раненый в живот был, Алексей Щербаков? Он у вас? Что с ним? — начал допытываться Михаил.
— Щербаков? У нас остался. Нетранспортабельный. Когда я уходил, живой был. Если интересно, это я его оперировал, — еще раз зевнув, ответил Иохель. — Дайте хоть умоюсь, никак не проснусь.
Доктор встал и пошел к умывальнику, взяв со спинки кровати полотенце.
— С ним можно поговорить? — спросил Михаил.
— Можно. От наркоза он уже отошел, обезболивание разве что. Ну, как немного пьяный будет, — ответил Иохель, вытирая лицо.
— Жить будет? — наседал Михаил.
— Хреновое ранение, скрывать не буду. Осколком ему повредило капсулу поджелудочной железы. С ранением кишечника мы справились, это не страшно, а вот поджелудочная... Понимаете, секрет железы, он очень мощный помощник в переваривании пищи и пока он попадает в кишечник, то всё нормально, а тут он попал на саму железу и она начала есть сама себя. Это не остановить. Теперь — конец наступит, когда процесс распада доберется до крупного сосуда. Тогда всё.
— Он умрет?
— Да, только никто не знает когда: сегодня или завтра.
— Так что ж мы сидим? Пойдемте быстрее, — нетерпеливо сказал Михаил.
— Сейчас, дайте хоть обуться, — смирившийся с тем, что сон у него украли, Иохель начал собираться.
Алексей Щербаков лежал в самой дальней палате один, скрытый за ширмой.
— Спит, — сказал Иохель, который, отодвинув занавеску, посмотрел на больного,
— Здесь нас никто не услышит? — спросил Михаил. — Мне очень надо с ним поговорить.
— Нет, даже в соседней палатке никого нет, еще вчера увезли. А здесь — сами видите, он один.
— Хорошо, — сказал Михаил и шагнул за ширму.
______________________________
[1] Где-то в черновиках «Елабуги» остался кусок сюжета, в котором Андрей, еще без Насти, уезжает от милицейской погони в Петушки на той самой знаменитой электричке. А про девушку с рыжей косой грех было не вставить.
[2] Специалист с высшим медицинским образованием, попадая в армию, сразу же получал звание военврача 3 ранга, что соответствовало пехотному капитану.
[3] Согласно оперативной сводке Генштаба Красной Армии № 281 на 8.00 4.12.41 двести тридцать восьмая стрелковая дивизия вела ожесточённый бой с противником в Алексинском районе Тульской области на рубеже Погиблово — Карташево — Божениново — Битюги. Потери дивизии за период с двадцать седьмого ноября по второе декабря: убитыми — 537 человек, ранеными — 770 человек и пропавшими без вести — 693 человека. Потери противника за этот же период — убитыми и ранеными свыше 4000 человек, 2 танка, 16 миномётов, 24 станковых пулемёта и 42 ручных пулемёта. Понятное дело, что в боевых сводках командиры взводов и рот немного привирали, но это никоим образом не делает менее значимым то, что сделали на своем месте эти люди.
