Отъехав недалеко от аэродрома, Михаил остановился у обочины.

— Иди, Андрюха, на заднее сиденье, покемарь часочек, а я здесь. Поедем как рассветет, а то эти патрули сейчас опять доставать начнут, больше времени потеряем. Всё равно спешить уже некуда.

На часах было почти восемь, когда Андрей проснулся от звука работающего мотора.

— Неплохо подремали, — сказал Михаил. — Можно и ехать.

— Давай я поведу, договаривались же, — предложил Андрей.

— Сиди уже, договорщик, довезу. Вырастешь, внукам рассказывать будешь, что в былые годы у тебя водилой подполковник ГРУ работал.

У Михаила явно поднялось настроение. Первый этап его операции прошел, как он и запланировал.

Дорога до Сокола заняла чуть больше часа. Никто их ни разу не остановил и не поинтересовался, куда это они едут и что лежит у них в багажнике, да какие документы есть у всех присутствующих.

Подъезжая к посёлку, на повороте с Песчаной на Сурикова они увидели отчаянно машущего руками Никиту.

— Привет, Никита, что-то случилось? — спросил Андрей, приоткрыв дверцу.

— Случилось. Домой вам никак нельзя. Засада там, ждут вас. А я как знал, сюда пошел встречать, уже часа два вас жду. Надю с другой стороны послал высматривать. Эти, — он брезгливо сплюнул, — раненько, с утра приперлись. Начали спрашивать про смерть Дарьи, похороны, что случилось, как здесь оказалась, зачем. Про вас сразу почти спросили. Я-то дурачком прикинулся, дескать, знать не знаю, видел пару раз. Поехали к вам, там домработницу мурыжить начали, обыскивать дом. И там это... короче, Бублика они... он на них бросился вроде, ну, и, вот... Твари...

— Вот же суки, — не выдержал молчавший до этого Михаил. — Вот этого не прощу.

— Короче, ребята, давайте-ка отсюда, от греха подальше, — торопливо сказал Никита. — Машину я сам чуть погодя отгоню. Прощайте. Хорошие вы ребята, не душегубы какие. Этих я навидался, вы точно не из них. Надеюсь, что у вас всё хорошо будет, — Никита попрощался с ними и пошел по улице Сурикова в поселок, а Андрей с Михаилом быстрым шагом двинулись к метро.

— Хороший мужик Никита, если бы не он, сейчас бы попали в переплет. Бублика, правда, жалко, — прервал молчание Андрей, когда они уже подходили к метро.

— Не трави душу, Андрюха, сам расстроился. Сраные чекисты, не могли пару дней еще подождать, пока мы не уедем.

— Там еще читалка осталась.

— Жалко, да и хрен с ней, с читалкой, — сказал Михаил. — Что можно было, мы из нее взяли, пускай товарищ Меркулов попытается разобраться, как она включается. Ладно, киснуть нечего, с другой стороны, прикинь, если бы девчонки завтра улетали и нас сегодня взяли бы за бочок всей честной компанией. А так — их не достать, мы на свободе, чем не праздник?

— Блин, а как же вещи?

— Купим вещи. К тому же надо наведаться в нашу любимую трансформаторную будку, там немного на жизнь возьмем, прокантоваться до отъезда. Что переживать за бумагу?

— В редакцию поедем? Узнаем, когда машина в Тулу поедет, сегодня уже двадцать девятое ведь, — предложил Андрей.

— Поехали. Времени у нас вагон.

В «Красной звезде» их обрадовали: редакционная машина выезжает в Тулу уже завтра утром. Андрей пошел оформлять недостающие бумаги. Выйдя во двор, он увидел Михаила, стоящего возле гаража и разговаривающего с мужчиной, на вид лет пятидесяти, щуплого, сутулого, одетого в ватник и старые форменные брюки, покрытые пятнами масла, обутого в потрепанные пыльные сапоги и теребившего в руках древний треух. Увидев Андрея, Михаил махнул рукой, подзывая его к себе.

— Знакомься, Андрей, это Николай Васильевич, наш водитель.

— Очень приятно, — протянул руку Андрей.

— Да прямо, Васильевич, скажете тоже, просто Николай, — смущенно ответил водитель, протягивая руку, предварительно вытерев ее о ватник.

— Николай Васильевич, оказывается, живет в Марьиной Роще, в своем доме, и любезно согласился приютить нас на ночь. А завтра утром прямо оттуда и поедем.

— Дом-то старый у меня, уж не обессудьте, а вы денег даете. Я бы и так пустил, нешто не понимаю. Да деньги пригодятся, крыша худая совсем, чинить до снега надо.

— Ну видишь, всем хорошо, — сказал Михаил. — Деньги лишними не будут. Значит, как договорились, мы к пяти подойдем, поедем вместе.

— Подожди, Михаил Николаевич. Не гони коней. Можем сейчас отъехать в магазин коммерческий на машине? — обратился Андрей к водителю. — Купить надо кое-чего с собой, в дорогу и на гостинцы.

— Ну, если только недолго, — замялся Николай.

— Конечно, недолго, — успокоил его Андрей. — Одно колесо там, другое здесь.

— Кому хоть ты гостинцы собрался покупать? — спросил его Михаил, когда водитель отошел в сторону.

— Вот видно, Миша, что в окопе ты не сидел, не пришлось. А солдату на войне только и радости, что пожрать, посрать, поспать и покурить. Так что табаку и тушенки надо набрать побольше, там всё в один миг разлетится. И с людьми разговаривать намного проще, когда у них на душе легко, а в брюхе не пусто.

— Это ты хорошо придумал, Андрюха, и правда, дело нужное.

30 октября 1941 года

Из дома Николая выехали с первыми петухами. По дороге заехали еще за одним корреспондентом, ехавшим в Тулу. Тот сел в машину, закутанный в плащ-палатку, так же как и Андрей с Михаилом, буркнул что-то вместо приветствия и моментально заснул, так и проспав всю дорогу до Тулы. В Туле, точно так же что-то буркнув, не попрощавшись, он вышел из «эмки» и исчез в здании обкома партии.

— Ну вот, теперь у нас прямой путь на Алексин. Даст бог, часа за полтора доедем. Бывал я в этой двести тридцать восьмой дивизии, дорога знакомая, так что плутать не будем. У них штаб не в самом Алексине, а в деревне, чуть в стороне. Название еще такое чудно́е, Иньшино.

Николай Васильевич, до самой Тулы молчавший, будто переключил где-то в голове тумблер в положение «Разговор» и теперь болтал без умолку. Пока «эмка» преодолевала все изгибы и неровности покореженной войной дороги до Алексина, Андрей с Михаилом узнали все детали командировок водителя, историю его трудоустройства, и еще много всякой бесполезной информации.

На горизонте уже начали мелькать крыши изб того самого Иньшино, а Николай Васильевич уже успел довести до середины свою семейную сагу:

— ...раз так, говорю я ей, давай, иди куда хочешь, — продолжил он бесконечный рассказ, — в сердцах сказал, конечно, у самого и в мыслях не было, что она и вправду уйдет. А она, зараза, что учудила: собрала вещички, значит, пока я на работе был, на вокзал и в Петушки, это во Владимирской области, да. Сестра там моя двоюродная, так они давно спелись. Ох, ведьма рыжая, только и красоты, что коса до самой жопы [1], а уж язык ядовитый, страсть прямо. Это она, гадина, мою подговорила, я точно знаю... — и вдруг затормозил и остановился у обочины. — Ох, братцы, что-то худо мне. Как ножом в брюхо пырнули, что ж это...

Николай резко побледнел, его лицо покрылось крупными каплями пота.

— Раньше бывало с тобой такое? — начал расспрашивать его Андрей. — Живот болел?

— Болел, да только не так сильно, — простонал водитель, — а тут как кинжалом проткнули... Ой, болит, мо́чи нет...

— Плохо дело. Похоже, язва прободная, — сказал Андрей Михаилу. — В больницу его срочно надо везти. В Тулу надо ехать, назад.

— Вон, медсанбат за пригорком, — простонал Николай, — там врачей куча... Быстрее только братцы, болит же... Ой худо...

Андрей с Михаилом перетащили водителя на заднее сиденье, сел за руль и буквально через несколько минут они уже подъехали к медсанбату.

Скорее всего, последние сутки были для двести тридцать восьмой дивизии относительно спокойными и в палатке, заменявшей приемное отделение, сидел только мужчина в белом халате, колпаке и марлевой маске, закрывавшей его лицо почти полностью, делающий записи в толстую тетрадь.

— Здравствуйте, посмотрите, пожалуйста, тут у нашего водителя, похоже, прободение язвы желудка, — запыхавшись, громко сказал ему Андрей, затаскивая Николая в палатку.