— Спасибо, — пробормотал я.

Все положенные этикетом фразы напрочь вылетели из головы, я вспомнил лишь одно слово, которые служило мне долгие годы, но король, как будто, не обиделся. В его улыбке светилось столько добра.

— Иди, мальчик!

Как у меня хватило ума хотя бы поклониться, даже и не представляю. Дверь плясала перед глазами, я лишь чудом попал в проём, вежливо кивнул замершим с той стороны охранникам, но не разглядел никого, зато увидел охотника и, прижимая свиток к груди, пошёл прямо к нему.

Он прыгнул навстречу и подхватил меня, как видно опасаясь, что на ногах не устою. Я благодарно принял его объятия. Трясло так, что живая душа рядом требовалась остро как воздух. Я жался к человеку, чувствуя себя потерявшимся ребёнком. Перед глазами всё ещё стоял туман, в голове тоже.

— Бениг, что случилось? — испуганно шептал охотник. — Скажи что-нибудь, на тебе лица нет.

Какое-то наверняка было, но не радовало. Крис затащит меня в одну из ниш, в которых у приличных хозяев стоят статуи или скамеечки для уединённой беседы, а у Аелии лишь копилась, да и то скудно, пыль.

Отобрав у меня пергаменты, он попытался их прочесть, клонясь к свету из коридора, но языковых познаний не хватило. Я сказал:

— Это вольная для меня, заверенная самим королём и значит непреложная.

— Бениг! — воскликнул он и тут же принялся обнимать меня, стучать по мне кулаком и трясти за плечи, приплясывая от неподдельной радости.

Я улыбнулся, вспоминая, как это делается. Охотник всё ещё не веря моему избавлению от ярма ощупал шею, убедился в отсутствии позорного знака и снова сгрёб в охапку. Я был ему невероятно благодарен. Аелии — гораздо меньше, подозревая, что лишь прозрачные намёки монарха толкнули его на этот скорбный шаг.

— А я чуть скандал не устроил, пытаясь прорваться следом за королём, — повинился охотник. — Он правда, не рассердился: посмотрел, да поднял так бровь. Я почему-то сразу поверил, что худого тебе не сделают, хотя и не надеялся, что отпустят вчистую. Теперь мы можем уйти отсюда вместе. Бениг, мы оба свободны!

— Пока король здесь, это неучтиво, так что придётся потерпеть.

Я уже мог стоять без поддержки и в голове начало проясняться. Схватил пергаменты и изучил их вновь, тщательно, подробно, не пропуская ни единой закорючки, но всё осталось верным и подлинным, да и не рискнул бы Аелия провернуть какую-нибудь пакость на глазах своего монарха.

Я успокоился и, скрутив в тугой рулон, затолкал драгоценный документ в кинжальный карман, благо тот, учитывая мой прошлый уже статус, был совершенно пуст. Будущее пока пугало, я не хотел о нём думать, страшился, что просто не смогу стать полностью свободным после стольких лет унижений. Лучше всего было двигаться маленькими шажками, постепенно приучая себя к обновлённой реальности.

— Скоро в столовой зале еду подадут, и надо бы нам там появиться.

— Лучше бы дали отсидеться в нашей комнате, — вздохнул охотник. — Я так переволновался, что кусок в горло всё равно не полезет.

Я глубоко вздохнул, в глотке ещё саднило.

— Ничего, поскольку мы не драконы, наше место в конце стола среди стражи, а с этими ребятами ладить проще, чем с придворными аристократами.

— Ну ты тоже аристократ. Лэ — это же имя.

Свободный человек, но и только. Сознание совсем прояснилось, и я обдумал этот факт. Фамилию у меня никто не отнимет, а вот дворянского достоинства я лишился. Побывав в неволе, нельзя просто взять и вернуться обратно в сословие. Я спросил себя: огорчает ли меня этот факт и понял, что не слишком. Отсутствие ярма на шее было таким волнующим ощущением, что о прочем я переживать не хотел.

— Идём! — сказал охотнику.

Мы выбрались из того закутка, куда он меня утащил приходить в себя после состоявшейся неказни и побрели в нашу комнату, чтобы привести себя в порядок.

В зале уже было пусто, драконы, как видно, тоже разошлись по отведенным им покоям, чтобы освежить костюм и надеть положенные для трапезы драгоценности. Остерегаясь, лежащих на полу пятен света, я развернулся, чтобы выйти, как вдруг знакомый голос окликнул, не потеряв от свершившейся недавно процедуры привычных властных интонаций.

— А ну постой!

Я медленно повернулся.

— Да, Аелия?

— Доволен?

— Вполне. Мне благодарить Его Величество?

— Можешь меня. Я не возражаю.

— Спасибо! Я пошёл.

— Нет, погоди!

Он подошёл ближе, неприятная улыбка кривила губы, как видно дракон никак не мог простить себе совершённого доброго поступка. Сочувствовать ему не хотелось.

— Свободу у тебя никто не отъемлет, вампир, но разве это главное? Ты лишился дворянского звания, а это печально не так ли? Восстановить честь — не самое ли главное?

Я вспомнил мир за барьером, подумал, что однажды мы его непременно догоним во многих вещах, и важные сейчас не будут никого волновать тогда. Я вампир, я подожду.

— Я готов потерпеть.

— А остальные? В неволю ты попал обманом, но утраченная честь станет только твоей виной.

Вот тут он был прав, я подумал с горечью, что если Крис останется другом, в это я твёрдо верил, то его родня уже отвернётся от меня с полным на то основанием. Вессон, щедро предложивший поддержку, презрительно захлопнет дверь перед моим носом, да и сам я однажды пожалею, что не прошёл весь путь до конца. Следовало решаться, а внутри не скопилось достаточно злости для нового поступка. Произошедшее оглушило так, что душа онемела, но ритуал ведь из века в век оставался предельно прост. Некоторые вещи не меняются. Я вздохнул и произнёс требуемую формулу:

— Я вызываю тебя на поединок, Аелия Лакке! В морду давать не обязательно? Простишь мне отсутствие оскорбления действием?

Жёлтые глаза заблестели торжеством.

— Я принимаю вызов, Бениг Элан Лэ! И поскольку инициатор дуэли — ты, за мной условия нашего единоборства. Я выбираю в открытом воздухе и днём!

Мерзко ухмыльнувшись, он развернулся и пошёл прочь, а я смотрел ему вслед и не знал смеяться мне или плакать, но не сделал ни того, ни другого. Ну кто бы усомнился в том, что он продолжит строить планы унылой мести?

— Нет, ты видел какой он гад! — сказал я охотнику. — Он не ящерка, он — змеёныш! Мерзкий ядовитый червяк!

Дракон-таки использовал шанс на последнюю пакость, и вот она как раз вполне могла оказаться удачной для него, а то и роковой для меня.

Я продолжал бы вяло ругаться дальше, но ужас на лице охотника остановил бессмысленный поток слов. Человек смотрел так, как будто уже пришла пора сгребать мой прах в глиняный сосуд и хоронить в тёмном углу кладбища. Его страх мигом меня встряхнул и заставил соображать внятно.

— Идём! — сказал я. — Поговорим где никто не помешает, а то опять выползет не пойми откуда маленькое мерзкое фыкающее дымом создание, и я его убью, не дожидаясь официальной части мероприятия.

Он пожаловался:

— Ты иногда странно говоришь, я не понимаю.

— Забудь, набрался всякой дряни в одном нехорошем месте, теперь никак не отвязывается.

Я увёл охотника на галерею столовой залы, где в пышные старые времена размещались музыканты. Прихорашиваться нам было нечем, а здесь место удобное, и уж точно мы не пропустим, когда начнут звать к столу. Охотник решительно сказал:

— Бениг, ты должен отказаться! Эти условия — нечестные.

— Подлые, но в законности им не откажешь. В сущности, этого гада и ругать сложно: он боится. Я сильнее него. На поверхности, и под защитой от солнечного света пришибу сразу, не дав зрителям в полной мере насладиться зрелищем.

В глазах человека пробудилась надежда.

— А ты умеешь летать? — спросил он.

— Да. В воздухе я быстрее и изворотливее, но у дракона есть огонь, а у меня нет.

— Остаётся ещё солнце.

— Именно. Сгореть на дневном свету я и за целый день не сгорю, но боль будет невыносимой, и я практически ослепну.

Охотник не то нервно, не то зло сжимал кулаки.