Любопытна эта попытка разобраться. Наверное, люди, не обладая физической мощью, охотнее и изощрённее нас пускают в дело разум. Надо и мне этому поучиться. Я сказал:

— Ну мне его жаль, конечно, да только ведь он знает способ навсегда от меня избавиться, но не спешит им воспользоваться.

— Может, он боится, что ты его убьёшь, получив такую возможность, а может не хочет остаться совсем один.

— И к чему ты это всё?

Охотник вздохнул и снова завозился. Казалось его мучает нешуточное смущение:

— Вот если бы ты сам сделал первый шаг! Ты сможешь, а он — нет.

— Почему это я смогу? — проворчал я сердито, хотя и не сдержал улыбки, зная, что охотник правильно разберётся в моих интонациях.

— Ты такой! — донеслось из темноты. — Я поначалу переживал, что ты станешь хуже относиться ко мне из-за того, что ящерка велел мне бить тебя плетью, и я его послушался, с ума тут сходил от невозможности что-то исправить, объяснить, а потом понял, что нет крайней нужды это делать, поскольку презирать меня всё равно не станешь. Ты добрый, а добрые всё могут понять.

А ведь я и сам что-то подобное обдумывал недавно, только другими словами.

— Полагаешь, стоит просто поговорить?

— Ты попробуй.

Пожалуй, следует внять разумным словам, вот только я горазд рассуждать пока Аелия не стоит перед глазами, а увижу его, и сработают старые привычки. Впрочем, намерение — уже начало перемен, а там посмотрим. Хуже точно не будет и так уж всё хреново.

Вскоре дыхание человека стало ровным, он заснул. Я встал, стараясь не шуметь, и набросил на него драконий плащ, а потом растянулся на голых досках пола и задремал со спокойной душой.

Сидеть под замком, выполняя приказ ящерки, оказалось совсем не сложно. Если Аелия мечтал поссорить нас с охотником, заперев в одной камере, то и тут просчитался. Мы отлично ладили прежде, в вынужденном заточении сдружились ещё больше. Безделье, главный враг заключённых, нам не грозило. Я знал множество историй, а человек охотно их слушал, мы возобновили так рано прерванные занятия по самообороне, и, хотя для настоящих упражнений в комнате было тесновато, разучивали то, что удавалось.

Выяснилось между делом, что охотник неважно танцует, и я со всем рвением бывшего светского человека принялся наставлять его в таинстве фигур. Сам уже много лет на балах не бывая, всё же ухитрялся подсматривать за людьми и знал все модные веяния. То вполне серьёзно, то едва сдерживая смех мы кланялись и скакали в контрдансах под моё негромкое пение — все распространённые мелодии я тоже знал.

Свечу нам давали далеко не всегда, но и это не мешало радоваться жизни. Охотник ложился на кровать потому что плохо ориентировался в темноте, а я садился на пол и принимался рассказывать страшные истории. Иногда мне удавалось его напугать, но чаще всего на все мои старания он принимался хохотать, и я охотно присоединялся к искреннему веселью.

Мы дурачились как мальчишки и временами я совсем забывал, что он человек, а я вампир. Голод иногда мучил, но я так привык смирять свои потребности, что почти его не замечал и уж тем более на Криса не облизывался. Моя кровь в его крови останавливала агрессию в любом случае. Аелия вряд ли понимал тонкость момента, иначе не возлагал бы надежд на совместное заточение своих пленников.

Слуга, явившийся в неурочный час, положил конец нашему соседскому дружеству. Аелия требовал к себе. Меня мучило подозрение, что охотника я больше не увижу, но улыбнулся беспечно и бодро, чтобы его не расстраивать. Идеи милой беседы с палачом, истязавшим меня много лет, пока не вдохновляли, я не верил, что из этого выйдет толк, хотя и не спорил, когда Крис настойчиво пытался склонить меня к мирным переговорам. Потом попытаюсь, когда восстановлю шкуру и силы после неминуемой очередной экзекуции. Должна же она настроить меня на смирение.

Ящерка ждал в любимом зале. Я поклонился, дожидаясь знакомых последствий неотмщённого пока непокорства, но обычного приказа следовать в пыточную не прозвучало. Дракон решительно на себя не похожий грустно и мрачно смотрел в огонь.

Решив, что нарвался уже так качественно, что две-три лишние дерзости к общему счёту немного добавят, я решил заговорить сам.

— Послушай, Аелия, я понимаю, что наказание меня ждёт суровое и поправиться после него я смогу очень не скоро, поэтому отпусти на одну ночь, чтобы доложить Тамиру о тех изменениях в барьере, что его интересовали.

Он, едва повернув голову, хмуро взглянул исподлобья:

— А мне почему ничего не рассказал?

— Ты не спрашивал. Да и нет там ничего необычного. Барьер всегда немного меняется, это нормально.

Он отвернулся, помолчал.

— Ладно, иди, но только на одну ночь.

Не терпится ему, а вообще ведёт себя странно. Не настолько же успешно я ему череп помассировал? Намеренно пытается сбить меня с толку? Опять пришли на ум советы охотника, и я решил для пробы дружески побеседовать, хотя зашёл издалека. Предлог показался стоящим.

— Аелия, твой брат тебя заказал.

— Что? — воскликнул он.

Я пояснил:

— Шария предложил мне убить тебя. Он жаждет наследства.

Теперь он повернулся всем корпусом, злобно на меня уставился. Для него моральный облик братика действительно новость? Верится с трудом, свою семью обычно хорошо знаешь.

— А тебе какая от этого выгода?

Я почтительно объяснил:

— Он пообещал освободить, когда вступит в права владения.

Губы презрительно скривились, да нет, вряд ли мой дракон пребывал все эти годы в плену иллюзий.

— И что ты ответил?

— Обещал подумать. Просто хочу поставить тебя в известность, что ему не терпится.

— Что же ты раньше не догадался убивать одного хозяина за другим, пока очередной не окажется подходящим? — ядовито спросил он.

Вот и вся его любезность, добрых слов не дождёшься, и пора уж возвращаться к привычной неприязни.

— Спасибо за совет! Это хорошая мысль. Пригласи Шарию в гости, я, пожалуй, начну с него.

Язык следовало держать на привязи, но ящерка не обозлился, смотрел пытливо, словно раньше не разглядел. Надоели загадки, жизнь моя и без того складывалась невесело. Я решил исчезнуть, пока окончательно не лишился такой возможности. Поклонился и пошёл прочь. Ждал, что окликнет, но он молчал и опять мелькнула тревожная мысль, что перемены слишком заметны, а судьба давно научила, что они всегда не к добру.

Выбравшись за ворота, я побежал. За одну ночь следовало успеть многое. Спасибо тайным тропам, они позволяли попасть в несколько мест за короткое время, и первым делом я кинулся в свой замок.

Дрент не спал. Он привык, что я появляюсь всегда ночью и часто дожидался в одной из комнат первого этажа, коротая время за неведомыми мне думами.

— Горячей воды и свежий костюм! — приказал я, когда он радостно вскочил навстречу.

Всё поспело мигом. Котлы ещё не остыли, так что мне тут же налили среднюю кадь, и я забрался в неё, мимоходом пожалев, что не прихватил из забарьерья кусок хорошего мыла. Впрочем, и корешки были неплохи. Я торопливо мылся, рассеянно слушая обстоятельный доклад Дрента. Управляющий хлопотал вокруг меня, словно в замке не было слуг, но так случалось частенько.

Наскоро вытерев тело и подсушив волосы, я оделся и сел за стол в кабинете. Всё что следовало изложить на пергаменте я тщательно обдумал по дороге, потому перо летало не задерживаясь. Я быстро написал распоряжение и кивнул Дренту, чтобы заверил его как свидетель.

Поскольку, в результате очередных опытов Аелии я мог и не вернуться, совсем пропасть, решил обеспечить замку и всему имению наследника. Не хотел, чтобы после моей гибели имущество опять принялись рвать из рук в руки. Охотник, как мы выяснили в одной из бесед, приходился мне роднёй и не очень дальней, кстати, так что опротестовать документ никто не мог. Я оставлял ему всё имущество, на случай если не вернусь в очередной раз из драконьего замка. Почему-то был уверен, что ящерка отпустит Криса без ущерба, вот и пусть он владеет моим добром. Сможет посвататься к своей милой белокурой барышне и жить с ней счастливо, а если я не увижу никогда их детишек — так что из того?