— Об этом можешь не переживать. В горах я спал на камнях и снегу, деревянный пол для вампира — царское ложе. Кроме того, драконы подарили мне вот этот роскошный плащ. Он тёплый и мягкий.

— А я знаю, что ты был у них!

Охотник смотрел торжественно и хитро, словно знал некий секрет, а затем наклонился вперёд, щедро мне его доверяя.

— Осведомлён потому что одна очень красивая драконца с прекрасными зелёными глазами спрашивала о тебе! Что скажешь?

Я беспечно улыбнулся, хотя внутри тут же разлилась жаркая волна — у тела ведь тоже есть своя память.

— Драконица-воин? Это Дани, она опекала меня в королевском дворце, присматривала, чтобы никто не обидел.

— Опекала, значит? — ехидно полюбопытствовал охотник. — Присматривала? Да, мало кто отказался бы от надзора таких манящих очей!

Я вампир, так что в краску меня не вгонишь, но счастливую улыбку сдерживал с трудом. Чудесные часы, проведённые рядом с Дани, отогрели моё стылое сердце в самую трудную минуту. Я испытывал бесконечную благодарность к ней.

— Не преувеличивай! — сказал я. — Кроме того, ты же знаешь, что Аелия запретил мне даже думать о близости с женщиной.

— Так то с человеческими дамами, а она — драконица!

Он назидательно поднял палец, словно объясняя всю нелепость моих оправданий. Забавлялся на мой счёт, ну да мне нравилось: значит, страха не испытывает и не помнит зла — что может быть дороже доверия?

— Успокойся, — ответил я беззлобно. — Что бы там не воображал я сам, никто не полюбит раба, не имеющего ни права, ни власти. Кончено с этим и к лучшему, я и так устал от боли.

— Не скажи! — возразил этот неисправимый спорщик. — Если бы драконица была к тебе совсем равнодушна, разве Рея смотрела бы на неё такими глазами, словно готова поджарить и съесть на месте? Я честно говоря испугался, что две эти прекрасные женщины, сражаясь за тебя, затопчут невинного человека просто потому, что под руку попался.

В груди словно лопнуло что-то. Горячая волна едва не задушила, ударила в голову, так что я вскочил в бессмысленном порыве куда-то бежать и что-то делать. Ноги понесли по кругу, потом я каким-то образом налетел на стену, повернулся, прижимаясь к ней спиной. Внутри крутился бешеный вихрь страхов, сомнений, надежд.

Охотник следил за мной тревожно, испуганно, я сообразил, что веду себя странно и смущаю его и без того прочно порушенный покой, но никак не мог прийти в себя даже затем, чтобы заговорить. Казалось открою рот, а сказать ничего не получится. Так оно кстати и вышло, когда мне удалось разлепить стянутые нервным спазмом челюсти.

— Бениг, что случилось? Я обидное сказал? Прости, я не со зла, чисто по дури! Вампир, да объясни ты, что с тобой происходит?

Его голос дрожал от волнения, так он боялся причинить мне вред. Я ощущал его смятение и постарался взять себя в руки. Дар речи вернулся, я сглотнул вязкий ком слюны и спросил, не узнавая свой охрипший голос:

— Рея меня приревновала?

— Неудивительно. Мы разговаривали о тебе, а её взгляд горел как угли.

— Но почему?

Он отчасти успокоился, дыхание и сердцебиение приходили в норму, но на меня поглядел как на скорбного разумом, покачал головой:

— Потому что она тебя любит. Я это сразу понял.

— Рея? Меня?

— Ты этого разве не знал? Вы же были вместе.

— Давно.

Я опять сглотнул, вернее, попытался, потому что во рту и горле оказалось неимоверно сухо. На столике стоял кувшин. Я выхлебал сладкую горную воду, потом лишь спохватился, что употребил всё наше питьё, но сейчас это казалось не очень важным. Охотник следил за мной с негаснущей тревогой. Я попытался овладеть растревоженными чувствами, объяснил, как мне казалось, разумно:

— Нельзя ведь любить так долго и безнадёжно.

Он упрямо покачал головой:

— В жизни всё бывает, Бениг. Надо надеяться, верить, любить самому, иначе чем мы отличаемся от Аелии?

Довод лёг в сознание плотно, как крышка на гроб. Я понимал, что охотник прав, только разговаривать об этом пока не мог, мозг пылал, словно сжигаемый солнцем, иногда возникало ощущение, что трещат под напором жара волосы. Я решил разобраться с начала.

— Постой, я откуда здесь появились драконы?

— С заката. Прилетели красивой стаей, сам король был с ними.

Ошеломляющая новость. Неудивительно, что Аелии пришлось спешно прибираться в замке. А почему я не почуял присутствия чужих? Впрочем, драконы слабо пахнут, день-другой и выветрится аромат без следа, да и после пожара в замке ещё пованивало гарью и средствами для чистки.

— Давай, рассказывай!

Чувствовалось, что монарший визит произвёл на охотника сильное впечатление и поговорить о нём он рад, так что мне оставалось лишь изредка поощрять человека, чтобы узнать все подробности.

Признаться, я удивился. Быть может король и прежде посещал Аелию, но мне он об этом не говорил. Впрочем, если разобраться, мы с ящеркой вообще никогда не разговаривали. Он отдавал приказы, получал в ответ ледяное молчание с тех самых пор, когда я, достаточно заматерев, перестал кричать от боли.

Ничего примечательного я из рассказа охотника не узнал. Зачем Инвиктий посетил своего подданного и действительно ли он совершает облёт всех владений раз в десятилетие? Я слишком мало интересовался происходящим вокруг. Застыл в густой смоле обиды, а разве весь свет виноват в том, что моя жизнь сложилась так печально? Тех, кто продал меня в рабство, я ведь уже наказал своей волей. Любопытно, что откройся обстоятельства гибели старейшин, не мне ведь предъявят обвинения. Вещь — это оружие, а отвечает державшая его рука. Забавно в жизни всё устроено.

— Ну ты здесь не скучал! Я рад за тебя, охотник.

— А ты что делал? Расскажешь?

Никому и никогда. Пусть тот мир остаётся там, здесь ему не место. Почему барьер меня пропустил? Быть может, потому что я более сродни пустоте за ним, чем родному приюту? Это я опять про ошейник. Раб среди рабов там я, наверное, смотрелся лучше. Я ответил ровно:

— Болтался вдоль барьера, искал что-нибудь интересное, но не нашёл.

— А у драконов?

— Там мне понравилось, жаль, всё быстро закончилось, и вот я опять здесь.

Охотник вздохнул. Что-то мне подсказывало, что он рад меня видеть и в то же время своей волей переместил бы в самую дальнюю даль, только понимает, что не найдётся такой в нашем ограниченном пространстве. Вслух не скажет, о таких вещах не говорят, но у нас ведь найдутся обыденные темы для беседы.

— У тебя в замке было гораздо лучше, Бениг. Ты мне книги давал.

— Здесь же большая библиотека. Неужели Аелия настолько жаден?

Охотник усмехнулся, достал из-под подушки переплетённый в кожу том и вручил мне.

— Вот, да — щедрость он проявил, только чего она стоит, если я не понимаю этих букв?

Я открыл титульный лист и почувствовал, как разбирает смех. Я невнимателен к окружающему, но ящерка ещё хуже! Додумался ведь дать человеку книгу мало того, что на драконьем языке, да ещё какую! «Трактаты о горних высях» — сборник нуднейших поэм, которые давно никто не читает. Мы все так нелепы в своей простоте!

— Знаешь, Крис, мне знакома эта речь и я могу перевести с листа, пусть и не стихами, а прозой, но давай лучше закроем эту нудную дребедень, а я расскажу тебе какую-нибудь историю, что вычитал из более подходящих для рыцаря книг. Идёт?

— Давай!

Глаза-то как загорелись! Нет, навсегда утоплю в душе те короткие дни, что провёл за барьером. Некоторые сказки опасны для ушей и душ, к счастью, не перевелись ещё и полезные.

— Забирайся в кровать, раз еды, скорее всего, скоро не принесут, я лягу на полу, и мы отлично проведём время с тем что есть.

Я рассказывал долго, сам не на шутку увлёкся, а потом показалось, что охотник заснул: он совсем притих и дышал ровно. Я умолк, чтобы ему не мешать, но он сразу завозился:

— Бениг!

— Да, я здесь.

Свеча догорела, так что разговаривали мы в темноте.

— Послушай, я, когда мыл в зале потолки и стены, увидел немного другого Аелию. Мне кажется, что он и сам не рад, что жесток с тобой, только не знает, как из всего этого выпутаться. Понимаешь, когда тебя нет рядом, он словно бы не прочь стать мягче, но как только видит тебя, такого красивого что глазам больно, завидует и ожесточается вновь.