Неумело наложенный румянец не мог скрыть мертвенной бледности.

Что у нее? Рак? Туберкулез?

Но симптомы серьезной болезни отсутствовали.

«Нет, — подумал доктор Овернье, — здесь что-то другое. Мне кажется, она и сама не надеется на то, что исследование выяснит причины ее недомогания. Надо заставить ее разговориться…»

Доктор сказал вслух:

— У вас, вероятно, утомительная профессия?

— Я служу на почте.

— Вам приходится много работать?

— Да, летом, когда много дачников. Но теперь затишье.

«Так, — подумал про себя Овернье. — Значит, причина не в переутомлении. Может быть, романтика?

— Скажите: вы замужем? — обратился он к пациентке.

Та отрицательно покачала головой.

— Видите ли, мадемуазель, — продолжал доктор, — я принужден быть нескромным и настойчивым. Если вы не замужем…

Незнакомка перебила его:

— У меня есть любовник.

Она принужденно улыбнулась и прибавила:

— Но это не то, что вы думаете.

Доктор вторично пристально взглянул на незнакомку. Свет лампы, падавший прямо на нее, позволил различить странную, раньше им не замеченную напряженность больших, неподвижных зрачков.

Наступило молчание. Овернье не сводил взгляда с пациентки, с которой происходило что-то странное: пальцы ее все крепче сжимались, словно она цеплялась за край стола, а дыхание становилось все прерывистее. Выражение лица преобразилось: резче выступили морщины, рот сжимался все плотнее, а в глазах, неподвижно устремленных на лампу, загорелся лихорадочный блеск.

«Случай становится интересным», — подумал про себя доктор. У него мелькнула мысль, что это — начало эпилепсии. Опасаясь припадка, он приготовился вскочить в любую минуту, чтобы подхватить пациентку, едва та зашатается. Но минуты проходили, припадок не наступал, а пациентка оставалась все в том же неестественно вытянутом положении. Губы ее дрожали, и казалось, что она пытается заговорить через силу.

Овернье привстал и протянул руку, чтобы ободрить ее. Но та нервно вскрикнула:

— Не трогайте меня!

«Какая странная интонация. Такой глухой, монотонный голос бывает у сомнамбул», — подумал доктор.

Он не успел закончить свою мысль. Резким, порывистым движением незнакомка бросилась по направлению к двери. Овернье вскочил, чтобы задержать ее, и уронил при этом лампу, которая разбилась. Наступившая темнота, однако, не помешала незнакомке найти дверь.

Когда доктор выбежал из кабинета, в конце коридора раздался звук открываемой двери и мелькнул свет с лестницы. Доктор Овернье выбежал на площадку, но лестница была уже пуста.

Впечатление странного посещения накануне не покидало доктора в течение всего следующего дня.

Забытые при поспешном бегстве пальто, шляпа и сумочка сильно интриговали доктора и, после некоторого колебания, он решил эти вещи осмотреть.

Тщательный осмотр сумочки не дал, однако, интересных результатов: пудреница, напильник для ногтей, палочка ружа[22], несколько монет и месячный железнодорожный билет на имя Марии Сандар. Наклеенная на билет фотографическая карточка запечатлела то же странное, напряженное выражение, которое привлекло его внимание вчера.

Доктор задумчиво потер подбородок. В его памяти постепенно возникло смутное воспоминание. Задумавшись о незнакомке, он машинально вынул карандаш и стал писать на лежавшем перед ним листе газеты:

«Почтовая чиновница»… «Фамилия любовника»… «Почтовое отделение Момельян».

Внезапно доктор вспомнил. Действительно: три недели тому назад он как-то вечером был вызван в Момельян к ребенку, заболевшему перитонитом. На обратном пути он зашел в местное почтовое отделение, чтобы вызвать автомобиль скорой помощи.

В памяти доктора отчетливо встали желтые конторки, трое сгорбившихся над ними чиновников, сухой жар центрального отопления, запах дешевой пудры и духов, и… в левом углу чиновница, внезапно положившая перо и не спускавшая с него взгляда.

Ну да, конечно, это была его вчерашняя пациентка!

Доктор снова занялся осмотром сумочки. Подкладка в одном месте была прорвана, и пальцы Овернье наткнулись на листок бумаги.

Это была вырезка из «Оккультного ежемесячника», которая пестрела объявлениями гадалок, гипнотизеров и перечнем соответствующей литературы.

Оккультизм!..

Может быть, она — медиум? Может быть, у нее всего-навсего нервное переутомление, связанное с этим свойством?

Доктор Овернье заказал по телефону автомобиль.

Почтовое отделение в Момельяне было, по случаю воскресного дня, закрыто. Автомобиль доктора остановился перед соседней колониальной лавочкой, где он получил нужную справку: мадемуазель Сандар живет на самой окраине, у моста через Изер.

«Это становится более похожим на криминальный роман — нежели на медицинское исследование!» — улыбнулся про себя доктор и отправился пешком по указанному адресу.

Ему открыла дверь сама пациентка. Выражение изумления, появившееся у нее на лице, внезапно перешло в выражение ужаса, когда повелительный, упорный взгляд доктора Овернье приковал ее взор.

Не спуская глаз, Овернье засыпал пациентку словами:

— Здравствуйте, мадемуазель! Я вижу, что вы сегодня более спокойны, чем вчера. Вы ведь рады меня снова увидеть? Вы ведь не думаете, что я оставлю вас в беде, лучше сказать, в опасности? Вы ведь в опасности? Не правда ли?

Больная растерянно отступила под пристальным взором доктора вглубь комнаты, пока не остановилась, прижавшись к камину. Она слушала его, не перебивая, подчиняясь властным звукам спокойного голоса.

Овернье продолжал:

— Я пришел вас освободить. Вы ведь хотите вернуть свободу? Отвечайте.

Слабым голосом мадемуазель Сандар ответила:

— Да.

— Вы ведь знаете опасность, которой подвергаетесь? — настойчиво продолжал доктор. — Вы знаете ее причины? Говорите теперь все. Я требую этого! — внезапно повысил он голос.

Мадемуазель Сандар вскинула ресницы.

— Вы не можете сказать — «я требую». Вы бессильны.

Наступило напряженное молчание. Доктор Овернье ясно почувствовал, что стоит ему ослабеть, усомниться, и все будет безвозвратно потеряно. Он напряг всю силу своей воли и сказал:

— Я хочу сделать вас здоровой. Вы должны мне помочь и сделать усилие над собой.

У молодой женщины вырвалось:

— Вы не можете меня освободить! Он слишком сильный! Слишком сильный!..

— Тот, кто вам угрожает?

— Да.

— Ваш любовник?

Больная задрожала. Слабо протягивая руки, словно сквозь сон, она произнесла надломленным голосом:

— Он здесь… он здесь!.. Он нас видит!

Последние три слова вырвались отчаянным криком. Мадемуазель Сандар зашаталась, и доктор быстро подхватил ослабевшее тело, из которого внезапно исчезла сковывающая члены напряженность. Больная пробормотала:

— Да, да, не отпускайте меня…

Внезапно мускулы ее снова напряглись, застыли и оцепенели. Резким движением она освободилась из рук доктора и быстро пошла по направлению к двери, бормоча:

— Да, Ромуальд… да, я слушаю… Ромуальд…

Овернье понял: еще несколько секунд, и больная исчезнет за дверью, как тогда. Мадемуазель Сандар уже ухватилась за ручку двери, но доктор быстро схватил ее и поднял на руки. Тело женщины забилось. Казалось, какая-то нездешняя сила охватила и преобразила это маленькое тело. Широкоплечий Овернье едва преодолевал сопротивление.

Доктор обернулся в поисках веревки или простыни и поспешно схватил шнурок портьеры. Для этого ему пришлось на момент опустить больную, которая тотчас же вырвалась и поспешила к двери, не обращая внимания на смятое платье и растрепанные волосы.

Доктор настиг ее на самом пороге. Теперь настало время действовать решительно, действовать тем оружием, которое было приготовлено заранее.