Гао-дай отчасти – посол из прошлого, отчасти – заложник эксперимента. Ему трудно разобраться в чужом времени и пространстве, он чувствует себя беспомощным, как ребенок. При этом автор показывает его носителем великой культуры, человеком образованным, одаренным, но по-китайски не чуждым ритуальности, приверженности заведенным правилам, с которыми ему трудно расстаться: «Мы говорили о многом, но ты, наверное, помнишь, что одним из важнейших путевых наставлений я счел для себя слова великого Мэн-цзы: «Кто хочет наблюдать, должен сам оставаться невидимым». Поэтому я, как ты сам видел, выбрал для путешествия самое неброское платье, какое только мог найти, отказался от всех знаков моего звания гуаня четвертого ранга и даже сложил с себя золотую цепь начальника императорской Палаты поэтов, именуемой «Двадцать девять поросших мхом скал», чего, в сущности, не имел права делать. Мне хотелось остаться незаметным, невидимым наблюдателем».

Возможно, впервые две разные цивилизации двух разных эпох оказались соединены в литературном произведении, чтобы оттенить друг друга, выявить те бросающиеся в глаза черты, которые и стали особенностью менталитета древнего народа и народа современного. Гао-дай пишет о том, что его поразило: о современных машинах и механизмах, о раскрепощенных женщинах, о европейских улицах, домах, вечеринках, манере вести беседу. Этот герой достаточно умен, чтобы не возмущаться происходящим, а скорее – удивляться и брать на заметку. Он действительно наблюдатель и летописец, которому хочется донести до своих современников и соотечественников ценные сведения о других людях. Герои романа Розендорфера учатся понимать и принимать друг друга, несмотря на огромную пропасть во времени, традиции, культуре. Сами того не подозревая, они выступают в роли дипломатов разных времен и культур.

А теперь немного о психологии этих людей. Однажды Константин Мелихан сказал, что «дипломат – это человек, к которому приходишь с одним вопросом, а уходишь – с тремя». Жизнь подтверждает точность этих слов.

Дипломат – профессия, требующая особой этики и культуры общения

В первый раз автору этих строк пришлось общаться с профессиональным дипломатом, когда возникла необходимость кое-что выяснить. Дипломат был в прошлом чрезвычайным и полномочным послом и вел себя соответственно статусу – воспитанно, корректно, предупредительно и вообще безупречно, не говоря уже о скромном обаянии, присущем людям его публичной профессии, за которой скрывается совсем другое.

О том, что скрывается за публичностью, мне узнать не пришлось, да я в тот момент и не особо стремилась: меня больше занимала судьба одного эмигранта, известной творческой личности. Вопрос, адресованный дипломату, был простой и совершенно безобидный: «Помните ли вы такого артиста?»

Но невинный вопрос вызвал настороженную реакцию и нервическое беспокойство. Интервьюируемый посол сделал все, чтобы реакция осталась незаметной, и ему это почти удалось. Только в глазах появилось странное выражение – стеклянное какое-то. На мгновение посол словно впал в какую-то лирическую задумчивость, а потом молвил:

– Нет, сожалею, но я его не помню. Эта фамилия мне неизвестна.

Вообще-то эта фамилия была известна на рубеже 60—70-х годов каждому, кто проживал в нашей стране, потому что речь идет о человеке, который нередко завершал праздничные кремлевские концерты… Прямой и отрицательный ответ как будто ставит точку на всем интервью, но, когда человек разочарован, он начинает настаивать:

– Не может быть, чтобы вы не помнили. Приезд этого артиста в страну произошел через две недели после вашего назначения. Тогда все об этом говорили.

При этом мне думалось: «Ну как же так? Ведь ситуация-то была для нашего государства скандальная. Все СМИ брали интервью у артиста, получившего убежище. Его фото красовались повсюду, ему предстоял гастрольный тур по стране. Ну не мог же посол не знать о таком».

– А я не помню, – повторил посол, хотя с тех пор прошло уже больше сорока лет, а тех людей уже давно нет в живых.

– История этого артиста была на первых полосах. Огромные развороты, статьи, фотографии. В то время его эмиграцию освещала вся пресса. Все центральные газеты об этом писали.

– Так ведь я там не читал газет.

Он мог бы этого не говорить. Но сказал. И вот обычный разговор приобрел характер казуса. Что там делает посол дальше, вполне может быть покрыто тайной. Может, он даже вообще ничего не делает или спит весь день. Но не читать утренних газет страны своего пребывания он не может. В противном случае совершенно непонятно, чем же они там заняты, когда нет официальных приемов: не ложки же в посольском буфете пересчитывают. Впрочем, есть еще один замечательный афоризм, и принадлежит он французскому политику Эдуару Эррио: «Дипломаты бывают двух видов: одни читают газеты и знают столько же, сколько мы с вами; другие не читают газет и не знают ровным счетом ничего».

Именно после этого оставалось только вежливо попрощаться, потому что после такого разговор стал совершенно бессмысленным. Если человек говорит неправду, он перестает быть источником информации. Но напрашивается вывод: в том и задача дипломата – никому ничего не сказать.

Второй случай общения с человеком загадочной профессии был связан с пропажей кошелька. В одной из европейских стран у меня его вытащили в книжном магазине на центральной улице города. Вытащили вместе со всеми банковскими карточками, которые были за границей абсолютно бесполезны, но по глупости не были оставлены дома. Жалко было не денег (их было немного). Жалко было именно карточек, которые нужно было долго и утомительно восстанавливать.

Через месяц мне позвонили. Человек, представившийся дипломатом, сообщил, что мой кошелек ему передали в полиции той страны, где меня обокрали. Незнакомец назначил мне встречу возле одного из центральных метро. Уже в дороге я сообразила, что не знаю, как выглядит этот человек и имени его тоже не знаю, потому что он не представился.

Перед метро оказалось полсотни человек в позе ожидания. Быстро оглядев эту толпу, я вдруг поняла, который из них «мой», и двинулась к нему. Он очень удивился:

– Как вы меня узнали?

Тут я испытала смущение. Не могла же я объяснить ему, как я это сделала. А вдруг он обидится? Дело в том, что он был единственным на этой площади человеком, у которого полностью отсутствовали особые приметы. Повстречав этого человека один раз, на следующий день вы его уже не узнаете. Пробормотав что-то невразумительное про мои особые методы, я вернула ему вопрос:

– А почему вы меня не узнали? Ведь на половине карточек в моем кошельке есть мое фото.

И тут этот человек без особых примет покраснел и стыдливо опустил ресницы.

– Ну разве я могу рыться в чужом кошельке?

Мне стало смешно. Любой человек, за очень редким исключением, залез бы в переданный ему кошелек, тем более что этот кошелек уже однажды был украден посторонними людьми. Такое действие вызвано не желанием поживиться, а чистым любопытством. Представить себе, что этот сотрудник дипломатической службы никогда не интересовался попавшими ему в руки документами, было невозможно. Впоследствии, открыв кошелек, я обнаружила все свои карточки в вертикальном положении и на совсем других местах. Может, их просматривали в иностранной полиции и больше к ним никто не прикасался? И все равно не верится.

Вообще, как-то даже обидно, когда тебя держат за идиотку. Но, пообщавшись с разными дипломатами, я заметила у них одну общую черту: никто из них не говорит правды. Причем не потому, что такова их продуманная тактика, а потому, что привыкли. Правильно подметил Константин Мелихан: «Дипломат – это человек, который на вопрос: «Который час?» – отвечает: «Я должен подумать». И если спросить у дипломата: «Вас зовут Иван Иванович?» – он вопреки всякой логике и даже бейджику на лацкане пиджака ответит: «Нет, меня зовут Василий Васильевич» – просто чтобы не сказать вам правду.