— Ладно, ты меня успокоила. А теперь скажи, что тебе нужно-то от Корнелио?

— Мы ищем информацию о двух предметах, изготовленных, ориентировочно, во Флоренции в конце пятнадцатого века, это медальон и статуя.

— Теоретически он может это знать, конечно. Но практически, сама понимаешь, нужно спрашивать.

И до прихода гостя они еще успели обсудить ближайшую премьеру Лианны, успехи в школе Анны-Лианниной-дочери, интервью кузины Джины в глянцевом журнале и новую машину Джининого мужа Адемаро.

* 51 *

Точно в назначенный час дворецкий известил, что прибыл граф Барберини. Полина вышла встретить, сделав знак Элоизе, чтобы не двигалась с места и вообще пока не привлекала к себе внимания.

— Дорогая Полина, ты прекрасна, как всегда. В самый ненастный день твой прекрасный образ разгоняет тучи, а в такой славный день, как сегодня, и вовсе несравним ни с кем и ни с чем! — услышала Элоиза, еще не разглядев гостя.

А потом он появился во плоти. Это был мужчина, безусловно, в годах, но при этом подтянутый, что называется — в хорошей форме, безупречно одетый и седовласый. Кустистые брови, под ними — остро глядящие черные глаза. Разве что нос немного крючковат, что на личный Элоизин вкус являлось недостатком. Впрочем, Элоизе было отлично известно, что если вдруг возникает интерес, то форма и размер носа уже не имеют абсолютно никакого значения.

— Здравствуй, Корнелио, проходи. Да-да, я рада тебя видеть, но это абсолютно ничего не значит, ясно тебе?

— Ясно, ясно, — сказал он таким тоном, что Элоиза поняла — этот обмен любезностями у них с Полиной традиционный. — О! А это кто? Твоя никому не известная еще одна дочь?

— Ну ты придумаешь! Это Эла, дочь Розамунды, моя племянница. Эла, это Корнелио Барберини, мой старинный приятель.

Граф подошел к Элоизе.

— Эла — это… — и вопросительно так смотрит на Полину.

Элоиза поняла, что время вмешаться.

— Эла — это Элоиза, — она встала и подала ему руку, которую он не замедлил поцеловать. — Элоиза де Шатийон. Приятно познакомиться, граф.

— Как так получилось, что я с вами незнаком? Мне казалось, я знаю всех выдающихся дам из вашего семейства, — он дождался, пока она сядет, и только потом сел сам.

— Я не так давно приехала в Рим, а до этого жила и работала во Франции и Швейцарии, — ответила она.

— Работала? Какие глупости, Элоиза! Кстати, вы же не обидитесь, если я буду звать вас по имени? Буду рад, кстати, если вы сможете ответить мне тем же.

— Я не обещаю, господин граф, но я подумаю об этом.

— Так вот, о чем это я. Не могу понять, зачем девочки из хороших семей работают. Ладно Лианна, она, по крайней мере, занимается достойным, но ваша Доменика? Она находит какое-то извращенное удовольствие в том, чтобы резать человеческое тело! И дочь свою тоже сбила с пути! Вот вы, Элоиза, чем занимаетесь?

— Я аналитик. Сейчас — ведущий аналитик кардинала д’Эпиналя.

— Вы — аналитик? Никогда бы не подумал. И вам это нравится? — похоже, он ожидал услышать что-то другое.

— Представьте, да.

— И она еще доктор философии, — заметила походя Полина, скользя мимо и командуя, куда устанавливать сервированный заново чайный столик.

— Вы, Элоиза? Право, один сплошной сюрприз! Скажите, а чему была посвящена ваша работа?

— Я составляла комментарии к некоторым латинским текстам Кватроченто.

— Так вы еще и читаете на латыни? Полина, ты необыкновенно порадовала меня, не каждый день знакомишься с таким сокровищем! Скажите, Элоиза, вы же, наверное, давно и прочно замужем?

— Нет. Я не замужем, — слегка улыбнулась Элоиза.

— Но это же прекрасно! — воскликнул граф.

— И что прекрасного ты здесь находишь? — усмехнулась Полина.

— Это значит, что Элоизе можно оказывать разные знаки внимания, не опасаясь оказаться в эпицентре скандала. Это же всегда так приятно — ухаживать за красивой и умной дамой!

— Не говори глупостей, Корнелио. Бери чашку и пирожные. Налить тебе вина?

— Конечно, мы непременно должны выпить за знакомство. Давай бутылку, я открою.

— Корнелио! Бутылку уже открыли.

— Тогда давай, я разолью.

— Корнелио, сядь. Я не сумасшедшая, чтобы давать тебе в руки что-нибудь, что мы потом будем есть или пить.

— Полина, не пугай девочку.

— Эта, как ты говоришь, девочка не из пугливых. Она, конечно, талантлива не в тех областях, как моя дочь, но тоже может сказать и сделать много хорошего при случае.

— Твою талантливую дочь можно слушать только на сцене. В остальных случаях ей лучше молчать, — сверкнул глазами граф.

— Позволю себе не согласиться, — Полина с улыбкой разливала вино. — Ты еще не передумал пить?

— Нет, и я хочу поднять это бокал за прекрасную Элоизу, поистине жемчужину вашего семейства!

Элоиза легко склонила голову, Полина весело фыркнула.

— Смотри, не обожгись! А потом не говори, что я тебя не предупреждала! Эла, тебе наливать?

— Нет, мне еще ехать домой.

— Элоиза! У вас, при вашей красоте и прочих достоинствах, нет водителя?

— А я сама себе водитель. И мне это нравится, — пожала плечами Элоиза.

Полина хмыкнула — она могла припомнить разные обстоятельства карьеры Элоизы-водителя, но, к счастью, не стала этого делать.

— Ох уж эти современные девушки, — всплеснул руками граф.

— Скажите, господин граф, вы ведь коллекционер, слухи не обманывают? — Элоиза поставила чашку и серьезно взглянула на Барберини.

— Не обманывают, — подтвердил он, тоже поставил бокал и внимательно посмотрел на неё. — Что вас интересует, Элоиза?

— Меня интересует информация.

— О, конечно, что же может интересовать аналитика, только информация! Но скажите же, какая именно? Я был бы очень рад… поискать информацию для вас.

— Скажите, вам не приходилось слышать историю о мраморной статуе и портрете в драгоценном медальоне?

— Статуя и медальон? — он нахмурился, задумался.

— Да, лицо статуи и портрет в медальоне — это одна и та же дама, утверждается, что это статуя и портрет Пречистой Девы.

— Статуя и медальон, значит… — вдруг он поднял голову и испытующе взглянул на нее: — Что, кто-то отыскал Мадонну Фьору?

— Мадонну… Фьору? — осторожно спросила Элоиза.

Неужели горячо?

— А вы не знаете? Впрочем, откуда вам знать, это не самая известная история, ее никогда не публиковали, насколько я себе представляю.

— Расскажите? — Элоиза бросила на него пристальный взгляд и мысленно чуть-чуть подтолкнула к откровенности.

— Да, Корнелио, ты не говорил мне ни о чём подобном, расскажи, — попросила Полина.

Барберини обвел их обеих пристальным взглядом.

— Хорошо, милые дамы, я расскажу. Полина, разливай вино, и слушайте. Где-то во второй половине пятнадцатого века жили во Флоренции два друга. Одного звали Пьетро, другого — Джироламо, один был художником, а второй скульптором. Они знали друг друга с детства, и если и случалось им соперничать, то спор всегда разрешался к обоюдному удовольствию. Обычно если один получал крупный заказ, то и второму вскоре встречалась возможность проявить свой талант. Но случилось так, что они полюбили одну и ту же девушку — красавицу Фьору, и она поставила им условие — кто лучше сможет изобразить ее, с тем она и останется. Друзья согласились с этим условием и принялись за работу.

И вот настал день, когда Джироламо вышел из мастерской и представил прекрасную мраморную статую. Дева была как живая, она придерживала складки своего тяжелого платья, как будто сейчас подойдет и поцелует. А Пьетро показал медальон, в который его отец, ювелир, вставил написанную им миниатюру. Он придал красавице Фьоре на этом медальоне все атрибуты Пречистой Девы. Но посмеялась красавица Фьора, сказала, что не нужны ей ни мраморные статуи, ни драгоценные медальоны, потому что она уже просватана за человека богатого и знатного, и ее не интересуют художники и скульпторы.