— Кстати, донна Элоиза, — прищурился Лодовико, — а когда и где вы тренируетесь?

— То есть?

— Где вы стреляете?

— Да давно уже нигде, все мои навыки — это остатки прежней роскоши.

— Раз уж мы договорились, я думаю, вам стоит ходить в наш тир и тренироваться. О времени сможем договориться?

— Наверное. У меня его много. А кто будет мной… руководить?

— Здесь этим занимаюсь я, — Лодовико поклонился, по-прежнему изысканно-вежливо.

— Хорошо, договоримся. А вы, монсеньор, тоже ходите тренироваться к Лодовико?

— Не поверите — да. По субботам, с утра. Не хотите составить мне компанию?

— Извините, нет. Я бы предпочла никому компании не составлять. Это возможно, дон Лодовико?

— Полагаю, возможно.

— А его преосвященство? Что он думает о вашей деятельности?

Мужчины переглянулись, посмеялись. Ответил Марни.

— Он доверяет нам. Считает, что мы профессионалы и сами изберем оптимальный способ решения проблем.

— Хорошо. Значит, и я доверюсь профессионализму. Спасибо большое, господа, за прекрасный ужин и хорошую компанию. Увидимся завтра. Нет, провожать меня не нужно, я не заблужусь, спасибо, — выбралась из-за стола, вежливо наклонила голову, вышла из комнаты.

* 13 *

Когда Элоиза покинула комнату, Лодовико подлил коньяка в бокалы и хмуро поинтересовался:

— Ну что, доволен?

— В смысле? Чем я должен быть доволен? — Себастьяно улыбался.

— Зачем-то зазвал ее с нами работать, и еще меня подбил на уговоры!

— Я считаю, что Элоиза может быть нам полезной.

— Тебе виднее, конечно, ты с ней в подвале сидел, а потом еще и в комнате ночевал, но я пока этого не понял, извини. Мне кажется, что у нас достаточно хороших парней, которые способны и в цель попасть, и еще много что сделать.

— Во-первых — да, сидел. А во-вторых — раз я не могу с ней спать, и она по каким-то причинам совсем не хочет ответить мне взаимностью, то я готов хоть черта лысого на поводке выгуливать, только бы она была рядом! И то, что она может быть нам много чем полезна, это просто так, милый дополнительный плюс. Если хочешь — чтобы тебе спокойнее было. А вопрос о ее участии в наших делах не обсуждается.

— Да куда тут спокойнее — теперь еще и это чудо тут будет болтаться, мало нам своих проблемных!

— Давай договоримся так: если от нее будут проблемы, тогда их и обсудим, — Марни отпил из бокала и помолчал немного. — Знаешь, я же уже успокоился… почти. Практически мог видеть её и не спрашивать себя, что я тогда сделал неправильно. И даже вчера утром, когда мы сели в машину и поехали, я ещё подумал, что смотрю на неё, и уже ничего не болит. Потом она сделала глупость, нас задержали, меня разоружили, и когда мы оказались в подвале, то кроме раздражения, у меня к ней было мало что.

— А что изменилось потом? — хмыкнул Лодовико. — Она-то осталась той же самой.

— А черт его знает. Поговорили, не факт, что по душам, но не без пользы и приятности. Потом она этого урода подстрелила так удачно. А потом еще и в ноге моей копалась. И говорила комплименты.

— Она? Тебе?

— Да. Но это уже к делу не относится. Кстати, а ты видел тот документ, из-за которого все произошло? Который у нас хотели забрать, да еще и не стесняясь в средствах?

— Ну, видел, но ни черта не понял. То есть — копию видел, когда ваши вещи забирали из офиса Моллини. Я не знаю латыни.

— Я тоже не знаю, а она — знает. И Шарль знает. С кого начнем?

— С Шарля. Ему я доверяю, а ей — пока нет.

* 14 *

На следующий день в девять утра в кабинете кардинала д’Эпиналя собрались на совещание Марни, Элоиза, отец Варфоломей и собственно кардинал. Лодовико куда-то сорвался буквально за пять минут до начала, сказав, что появилась информация, которую нужно проверить, а потом он сразу же придет.

Кардинал пригласил Элоизу и Марни за специальный стол, на нем уже стоял кофейник, чашки и прочие сладкие и несладкие принадлежности для стимуляции мыслительной деятельности. Тут же возник черный змей Чезаре, обнюхал пришедших, потерся мордой о туфли Элоизы, а потом запрыгнул на колени к Марни. Устроился и принялся громко урчать, перебирая когтями.

— Эй, чудовище, не смей в меня когти впускать, — Марни вынул когти из ноги и осторожно положил лапы сверху на ногу.

— Позвольте, я с ним поговорю, — Элоиза пристально посмотрела коту в глаза, почесала его за ушами, и кот почти сразу зажмурился, вытянул лапы, положил на них голову и задремал.

— Вы кошачий язык знаете, не иначе, мои сотрудники не врут, — восхитился Марни. — Кофе?

— Да, пожалуйста.

Марни налил кофе Элоизе, отец Варфоломей — всем остальным участникам совещания, и обсуждение началось.

— Итак, Шарль, расскажите, пожалуйста, что вы знаете о тексте и об истории в целом. Позавчера получилось не слишком приятно, и если бы у меня вовремя были сведения о неизвестно откуда взявшемся документе, я бы сразу инициировал поиск информации, — Марни поставил чашку и внимательно смотрел на кардинала.

— Да, Себастьен, вы абсолютно правы, а я сглупил, — не стал спорить кардинал. — Рассказываю: этот текст — кстати, где он?

— Вот он, — Элоиза положила на стол бумажный конверт с пожелтевшими хрупкими листами.

— Этот текст лежал вместе со счетами, принесенными мне на подпись. Счета самые обычные, о покупке двух витрин и ещё разной мелочи в экспозицию. Моллини как юрист отслеживал процесс со стороны продавца, после его визы должна была быть моя, окончательная. Я прочитал текст, он изрядно меня позабавил, потом попросил Элоизу прочесть его тоже. Мы обменялись впечатлениями, и я попросил ее обменяться впечатлениями с Моллини. Вот и все, что я знаю.

— Варфоломей, ты что скажешь?

— Три дня назад на аукционе «Кристис» был выставлен предмет, подходящий по описанию к нашему медальону, вот, взгляните, — он положил на стол свой планшет, на экране которого была фотография. — До торгов еще есть время, почти два месяца.

Марни взял планшет и стал рассматривать не слишком крупное изображение.

— Описан как медальон кардинала Галеотто делла Ровере.

— Да, был такой. Племянник папы Юлия Второго, умер в 1507 году при невыясненных обстоятельствах. Найден мертвым в собственной постели, — выдал справку отец Варфоломей.

— То есть подходит под нашу историю, — заметила Элоиза.

— Да. Но есть вопросы: где медальон хранился все это время? Я посмотрел поверхностно — за последние сто лет нигде не всплывал, не продавался, никак не обнаруживал себя, — продолжал отец Варфоломей.

— Да где угодно, в любой частной коллекции. Или не в коллекции, а в банке, в хранилище, на чердаке в сундуке… где угодно, — включился в разговор кардинал.

— Легенда гласит, что медальон исчез с концами. А что там у нас на аукционе, есть ли какое-то описание? Варфоломей, не мог бы ты осмыслить всё, что там известно, и поискать для меня какие-нибудь зацепки? — Марни поставил чашку из-под кофе на стол и в очередной раз посмотрел в телефон.

Телефон молчал.

— Вам должны звонить? — тихо спросила Элоиза.

— Мне не нравится, что Лодовико молчит. Он не сообщил, куда отправился, и не выходит на связь уже некоторое ощутимое время.

— Может быть, он знает, что делает?

И тут телефон зазвонил.

— Слушаю… Что?! Вы все рехнулись? Немедленно везите его сюда! — Марни подскочил и был готов куда-то бежать.

— Себастьен? — Шарль решительно взял его за рукав. — Что происходит?

— Машина Лодовико взорвалась при невыясненных обстоятельствах. Он жив, к счастью, поехал не один. Сейчас привезут сюда, — он выдохнул и сел. Потом снова взялся за телефон и позвонил Бруно.

— Себастьяно, Бруно все сделает, как нужно, и даже лучше, — рассудительно сказал отец Варфоломей. — Не паникуй. Кто везет Лодовико?

— Антонио, он и звонил, — что, неужели выдержанный Себастьен Марни и вправду паникует?