Куоки смахнул слезу. Лист теперь сполз ему на переносицу, но всё ещё не попался на глаза. Он потёр лоб, но так и не почувствовал ничего, что могло бы вызывать посторонние взгляды, а после даже позволил себе громко и довольно чутко всхлипнуть.

— Дорогуша! Что ж вы не сказали, — охнул он. — Что ж вы не сказали. Что ж вы не сказали… Что ж вы не…

— Я боялся, — прервал его Сагрон, — что вы можете меня не понять. Что вы обвините меня в эгоизме. Я готов отдать вам своего лучшего бакалавра — только позвольте мне вести её. Умоляю вас, господин Куоки. Прошу! Вы понимаете, я готов на всё, что угодно, лишь бы только…

— Ладно, ладно! — махнул рукой Куоки. — Я вас понимаю. Вы влюблённый мужчина, а ради любви я и сам готов отдать своего бакалавра. Кого вы желаете, мой дорогой?

— Котэссу Арко.

Куоки остановился. Будь он хоть немного осведомлён, может быть, и не решился б отдать лучшее из того, что выбрал, но, позабыв совершенно все имена, он только пожал плечами.

— Пускай, — вздохнул он. — Если вы её до такой степени любите, я готов отдать вам её. Но, скажите же, кого вы хотите дать мне взамен? Ведь я отдаю, как вы выражаетесь, лучшую из лучших…

— В моих глазах.

— В чьих бы то ни было, — возразил Куоки, — а всё-таки лучшую из лучших.

— Вы не представляете, кого я вам дам взамен! — Сагрон вздохнул и потянулся к списку бакалавров, что как раз лежал на столе перед Куоки — тот должен был подписаться под ним. — Вот. Только послушайте. Окор Шанук. Великолепнейший студент. Невообразимо острый ум!

— Но, — хмыкнул неуверенно Толин, — у него очень низкий средний балл за прошлую сессию. Я б не сказал, что это признак такого уж идеального студента.

— Да что же вы! Давайте мыслить вне рамок! — выдохнул Сагрон. — Вы не представляете, насколько это талантливый молодой человек! Да, он провалил сессию, и я сам полагал, будто бы он отвратительный студент, но когда узнал о том, чем именно он занимается, когда осознал всю невообразимую важность его проекта… Вы не поверите! Его интересуют именно новые системы исчисления. Вдохновившись вашими инновационными часами, он решил копать дальше и глубже в этом направлении. Он решил изучить всё, что не позволяет стрелкам двигаться в правильном ритме, что сбивает их. Силовое поле, проклятийные волны… Вы даже себе не представляете, как далеко он зашёл. Скажу вам по секрету, этот молодой человек, — Сагрон понизил голос до шёпота, подался вперёд, и Куоки тоже подвинулся к нему, прислушиваясь невероятно внимательно, — умудрился создать первый работающий экземпляр. Конечно, его часы всё ещё не точны, но они всё же позволяют…

— Ох! — кажется, Куоки был совершенно покорён. — Вы правы. Это более чем равноценный обмен. Забирайте свою Котэссу, пусть, пусть. Только отдайте мне этого Окора. Я понимаю, вы идёте на невероятные жертвы, дорогуша, но оно того стоит. Ради любви, ради…

— Ради часов!

— Именно! — закивал профессор. — Ради часов!

Сейчас он, невообразимо довольный, сияющий от счастья, буквально сливался с атмосферой кабинета. Такой же седой, как и белая мебель, такой же раскрасневшийся, как странная розовая скатерть, наброшенная на рабочую поверхность его стола, скорее всего, связанная вручную его супругой. Профессор Куоки теперь сиял от счастья — он то и дело тянулся к проплешине по голове и хлопал себя по ней, словно радовался тому, что сумел отхватить такого великолепного студента.

Сагрон заулыбался ещё ярче.

— Спасибо вам огромное, — промолвил он, поспешно внося коррективы в лист с бакалаврами. — Огромное спасибо. Я очень рад, что вы полни мне навстречу — это самый большой дар, который только кто-то когда-либо мне делал. Спасибо! Спасибо, профессор Куоки! — и он прижал лист к груди. — Вы позволите мне его вывесить? Этот лист? Чтобы студенты уже знали, к кому они попали, и ничего нельзя было исправить?

— Так он висел вчера до полудня…

— Но Окор и Котэсса могли его не увидеть! А теперь они посмотрят — и представляете, как Шанук обрадуется, когда осознает, что вынужден будет работать со своим кумиром? Вынужден — да, это вышло случайно, но зато теперь ему не придётся пояснять мне, почему так произошло, почему он с вами. Он не будет бояться меня обидеть…

— Вы правы, — согласился Куоки. — Идите, мой дорогой, вы совершенно, абсолютно верно всё мне сказали. Это единственное правильное решение. Ваша возлюбленная будет рядом с вами и вскоре осознает, на что вы готовы ради неё. А я буду работать с Окором, мы наконец-то с ним сможем понять, что именно пошло не так в часах. Нет, я уже знаю, конечно…

Но он вновь, казалось, потерялся в пространстве и говорил уже сам с собой. Сагрон тихо поднялся и направился к двери, кивая каждую секунду и держа в руках лист с распределением бакалавров. Разумеется, всё это было нечестно, а Котэсса, может быть, и хотела работать над инновационными часами, но на самом деле мужчина в этом очень сомневался.

Дэрри тихонько прикрыл за собой дверь, стараясь не разбудить, не вывести Куоки из его удивительного транса. На самом деле, обманывать старого профессора было как-то не с руки, но иначе он не мог — ему нужна была Котэсса, а получить её каким-нибудь другим способом, кроме как выдумать историю о часах и о любви, не существовало.

Он вздохнул и направился к доске объявлений. Следовало поскорее избавиться от этого листа, на котором Куоки забыл поставить свою подпись — но Сагрон, впрочем, умел подделывать её не хуже остальных представителей кафедры, может быть, даже лучше, чем некоторые.

Он поцепил её на доску и, сжав в руке волшебную ручку, появившуюся вновь из воздуха, нарисовал тот самый странный вензель, напоминающий некое не слишком лестное выражение на руническом языке. Профессор Куоки когда-то рассказывал, что идею для подписи ему дала его возлюбленная жена — и теперь, увидев на лбу у мужчины листок, он не сомневался в том, что женщина отлично знала, что именно имеет в виду.

О семье Толина было известно мало, разве что только то, что Куоки был куда старше, практически на пятнадцать лет, чем его жена, а ещё — что она совершенно не разделяла его поразительного восторга от измерительных систем и мечтала о спокойной, адекватной жизни. Увы, но не за того она для подобной цели вышла замуж, если так уж думать, и Куоки не раз и не два повторял, что его супруга не может до конца оценить всю величественность его невообразимых открытий.

Вряд ли существовал кто-нибудь, кто в самом деле мог бы всё это оценить, но люди молчали. Куоки сделал несколько полезных открытий, потому его и терпели — терпели долго и очень, очень старательно, закрывая глаза на все бесконечные глупости, которые он периодически себе позволял. Может быть, уже и величина открытий становилась несоизмеримо малой на фоне того, что он успел натворить плохого в своей жизни, во время бытности заведующим кафедрой или даже на других должностях. Но кто это скажет старому, фанатически настроенному человеку?

Сагрон наконец-то приколол лист к доске и, отступив от него на несколько шагов, полюбовался итогом своих уговоров. Не зря он взял Шанука — его было не жалко, а официант — довольно болтливое существо, как-нибудь выкрутится, когда наконец-то профессор Куоки пожелает увидеть, где же тот самый упомянутый преподавателем экземпляр работающих часов.

К тому же, почему-то Дэрри не сомневался, что с таким плутом дело с новой системой исчисления может наконец-то пойти на лад и стать чем-то более-менее приемлемым для их кафедры. Хоть не таким позорным пятном во время агитации студентов.

И зачем их агитировать, если на их специальность они всё равно идут самым настоящим валовым потоком, без конца сунутся и сунутся, будто бы удумали задушить громадным присутствием всех, кого только смогут!

— О, — удивлённо присвистнули у него за спиной. — Я и не ожидал, что ты всё-таки сумеешь его уговорить отдать Котэссу тебе.

— Пришлось постараться, — пожал плечами Сагрон. — А ты что, уже утвердил список магистров?

— Да, — кивнул Ролан, подходя поближе. Он потянулся на самый верх, чтобы повесть список, и широкие рукава его рабочего защитного халата — старого, широченного, спадающего с плеч, зато завешанного невероятным количеством волшебства и заклинаний, готовых уберечь преподавателя от проклятий необразованного третьего курса, — сползли вниз, демонстрируя запястья.