— Я родился в странной семье. Конечно, в раннем детстве я этого не понимал, потому что мне не с чем было сравнить: в детский сад я не ходил, а в школу меня отдали самую пафосную и закрытую, где учителей было больше, чем учеников. Мне казалось, у меня обыкновенная жизнь, как у других детей. Мама сидела дома, никуда не ходила и ни с кем, кроме прислуги, не общалась. Её мир ограничивался мной — она любила меня до сумасшествия. Баловала, ласкала и… В общем, я был центром её вселенной — в плохом смысле этого слова. А отец мне казался злобным гоблином. Я его боялся. Он редко ночевал дома, но каждый раз, когда это случалось, он… — Сергей провёл ладонью по лицу, словно вытирая слёзы, которых не было, — напивался, избивал, а потом насиловал мою мать.

Женя дрожащей рукой взяла чашку с остывшим кофе и отхлебнула, стараясь, чтобы зубы не клацнули о фарфор.

— Я рыдал в своей комнате до судорог, но мать строго-настрого запретила мне выходить из детской. Однажды я всё-таки вышел и набросился на отца, когда он лежал на матери. Он отшвырнул меня, а потом ударил ногой в живот. Мне было восемь лет.

Он замолчал.

— А твоя мама не думала развестись? — спросила Женя.

— Я просил её развестись, но она уверяла, что отец нас любит. Он и правда не жалел денег на подарки. У матери было полно драгоценностей и норковых шуб, у меня — самые лучшие учителя, игрушки и одежда. Когда вся страна голодала, мы жили не просто в достатке, а в роскоши. Мать считала, что отец — не злой человек, просто ревнивый и вспыльчивый. «У него есть поводы для ревности», — говорила она.

Женя кивнула. Разумеется, у Потапова были поводы для ревности, если он знал, что растит ребёнка от другого мужчины.

— Когда мне было десять лет, он перевёз нас в Тихую Гавань. Его ревность превратилась в паранойю, и он хотел лишить мать любой связи с внешним миром. Фактически это была тюрьма. Мы находились под его полным контролем.

— Тогда ты познакомился с Левентом?

— Да, Ирина Николаевна устроилась к нам поварихой и взяла сына с собой. Отца Левент не знал — он родился от турка, который в восьмидесятых годах работал на строительстве ГЭС. После того, как стройка закончилась, турок вернулся на родину, у него там осталась семья. А женщине с ребёнком пришлось выживать без поддержки. Для них переезд в Тихую Гавань был благословением.

— Вы быстро подружились?

— Сразу же. Мы были очень похожи, несмотря на то, что я был богатеньким мальчиком, а он — деревенской босотой. У нас обоих были одержимые любовью матери и проблемные отцы. Благодаря Левенту я постепенно начал избавляться от неврозов и страхов. Мы все время проводили вместе: и на уроках, и на прогулках, и каждую свободную минуту. Мы облазили весь остров, прочитали все книги, посмотрели все фильмы. Он стал мне старшим братом — самым лучшим братом, о котором может мечтать запуганный и забитый мальчик. А когда мы уговорили Ирину Николаевну привезти щенка из города, то жизнь совсем наладилась. Мои родители запрещали заводить животных, поэтому мы прятали Люси от всех: построили ей будку около маяка и только по ночам приводили в дом.

— А отец… По­тапов при­ез­жал?

— Да, и с каждым разом заходил всё дальше и дальше. Он продолжал избивать мать и срываться на мне. Вероятно, с возрастом я всё больше напоминал ему человека, с которым моя мать ему изменила. Его прямо трясло от ненависти при виде меня. Но я рос, на моей стороне оказался Левент, и Потапов стал носить с собой «беретту». Он напивался и размахивал оружием, наставляя его на мать, на меня, на Левента. Его развлекал наш страх. Иногда он орал, что убьёт нас всех и сбросит тела в озеро — и ничего ему за это не будет. Мы в это верили. Один раз на наших глазах он убил белку — очень метким выстрелом. Потом я узнал, что он много лет тренировался в тире.

Сергей уставился на что-то, видимое только ему. Возможно, события прошлых лет вставали перед его внутренним взором. Женя уже догадывалась, чем разрешилось противостояние между мужчиной и чужим для него подростком.

— Он узнал о Люси? — спросила она.

— Да. Было лето, жара. Мы загорали на пляже, плавали и играли с собакой и не услышали, как приехал отец. Он был вдребезги пьян и распалён после ссоры с матерью. Он увидел Люси и разозлился ещё больше. Начал оскорблять нас… — Сергей запнулся. — Намекал, что у нас с Левентом не только дружба. Это было отвратительно. Я не выдержал и послал его матом. Он замахнулся — и тут Люси на него бросилась. Она была доброй и ласковой собакой, никто не ожидал, что она кинется на человека. Никто её этому не учил.

— Боже мой…

— И тогда он достал пистолет и застрелил её — прямо в голову, одним выстрелом. И начал смеяться. Он так смеялся, что на глазах выступили слёзы, — Сергей с трудом сглотнул слюну. — Я слетел с катушек и полез в драку. Левент бросился нас разнимать. Мы боролись, рычали и катались по пляжу, как в каком-то кошмарном сне. Наткнулись на Люси, перепачкались в крови и песке. Раздался выстрел. Мы расцепились — и тут я увидел, что у меня в руке пистолет, — Сергей поднял правую руку и посмотрел на неё так, словно впервые видел. — Это я… Я его убил.

— Это случайность! — воскликнула Женя.

— Какая разница? Я убил человека, которого считал отцом.

Они замолчали. Свет за окном померк, в комнате стало темно, и только пламя из камина освещало их лица.

— А что потом?

— Потом мы позвали Ирину Николаевну и признались ей во всём. Втроём мы решили инсценировать нападение киллеров и придумали легенду. Нам повезло, в тот день в Тихой Гавани дежурил только один телохранитель — Влад. Мы рассказали ему, что приехала лодка и неизвестные люди в масках расстреляли отца и собаку. Он встал на нашу сторону.

— Поверил вам?

— Нет, но… Он встал на нашу сторону. Когда приехала полиция, он подтвердил, что слышал звук мотора со стороны пляжа.

— Началось следствие?

— Да. Довольно скоро следователи нас заподозрили и арестовали меня, Левента и Ирину Николаевну. Мы стояли на своём и повторяли заученную версию, но улики говорили против нас. Например, мы утверждали, что убийцы стреляли с лодки, а эксперты доказали, что выстрел был сделан в упор: на теле нашли ожоги и следы пороховых газов. В общем, нас поймали.

— А твоя мать? Она знала правду?

— Нет, я боялся ей сказать. Но, думаю, она сама обо всём догадалась. Она уехала в столицу, провела там несколько дней, а потом приехала с постановлением о закрытии дела. Нас отпустили. И в тот же день она рассказала мне, кто мой настоящий отец.

— Для тебя это было шоком?

— Да, конечно, я и подумать не мог, что Потапов мне не родной. Мать рассказала, что у них долго не было детей, и вроде бы по его вине, а потом она переспала с одним молодым партработником и забеременела. Потапов любил мою мать и готов был принять чужого ребёнка, но не смог. Это оказалось выше его сил.

Джек, до сих пор сидевший у ног Сергея, подошёл к миске в водой и напился. Потом лёг и опустил голову на лапы.

— А когда ты встретился с отцом?

— Приблизительно через неделю. Он приехал в Тихую Гавань, чтобы познакомиться со мной.

— И как прошла встреча?

— В тёплой и дружественной обстановке, — Сергей улыбнулся впервые за вечер. — Мы сразу же нашли общий язык. Наше сходство было настолько разительным, что не требовалось никакой экспертизы. Он забрал меня и Левента в столицу: там я закончил школу, а Левент поступил в медицинский. Дальше ты всё знаешь, моя биография есть в интернете.

— А мама?

— Мама не захотела переезжать. Через два года её не стало. Мне кажется, она не смогла жить без своего мужа — между ними была нездоровая, но сильная эмоциональная связь.

— А что с БДСМ? — спросила Женя. — Как ты пришёл к этому?

— БДСМ — это про Левента. Он жизнерадостный и неугомонный человек, у которого много разносторонних интересов. Он увлёкся темой ещё в юности, пока я изучал политологию и международные отношения. А несколько лет назад он пригласил меня на сессию дог-плей, и я был покорён той особенной связью, которая возникает между хозяином и питомцем. Это было точь в точь как с Люси. Я попробовал играть и понял, что это приносит мне радость. Единственное — я не мог заниматься сексом и общаться с петами, но это были такие мелочи. Я начал принимать участие в играх, хотя понимал, что мой диагноз не БДСМ, а ПТСР.