– Акимыч, успокойся. В данный момент в мои планы не входит женитьба. Молодой еще. Институт надо окончить, деньги заработать на квартиру.

– Анька – девка работящая, зря отказываешься. За ей как за пазухой пуховой жить будешь. У ей и родичи крепкие. Они каку хошь квартерку в городе купят, только свистни. Засиделась она в девках, почитай, уже годков двадцать-то есть, а, мать? – обернулся к жене он, резко успокоившись.

– Молода ишо. Найдет себе жениха, не приставай к парню.

– Лёха, заметано. Буду тебя сватать к ей! – закусил удила Акимыч. – У парня – догадка, у девки – смысл. Седни – четверг, зараз в субботу после баньки и пойдем с тобой свататься к ейным родителям.

– Акимыч, ты что, шутишь? – испугался я.

– Не приестся хороший кусок, не прискучит хороший дружок. Не боись, уедешь в свой город с невестушкой, родичей порадуешь. Думаю, они довольны будут. Чего тебе холостым ошиваться, им головную боль доставлять, а тут все под присмотром. Анька, знаешь, какая! Ух! Ручонки-то крепкие у ей, схватит – не отпустит. Наша порода, скажи, Наталья? – потирая руки, подмигнул мне мужик. – Опять же, сколь тебе придется пахать на кров свой да на четыре колеса? Почитай, всю свою молодую жизть! А тут тебе на блюдечке с голубой каемочкой и дом, и машина иномарчатая зараз! Дело говорю? То-то! Повезло тебе, Алёша – три гроша, что встретился на твоем путя Акимыч, а? Вовремя ты со своим рюкзачком из дому вывалился. Судьба!

Вечер переставал быть томным. Из-за горизонта выползала огромная темная туча, угрожая накрыть мою свободу черным одеялом. Зная неуемный характер Акимыча и его упертое нутро, я сделал для себя вывод, что это не шуточки, а все даже очень серьезно. Мужик «из прынцыпу», из вредности, за то, что я оказал сопротивление, потащит меня свататься.

И черт его знает, что за родители у этой Аньки, может, еще похлеще Акимыча в смысле упертости, захлопнут меня в капкан, как несмышленого воробышка, и штамп в сельсовете шмякнут в паспорте, а потом доказывай, что ты не козел. Надо рвать когти отсюда, чем быстрее, тем лучше, кончились райские кущи. До субботы успеть справку получить у председателя – и на трассу! Всего один день остается. Если не успею со справкой, то придется плюнуть на нее и мухой – из замечательного села Черемшанка, решил я, уже засыпая.

Назавтра события понеслись со скоростью ракеты. Ночью, видимо, Акимыч все обдумал и начал действовать по программе.

– Лёха, пойдешь на свою ферму, зараз к Аньке не приставай, так сказать, с предложением руки и сердца. Мы с тобой, как положено, сначала попросим милости у ейного отца, чтоб все чин чинарем было. Знаешь, как это их порадует? Мы ж семейские, другой закалки люди. Порядок и подчинение любим, хотя все изменилось в худшую сторону в наше неспокойное время. Да ладно, чего об том горевать?

– Акимыч, такой юмор с утра у тебя? – попытался я все же убедиться, что он шутит, дразнится. Но не тут-то было, Акимыч рассердился.

– Парень, я серьезен как никады! Ты думаешь, я не видел, как на ферме с Анькой нашей тары-бары разводил? Видел я! Все видели! Не отвертисся! Стерпится – слюбится, главно дело – ты нам пондравился, да и Анька наша, похоже, втюрилась в тебя. Хмелинушка тычинку ищет, а девица – парня. Лёха, не боись, в хорошие руки отдаю. Я ж отвечаю за тебя, дуболома, раз в нашу Черемшанку припер с голубого глазу, – Акимыч похлопал меня по плечу по-родственному.

Этот разговор окончательно укрепил меня в мыслях, что нужно действовать. Я не стал ответную речь держать: мол, на девственность вашей дорогой Аннушки не покушался, даже мысли такой не держал, а ее кустодиевская красота никак не очаровала меня, и вообще девушка пусть живет отдельно. Весь этот пламенный монолог я высказал про себя, а ему просто кивнул и, едва одевшись, выскочил из дому. Первым делом помчался в контору. На мое счастье, председатель сидел в своем кабинете и благим матом орал в телефонную трубку. Увидев меня, жестом указал на стул, ничуть не сбавляя уровень звука и матерщинный настрой. Я думал, что все ругательства на русском языке знаю, но такую витиеватость для связки слов в первый раз услышал. Даже заслушался, пожалел, что не филолог. Можно было диссертацию защитить на его основе. Наконец-то он хлопнул трубкой, кладя ее на место, вытер пот и уставился на меня:

– Ну?!

– Здрасте, Николай Николаевич! Мне это… справка нужна, что практику у вас прошел.

– Ты чего, собрался уезжать? – нахмурил брови он.

– Учеба скоро начнется, – струхнул я.

– А… что ж, надо учиться. Иди в бухгалтерию, получи денежки, и справку там же соорудят. Я скажу им.

– Спасибо, – заулыбался я.

– Иди уже! Некогда мне с тобой целоваться! – гаркнул он.

– До свиданья! – выскочил скорехонько я из кабинета и помчался в бухгалтерию. Хмурый бухгалтер неопределенного возраста, ничего не говоря, выписал справку, шлепнул печать и отправил меня в кассу получить денежки. К моему приятному удивлению, выдали мне довольно неплохую сумму: одну тысячу триста четыре рубля и двадцать три копейки. Уж каким образом заработал эти двадцать три копейки, не знаю, но и на том спасибо. Я даже не ожидал, что деньги дадут, обычно практикантам не платят. У меня заметно выровнялось настроение, и я помчался обратно за рюкзаком.

По моим расчетам, Акимыч должен быть на работе, а тетка Наталья поймет и возражать против моего бегства не станет.

Я тихо вошел в дом. Хозяйка, как всегда, колдовала у плиты. Вкусно пахло щами.

– Тетя Наталья, – сказал я, – простите меня, я уезжаю!

– Счастливый путь, – улыбнулась она, с ходу поняв, в чем дело. – Я сейчас тебя покормлю. Минут через сорок пять должен из района автобус проехать. Как раз успеешь на него.

Я с удовольствием поел в последний раз ее щей, закусывая вчерашним пирогом, попил чаю с деревенским молоком и плюшками.

– Ты прости Акимыча, – как всегда, тихо сказала она, – ударит моча в голову, и с пути его не свернешь. Упертый.

– Не хочу я жениться ни на Аньке, ни на ком, понимаете? – сказал я. – А за хлеб-соль спасибо большое. Все равно я рад, что с вами познакомился.

– Может, когда и свидимся, – улыбнулась хозяйка. – Ты приезжай летом, отдохнешь у нас. Здесь что твой санаторий, даже воздух целебный, по грибы-ягоды сходим, рыбку половишь в нашей речке, покупаешься, позагораешь. Летом у нас хорошо…

– А чего, возьму и приеду, – обрадовался я, потому что жалко было расставаться с ними.

Я уже как-то привык к этой семье, непредсказуемому Акимычу, шумным дояркам, их буренкам и деревне Черемшанке. Пока готовил рюкзак, тетка Наталья собрала мне целый пакет деревенских яств. Тепло попрощавшись с ней, я ушел на трассу. Так закончилась моя деревенская практика. Гнездо цело, а птица улетела!

Он третий день бродил по бесконечным улицам большого города, не замечая ни прохожих, ни машин, и чувствовал себя бесконечно одиноким. Все было кончено. Пусто на душе. Неделю тому назад Володя рвался в этот город. Он грезил им, мечтал, как будет ходить по широким проспектам, стоять у величественных фонтанов, отдыхать в тенистых парках, бродить по ночным улицам, любуясь игрой разноцветных огней, а рядом будет Она, его Богиня судьбы.

Володя познакомился с ней прошлым летом на Байкале. Поселок на берегу озера, где он жил, привлекал путешественников со всех концов света. Она приехала с небольшой группой туристов из Франции. Тоненькая, как стебелек василька, одетая во что-то невообразимо восхитительное, струящееся и переливающееся при каждом ее движении, она ни на секунду не стояла на месте. Володя в толпе приметил ее сразу. Эти удивительные глаза цвета моря! Воды Байкала в ясную погоду обретают такую же синеватую голубизну. Она о чем-то живо беседовала с иностранцами, что-то объясняла, показывала. Парень восхищенно смотрел на нее. Она ему улыбнулась, из ее глаз брызнули синие искорки. Возможно, это звучит банально, но он готов поклясться чем угодно: это были искорки как звездочки, синие-синие. Эти искорки рикошетом ударили Володю в самое сердце, и с той поры он заболел опасной болезнью, диагноз которой – любовь.