Устав гипнотизировать телефон, она позвонила сама. Денис не брал. Все её смс были отвергнуты – остались без ответа.

Люся страдала самоедством целый час. Потом убрала его фотографию с фонового рисунка в мобильном и напрасно пыталась изгнать просыпающуюся депрессию шоколадом.

Когда из телефона полилась долгожданная мелодия, Люся задрожала.

– А, это ты, Кать…

– Как настроение?

– Декаданс.

– Чё, не пришёл твой мозгоклюй?

– А по моему голосу разве не слышно?

– Начнём с того, что твой модулированный лепет в принципе не поддаётся адекватной оценке…

Люся заныла в трубку.

– Люська, держись! – сурово сказала Катя.

– Не могу.

– Лысюк, веселей, не кисни капустой! Если ты не посмеёшься над жизнью, жизнь посмеётся над тобой!

Близилась пора нечеловеческого стресса. Пары закончились, остались только консультации, где бедных студентов заблаговременно стращали государственными экзаменами, не позволяя наслаждаться расцветшей весной. Больше всех запугивала Мессалина Люциферовна – в этом деле она была непререкаемым асом.

«Мессалина достала, чуёба задолбала, – в спешке написала Катя. – Рванём сегодня в “Мандаринку”?»

Звонким весенним вечером уставшие от «чуёбы» Люся и Катя отправились в клуб «Заводной апельсин», больше известный в народе, как «Потешная мандаринка».

– Как конференция с ряками? – равнодушно спросила Люся, когда они уселись за столик.

– Ужасно познавательно. Были французы, швейцарцы, бельгийцы и прочие «иносранцы». Познакомилась с одним молодым лингвистом из Бордо. Красноречие его я, конечно, мало оценила – просто не всё поняла… А что твой фраер?

– Глухо. Трубку не берёт, на молнии не отвечает – сгинул.

– И слава богу. Оказал тебе громадную услугу. Значит, теперь путь к новой любви расчищен от сомнений прежней.

– Нет, Кать. Люди делятся на две категории: одним легче заменить старую любовь новой, другим – проще вернуть старую. Мне – проще вернуть Дениса.

– И зачем ты его только терпишь?

– Множественный оргазм…

– Что?

– …Был у меня только с ним.

Ошеломлённая Катя растерялась. Но ненадолго.

– Ну да. Аргумент, конечно, весомый. Наверное… Просто мне в этой жизни всё достаётся с трудом, и оргазм в том числе…

– Катька, это непередаваемо.

– Верю, – с завистью перебила та, – но это же не причина, чтобы терпеть его издевательства!

– Так я ж Дениса не только за это люблю.

– А ты представь его самые отвратительные недостатки (можешь их даже гиперболизировать), а потом спроси себя: «И это ты, дура, любишь?!»

– Представила, – кивнула Люся. – И всё равно люблю. Слишком я к нему прикипела.

– Привет палате номер шесть! Есть любовь-страсть, есть любовь-жалость, а у тебя любовь-болезнь, и от этой больной любви тебе надо бежать.

– Просто когда я думаю о Денисе, я представляю его абстрактно, эфемерно – в виде его рук, объятий, голоса, просто его присутствия, но только не в виде живого человека, полного недостатков.

– Вот! Ты любишь не его, а свою любовь в его лице.

– Вряд ли. С другими у меня такого не было.

– Хочешь сказать, что в твоей чехарде парней Денис самый особенный?

– Он самый лучший.

Катя вздохнула с презрительной жалостью.

– Вот она, женская, бабская… бабья натура!

– Ты так говоришь, будто тебя эти чувства никогда не касались.

– Я каждый день слышу, что говорят о девушках мой брат и его друзья. Так что от сердечных глупостей у меня давно стоит прививка.

– Везёт.

– Просто ты неистовый романтик, а я одеревеневший реалист.

– И все мы дуры…

– Э не-ет! Не надо приписывать мне свои достоинства.

Люся приникла к бокалу.

– Катька, я хочу любви.

– Защитишь диплом – и хоть в загул иди.

– Не хочу в загул, хочу Дениса.

Катя раздражённо цокнула языком.

– Всё у тебя, Лысюк, не как у людей! Ты даже… пьёшь неправильно.

– Почему это?

– Потому что пить медленно и маленькими глоточками вредно. Можно заработать рак ротовой полости.

– Извините, что не умею пить залпом, как некоторые алкоголички, – парировала Люся. – Грустно всё это.

– Просто сейчас период такой – переходный. Скоро диплом, и прощай… Вот ты что после учёбы делать будешь?

– Понятия не имею, – честно ответила Люся. – Даже страшно, что там за кормой. Школа, институт – это что-то временно-стабильное, как корабль. А жизнь – это море, неизвестное, бесконечное. Как там будет и что? Люди – полипы: им обязательно нужно за что-то цепляться.

– Люсенька, здравствуйте, вы любите театр?

– Ну люблю.

– А Евгения Шварца?

– Ну обожаю.

– Значит, я не ошибся, когда взял на завтра два билета на интерпретацию Шварцовской «Тени»…

– Ой, нет, извините, у меня через три дня госы.

– Но спектакль идёт всего два часа…

– Да у меня каждая минута на счету, до свидания!

Люся закрыла дверь и возвратилась в комнату.

– Кто это был? – спросила Катя, сидя на полу и обложив себя веером тетрадей.

– Робкий Робот из пятнадцатой.

– А имя у него есть?

Люся пожала плечами.

– Не знаю. Есть, наверное.

– И как, забавно это – жить со своим воздыхателем на одной лестничной площадке?

– Скорее неудобно. А как там твой «французик из Бордо»?

– Уехал, обещал писать. Только толку с этого? Всё равно половину слов не понимаю.

Люся опустилась на пол.

– Что у нас дальше по списку?

– Билет номер восемь, вопрос номер раз. «Эстетический эклектизм литературного постмодернизма». Кажись, сия эстетская дрянь была где-то здесь… – Катя углубилась в конспекты. – Вот. Глянь, сколько тут учить!

– О-о… – застонала Люся. – Мне иногда кажется, что моя голова – это ворота, мозг – вратарь, а любая новая информация – это мячи, и они летят в ворота один за другим, а усталый раздражённый мозг отфутболивает их с возмущённым криком: «Пошли вон! Как-то без вас жили и дальше проживём! Достали!» Но всё же какая-то информация в ворота залететь успевает, и эти случайные мячи и составляют мой скудный багаж знаний.

– Только что держала в руках эту скотскую тетрадь и теперь не могу её нигде найти! – сердилась Катя.

– Ты чё, без очков?

– А ты чё, без линз?

Они воззрились друг на друга одинаково близорукими глазами.

– Ладно, пропустим пока, – вздохнула Катя. – Вопрос номер два. Как называется языковой закон, состоящий из двух фамилий – одного немца и одного француза?

Люся задумчиво почесала лоб.

– М-м… Закон Садо-Мазо?[11]

– Дура. Ципфа-Гиро![12]

Тот майский вечер был последним, отпущенным Люсе для подготовки к госам. И тут приехал он.

На его беду, у Люси ночевала Катя Хетцер. Увидев, кто пришёл, девушка злобно нахмурилась. Красноречивая Катя, если хотела, могла выражаться очень изящно, например: «Зачем явился ты?», «Чего нагрянул?», «Какова цель столь позднего твоего визита?» Но по отношению к тщательно презираемому Денису она была кратка немилосердно:

– Чё припёрся?

– Люсёнок, я к тебе, – игнорируя Катин выпад, улыбчиво сообщил Денис.

В присутствии Дениса Люся слабела на многие места и особенно на голову. Не будь рядом Кати, она бы давно забыла про экзамен и поспешила отдаться любимому прямо на конспектах. Но с ней находилась её самая «добрая» подруга, так что за дальнейшее развитие событий всецело отвечала она.

– Вообще-то у нас завтра госы! – справедливо возмутилась Катя.

– Вот ты и готовься, а Люся и так умная, без подготовки сдаст.

Катя посуровела ещё больше: