Виктория Килеева
Хулиганка и бунтарь
Оптимизм – это жать на опцию «Найти больше»,
когда «Поиск завершён без результатов».
Она, зовущая, прекрасная…
Somebody hurts you so you’re hurting me.[1]
The 69 Eyes – Sleeping with lions
1
Люся всё в своей жизни делала не так. Не так ходила, не так думала, не так красила ногти – всё не так.
Люся Лысюк. Звучало почти как Грета Гарбо, Мэрилин Монро и Брижит Бардо. С детства она стоически терпела насмешки одноклассников. Самыми необидными прозвищами были Очковая змея, Лысая стропила и Лысый фонарь – «Лысый фонарь сладострастно снимает с улицы чёрный чулок…»[2]
Люся не любила точные науки, а они не любили её. Она чувствовала себя лишней на всяком торжестве цифр, поэтому после школы поступила на feelfuck, где ей пришлось заново полюбить Маяковского.
В одной группе с ней учились принцессы – не все красивые, но все с достатком. Дружба с ними изрядно добавила Люсе комплексов, зато надолго увлекла в мир призрачно-роскошной жизни. Из скромной забитой девочки она стала превращаться в интересную девушку. Первая любовь и близость раскрыли Люсю сполна, и, беспорядочно нахватавшись знаний о моде и красоте, она начала перерождаться.
Толстые очки сменились линзами. Густые светлые волосы теперь всегда были распущены и выпрямлены. Люся заметно похорошела – и её перестали узнавать.
Ей понадобились годы, чтобы понять преимущество своего роста, длинных ног и худобы. Оставалось исправить немногое – лицо. Она с неистовой страстью начала пробовать себя в искусстве макияжа. Правда, не всегда удачно. Люся была тем случаем, когда «высокая стройная блондинка с зелёными глазами» – это ещё ничего не значит. Объективно говоря, она не была красавицей и не обещала ею когда-нибудь стать.
Люся снимала квартиру в пентхаусе – на пятом этаже хрущёвки. Родители жили на другом конце города, и она ездила к ним, в основном, за материальной помощью. Если до студенчества бóльшую часть денег девушка тратила на книги, то теперь в приоритете стояла одежда. Но чего нет, того нет. Поэтому её библиотека была подобрана явно с бóльшим вкусом, чем гардероб.
Как-то раз, вынося мусор, Люся встретила свою судьбу. Судьба выспрашивала у прохожих, где дом номер три, и не сразу заметила Люсю, ибо та была в старой пехоре и не накрашена. Тогда девушка робко вступила в диалог сама:
– Извините, вы, кажется, искали третий дом?
– Ну допустим. – Судьба окинула Люсю насмешливым взглядом, заставив её до красноты устыдиться своей пехоры.
– Вам нужно пройти до того кирпичного дома, потом свернуть налево, а потом…
– Подождите! Я так не запомню. – Судьба извлекла из кармана мобильный. – Можно я запишу ваше объяснение на диктофон?
Люся испуганно попятилась.
– Не стоит. Я могу вас проводить. Вы не торопитесь? Я только ведро домой занесу и быстро покажу вам, где находится этот дом… – Мысленно Люся прикидывала, за сколько секунд она успеет подкрасить белёсые ресницы.
Судьба изобразила на лице что-то пограничное между улыбкой и усмешкой.
– Меня, кстати, Денис зовут.
– Людмила, – ещё больше покраснела девушка.
Так Люся познакомилась с бедой всей своей жизни Денисом.
Денис был в меру высок, не в меру смазлив и вообще хорош собой со всех сторон в силу того, что работал тренером по фитнесу. Именно это обстоятельство не давало Люсе расслабиться и подавляло все её желания – она панически боялась перед ним раздеваться.
Люся поняла это на свидании в кафе «Трепанг».
– Ешь, а то ты такая худая – тебя в постели не найдёшь, – улыбчиво заметил Денис, подкладывая девушке из своей тарелки.
У Люси мгновенно пропал аппетит. Она с девятого класса носила лифчики на вырост, но её надежды всё никак не оправдывались.
Дабы отдалить момент «X», Люся устроила Денису культмассовое мероприятие – повела его в театр. Тот едва скрывал разочарование, ибо ожидал более заманчивых приглашений, но деваться было некуда. Это был его дебют – в театры он прежде никогда не захаживал.
– Про что хоть там? – скучающим тоном спросил Денис.
– Про одного античного поэта и его любовь к прекрасной куртизанке, – сказала Люся.
– А как называется?
– «Секст Проперций[3]».
– Про что секс?
После спектакля некуда деваться стало Люсе: отринув страх и робость, она решилась – позвала Дениса к себе.
– Ты, наверное, голодный?
– Смотря, в каком смысле.
– Мне кажется, или ваши помыслы пошлы? – спросила Люся, продолжая плохо изображать невинность.
Денис сомкнул на её талии свои большие руки, и она задрожала. В голове торпедой пролетела мысль, что трусы, надетые перед театром, были «непарадные». Но страсть была так сильна, что трусы, не подходящие ни к бюстгальтеру, ни к случаю, Люсю больше не волновали.
Лучшей подругой Люси была Катя Хетцер. Дома, где они выросли, стояли параллельно друг другу, потом они учились в параллельных классах, а теперь ещё и в параллельных группах на одном факультете Института русского языка и литературы. Их жизни шли параллельно, но всё равно пересеклись, потому что Катя дружила с Люсиной тёткой Машей.
Катя любила скейтбординг и поэтов-футуристов. Она даже диплом по футуризму писала – «Новаторство поэтической мысли в “Танго с коровами”[4]».
Люсю же влекла этимология. Темой её диплома был «Парадокс родственных связей в лексическом составе русского языка». В ходе работы Люся обнаружила, что родственниками являются такие слова, как «грех» и «греть», «конопатый» и «конопля», «либидо» и «любовь», «мебель» и «мобильный», «майор» и «мажор», «убогий» и «богатый», «врать» и «оратор».
Пообщавшись с Денисом менее получаса, Катя Хетцер была беспощадна:
– Решительно недалёк. Абсолютный примитивизм – как в мышлении, так и в выражении этого мышления. Люсь, я не спрашиваю, где были твои глаза. Я спрашиваю, где был твой мозг?
– Мозг в отпуске.
– Я вижу, и это пугает меня больше всего.
– Зато я влюбилась.
Катя недовольно цокнула языком.
– Слово «любовь» звучит как архаизм. Секс был?
– Вчера. Сразу после «Секста».
– Недолго он штурмовал бастион твоей невинности, – с усмешкой отметила Катя.
– Меня только одно смущает. Его идеал женщины – Электра.
– Которая из пьесы Софокла?
– Которая Кармен.
– А, ну тогда прими мои соболезнования, до Кармен Электры тебе чуть-чуть, как до луны.
– Катя! – вознегодовала Люся.
– Кто, как не друг, скажет тебе правду?
– Лучше, как друг скажи, что мне делать?
– Плевать. Либо на него, либо на его идеалы.
– Плевать… на него?
– А пуркуа бы па?[5] – Катя ходила на курсы французского языка и никогда не упускала случая это продемонстрировать.
Люся писала доклад «Искусство слова в прозе Пушкина», чтобы выступить в мае на Кирилло-Мефодиевских чтениях. Денис в это время блудил в Интернете.
– Страница сорок пять, – увлечённо бормотала Люся. – Пункт шестой… Кибальник[6]…
– Ты чё материшься?
– Это литературовед, я использую его статьи о Пушкине. Ещё я опираюсь на Балли.
– На остров Бали?
– На Шарля Балли[7]. В своём докладе я ссылаюсь на многих учёных – Потебня, де Соссюр, Травничек, Трнка и Скаличка, Педерсен…[8]