Очнулась я от этого лихорадочного состояния лишь тогда, когда мужчина под моей рукой тихо застонал, а потом я вместо гладкой кожи почувствовала под своей рукой мягкую шерсть. Волк с трудом поднял голову и посмотрев на меня пронзительными желтыми глазами, неожиданно приблизился совсем близко и лизнул меня в щеку. И тогда я, чувствуя что уже совсем на грани, подползла еще ближе к нему, уткнулась лицом в горячий бок, вцепилась в густую шерсть на загривке и разрыдалась от облегчения. Я знала, что в зверином обличии раны у оборотней заживают намного быстрее и то, что Стэн нашел в себе силы обернуться давало надежду, что он поправится.

Проснулась я снова в объятиях мужчины. С трудом подняла тяжелую голову и сразу же зацепилась взглядом за рану на груди. Она выглядела уже намного лучше чем вчера, не кровила и начала затягиваться ровной корочкой. Я, осторожно поднеся к ней руку ощупала кожу вокруг. И с облегчением выдохнула. Прохладная. Значит воспаления нет.

— Ты совсем не боишься меня, малышка — Стен лежал прикрыв глаза и дышал так часто и глубоко, что, казалось будто он не может надышаться окружающим нас воздухом. Губы его чуть подрагивали в улыбке, — и снова пахнешь спелой земляникой…

И мне снова захотелось заплакать. А потом ударить его, потому что я вчера тут чуть с ума не сошла от ужаса, а он смеется! Но больше все мне хотелось его обнять! И останавливало меня лишь осознание того, что ему, скорее всего, будет больно, если сейчас я не сдержусь и с ликующими криками брошусь ему на шею. Но Стэн разрешил мои сомнения. Потому что пока я думала, что же мне делать, меня уже обняли сильные руки и прижали к горячему боку.

— Пообещай, — я торопливо поцеловала его пальцы и, вывернувшись, просительно заглянула в глаза, — пообещай, что ты не умрешь! Пожалуйста!

Мужчина как-то странно посмотрел на меня и, медленно проведя ладонью по щеке, сказал:

— Обещаю, Лив, что я очень постараюсь не умереть! Очень!

Больше всего на свете мне не хотелось вставать. Хотелось лежать не двигаясь в объятиях мужчины, слушать его дыхание и ни о чем не думать. Совсем. Но, к сожалению, позволить себе это мы не могли.

— Помоги мне встать, Лив, — Стэн осторожно, словно не веря в то, что я не отшатнусь от него в ужасе, коснулся губами моих волос, — нужно уходить отсюда. И чем быстрее, тем лучше!

И я как-то сразу вспомнила и убитых обозников, чьи тела все еще были на дороге и лежащих там же мертвых разбойников. Разбойников, убитых диким зверем.

— Не бойся, — мужчина осторожно, словно прислушиваясь к себе, сел, чуть поморщившись от боли, — но если мы не хотим очень больших неприятностей, нужно поторопиться. И неплохо было бы убрать тела. Отец и так не придет в восторг от того, как сильно я наследил в людских землях, а если нас еще и застанут здесь…

Договаривать он не стал, но я и так поняла, что наши проблемы еще и не думали заканчиваться.

Мы спешили как могли. Даже не стали разводить костер и завтракать. Стэн оделся и начал седлать коней, я, страшно спеша и потому все роняя и путая, собирала вещи. И все равно мы не успели. Я торопливо складывала последнюю сумку, когда мужчина прислушался, и, негромко выругавшись, поспешил ко мне, ведя лошадей в поводу.

— Лив, — почти прошептал он мне, — быстрее! Оставь все, что не успела собрать! Давай сумку и садись в седло!

Я уже сидела на лошади, когда среди деревьев замелькали быстрые тени и громкий голос приказал:

— Поднимите руки и медленно идите сюда, вы окружены!

Стэн, плавным, почти незаметным движением бросился в сторону, запели, рассекая воздух, арбалетные болты а я, пронзенная мыслью что сейчас его просто убьют, соскользнула с лошади и бросилась к волку. Так мы и замерли. Оборотень, у которого от резкого движения снова закровила рана на груди, тяжело привалившийся к дереву, и я — прижавшаяся к нему спиной, готовая закрыть его от летящей стрелы и несколько людей в военной форме, с уже снова взведенными арбалетами на противоположной стороне поляны. Время, кажется, остановилось, замерло, отсчитывая последние секунды нашей жизни, Стэн за моей спиной тихо застонал и начал оседать на землю. Воины вскинули арбалеты а я, чувствуя как останавливается от ужаса сердце, обернулась и упала на него сверху, закрывая от неизбежной смерти, желая умереть вместе с ним, раньше него, разделить с ним наши последние мгновения. И горько, отчаянно горько жалея о том, что раньше не поняла такую простую и бесхитростную истину: без этого мужчины рядом и моя жизнь не имела смысла!

А потом высокий седой мужчина, очевидно главный у этих воинов, поднял руку и медленно, четко выговаривая слова произнес:

— Не стрелять! Опустите оружие! — и, обращаясь уже к нам, добавил, — я хочу поговорить с тобой, волк! Обещаю, если ты ответишь на мои вопросы, я отпущу тебя. — его взгляд остановился на мне, словно прожигая насквозь, и он добавил, — с твоей спутницей.

Олар Текен, комендант приграничной крепости Грозной.

Новости были такими, что привезшие их урядники просто стояли на вытяжку и, не поднимая глаз, быстро и четко отвечали на вопросы.

— Да, господин комендант, в соответствии с законом о сиротах.

— Нет, господин комендант, она не сказала, что является вашей внучкой.

— Так точно, господин комендант, была оставлена в числе других девушек на волчьем берегу.

— Нет, дальнейшая судьба Лилии Баттен неизвестна.

И все в том же духе. Олар, слушая их скупые ответы лишь сжимал кулаки, чувствуя как в груди ворочается темная злая ярость. В первый момент, когда он узнал о смерти дочери и о том, что единственную внучку записали в "волчьи невесты" он разгромил свой кабинет. Потом напился до бессознательного состояния, и вот сейчас, уже чуть отойдя от первого потрясения, допрашивал привезших новость солдат. Уже не в первый раз. Вот только новой информации это ему почти не добавляло.

— Свободны, — махнул он рукой стоящим по стойке смирно урядникам и сел за стол, разрываясь между желанием убить кого-то и собрать отряд для рейда по волчьим землям. А еще хотелось вернуться назад и спасти, спасти внучку от страшной участи, что ждала ее на той стороне реки Быстрой. Или, хотя бы, потерять память и забыть как к нему в кабинет влетел белый, с трясущимися губами мальчишка-адъютант и торопясь и глотая слова, затараторил:

— Там, там, к вам! Из Ренса! Урядники с ответом!

А потом Тим увидел лицо командующего и очень, очень быстро исчез, оставив в дверях лишь двух несчастных урядников. Они-то ему все и рассказали. В подробностях. И вестники еще легко отделались, подумаешь несколько синяков, когда он больше всего на свете хотел убивать!

Комендант налил в стакан из небольшой пузатой бутылки, стоявшей в небольшом шкафчике у окна, выпил, не чувствуя вкуса элитного, настоянного на южных травах коньяка и запустил руку в поседевшие за последние дни волосы.

Улла, Лия, его девочки, единственная родная кровь, что у него оставалась! Он всегда следил за жизнью дочери, сбежавшей со своим кузнецом. Наивные, неужели они и впрямь думали что от него можно было бы уйти, если бы он не захотел их отпустить! Но он захотел. Потому что видел в глазах будущего зятя обещание любить и оберегать его девочку, да и не место было ей в гарнизоне, в окружении одних мужчин.

И кузнец действительно любил и оберегал. Олар несколько раз лично наведывался к дочери, во дворе, конечно, не появлялся, но издали насмотрелся вдоволь. И Лилию, названную в честь покойной жены, полюбил мгновенно и навсегда. И даже решился подойти на улице к солнечному одуванчику, которого напоминала ему шестилетняя внучка. Подойти, заговорить и утонуть в бесконечно прекрасных васильковых глазах. С той встречи он видел девочку еще дважды, но доверенный человек, старый друг, вышедший в отставку и поселившийся в соседней от семьи дочери деревне, ежемесячно писал ему коротенькие отчеты. Именно получив очередной из них Олар и забил тревогу. Семен сообщал ему, что кузнец погиб при пожаре, его дочь Улла умерла, а внучка исчезла. И все попытки узнать о том, что же именно с ней случилось, оказались безрезультатными. Тогда-то комендант и отправил официальный запрос ренским урядникам, в ответ на который и приехали эти… эти… В стену полетел пустой стакан, а Олар вскочил с места и начал метаться по кабинету. Если бы он сразу, как узнал что Лия пропала, бросил все дела и помчался в Ренс, если бы открылся девочке в последнюю встречу и сообщил что он ее дед… Одни если. Вот только известие о пропаже пришло почти через две недели после Летнего дня и он бы все равно не успел. Просто не мог успеть спасти внучку. А сейчас, когда прошло уже больше двух месяцев, все попытки спасти ее и вовсе выглядели глупо. Но и поверить в то, что его солнечной девочки больше нет в живых, тоже было невозможно… Как и не попытаться сделать хоть что-нибудь!