В горле у Рианны образовался ком, горячий и колючий, не до проглоченный горький кисель. Губы задрожали. Она хотела крикнуть, что он не имеет права, это не его дело, но…

…но его глаза. Не холодные, как вчера. Не жестокие. Глубокие, как рана, в которую она боялась заглянуть. В них читалось нечто, отчего её собственное сердце сжалось – понимание? Боль? Или…

Она зажмурилась, отчаянно пытаясь стереть его гребаный понимающий взгляд. Но он уже проник внутрь, дотронулся до самых потаённых уголков, до тех синяков, что были не на коже, а глубже, намного глубже.

– Я… – голос сорвался на плеск, почти лепет ребёнка, – Не могу.

– Ладно, – он отозвался тоже тише, с хрипотцой, сделал шаг назад, давая ей пространство. Его пальцы нервно провели по своим же щекам, будто стирая невидимую гримасу ярости. Когда Ричард заговорил снова, в словах уже не было приказа – лишь просьба:

– Но если не мне… то хотя бы психологу. Или… чёрт, хоть продавщице в булочной.

Его губы искривились в подобии улыбки, но глаза оставались серьёзными – слишком серьёзными.

– Потому что иначе… – он оборвал себя, поймав на краешке сознания, что вот-вот сорвётся в угрозы. А она не виновата. Вместо этого злясь, снова провёл ладонью по лицу.

В глазах Рианны вспыхнул странный огонь – не страх, не боль, а вызов, намеренно черный, испепеляющий. Она заставила себя улыбнуться – криво, по надрывному, как улыбаются те, кому уже нечего терять.

– Нет, зря переживаете, – голос фыркнул, нарочито грубо, – Я трахаюсь с ним! Со всеми. С Бени, с другими тоже… я шлюха.

Она видела, как его лицо дёрнулось, как глаза сузились на мгновение – но не от отвращения. От боли. Аж, подстегнуло – её.

– Не стоит сожалеть, мистер Вольный, – она наклонилась похабно-интимнее, её дыхание обожгло его поджавшиеся губы, – Я не вашего поля ягода.

Она мерзко хихикнула, словно примиряясь с новой жизненной ролью.

– Скорее панельная…

Пауза. Глубокая. Тяжёлая.

– Мой отчим… – её голос стал влажным, как будто она только что освободила рот, – он заставляет меня вылизывать его член после… деловых встреч. Говорит, лучше пусть мои губы стирают заботы дня, чем его руки. Хочешь проверить, насколько хорошо он меня научил?

Её язык медленно провёл по верхней губе, будто вспоминая вкус спермы и кожи. Уходя от темы, почему тот распускает руки. А он Ричард все неправильно видит.

Она ждала, что он отшатнется, свалит. Ей хотелось этого…истошно, до безумия.

Тишина повисла между ними, густая и тягучая, как резиновый клей. Его пальцы всё ещё сжимали её запястье, но теперь не с гневом – с чем-то куда более опасным. С жалостью. Его взгляд печально скользнул по лицу Рианны, будто читая каждую черту, каждую намеренно оставленную царапину.

– Зачем?

Один только этот вопрос ударил сильнее, чем если бы он ударил её по лицу. В нём не было гнева – только разочарование, горькое и… знакомое.

– Ты же знаешь, что я вижу тебя насквозь. Вижу, когда ты врёшь. Вижу, когда пытаешься стать грязнее, чем есть.

Большой палец тихо провёл по её внутренней стороне запястья – там, где пульс выдавал её с головой.

– Ты не такая. И мне жаль, что ты считаешь, будто должна это доказывать.

Она хотела, чтобы он отшатнулся? Чтобы поверил в её испорченность? Щёки Рианны вспыхнули алым жаром, тело затряслось в крепких руках, как лист на ветру.

Вместо этого он притянул её ещё ближе, так что их дыхание смешалось – её, прерывистое и злое, его, ровное, но натянутое.

– Думаю, – голос стих до гудения в проводах. – Ты врёшь.

Он отпустил её руку, но только чтобы охватить ладонью её щёку – грубо, но без боли. Большой палец стер слезу, которую она даже не заметила. Губы разомкнулись в немом шоке, в глазах – паника загнанного зверя, стыд обожжённой души.

– И знаешь, как я понял? – губы мужчины искривились в усмешке, невесёлой. – Потому что если бы это было правдой… ты бы не дрожала.

Пауза. Долгая. Гнетущая. Ей хотелось сдохнуть.

Ричард отпустил её. Не резко. Не бросая. Аккуратно, будто боялся, что она рухнет, если он сделает это слишком быстро. Отступил на шаг, давая ей еще пространство, но его глаза не отпускали – твёрдые, уже без гнева. Без жестокости.

– Всё, – прошептал он, и в этом слове было столько усталости, что её сердце сжалось от стыдобы. – Я закончил.

Он развернулся и ушёл, оставив её одну среди книжных стеллажей, дрожащую от собственного срама, разорённую, и… жалкую. Но за секунду до того, как дверь библиотеки захлопнулась, он обернулся и бросил:

– Если решишь поговорить… я выслушаю.

Дрожащими руками Рианна набрала 911, бездумно, импульсивно на эмоциях. Лишь бы деть позор внутри куда-нибудь! Хоть куда… Её голос срывался, когда она рассказывала оператору о преследователе.

– Он… он не оставляет меня в покое, – всхлипывала она, ощущая себя безобразно отвратительной. – Взрослый мужчина… угрожает…

Она спряталась в туалете на третьем этаже, прижавшись к холодной стене. Страх сковывал движения, но она должна была это сделать. Так легче. Так замена баш на баш… и можно не думать.

– Я боюсь выходить отсюда, – шептала она в трубку в материнских интонациях. – Он везде меня находит…

Оператор успокаивал её, задавая вопросы. Рианна старалась отвечать чётко, описывая приметы преследователя, его поведение. Заглушая обидами робкие уколы совести.

– Помощь уже в пути, – прозвучал уверенный голос в трубке. – Оставайтесь на месте.

Она кивнула, хотя собеседник не мог её видеть. Впервые за долгое время почувствовала проблеск облегчения. Ну, хоть что-то она может…

Ричард стоял в университетском дворе, когда полицейские машины с рёвом въехали на территорию. Его телефон завибрировал – сообщение от Геннадича: "Она вызвала копов". Уголок его рта дёрнулся в ухмылке.

«Ох, болезная…» – прошипел, бросая взгляд на университет. – И кому делает хуже?

Он спокойно подошёл к ближайшему полицейскому, доставая удостоверение. Его голос звучал серьезно, когда он показал на здание:

– Там девушка – психически нестабильна. Декан просил меня присмотреть за ней после вчерашнего… инцидента. Отец бьет. Мать ну вы понимаете…

Полицейский замер на пороге, его лицо отражало внутреннюю борьбу – долг против сомнений. Ричард уже листал галерею на телефоне, демонстрируя четкие кадры: худая фигурка, бьющая рыжеволосого парня.

Его голос, когда он заговорил, звучал как надменное обвинение:

– Она мастерски лжёт. Особенно когда дело касается… мужского внимания.

Когда стражи порядка скрылись в здании, он расслабленно опёрся о капот своего «Мерседеса». Задумался…

Одной рукой набирал текст, пальцы порхали по экрану с пугающей точностью. Другая уже распахнула дверь машины, словно приглашая в ловушку:

«Попробуй ещё раз – и я сам дам тебе ремня».

Сообщение от нее пришло мгновенно: «Расскажешь им, как пытался трахнуть меня в кафе»?

Телефон хрустнул в его крепких пальцах, дисплей треснул под давлением, но Ричард даже не моргнул. Его зрачки расширились, в них плясали искры неожиданного азарта – она осмелилась сыграть с ним в открытую. Восхитительно.

– Ох, дерзкая… – шёпот вырвался сквозь оскал, больше похожий на улыбку голодного волка.

Щелчок отправки смайлика.

Он резко захлопнул дверь, сигнал водителю прозвучал как выстрел. Машина рванула с места, но его взгляд не отрывался от университета, пока здание не исчезло из виду. В салоне пахло кожей. Ричард развалился на заднем сиденье, пальцы оживленно застучали по треснувшему экрану:

«Зайка, ты только что подписала себе приговор. Жди меня ровно в полночь у фонтана. Приходи в том же виде, как вчера. Но можешь и босиком».

Уголки его губ поползли вверх, обнажая идеальные белые зубы – не улыбка, а оскал хищника, учуявшего сладкий трепет. Он закрыл глаза, представив её: бледную, с вздымающейся грудью, в рваной майке, сползающей с одного плеча…

А потом мысленно сорвал с неё и её.