– Прочему ты так сказала?

– Что не так? – удивление моё искреннее. Тут даже играть не понадобилось.

– Именно так говорила мама.

Блин! Палюсь на каждом шагу. Действую, ведь, по привычке. Я всегда так говорил ТАМ, а мой двойник, выходит, обезьянничала тут и, тем самым, создала проблемы. Что ж мне теперь, над каждым шагом думать? Ну, почему ты была такой прохожей? Вот же, засада!

– Случайно так получилось. Ну, что ты смотришь? Котлеты делать будем? Доставай мясо! – быстренько спрыгиваю с опасной темы и перевожу разговор в другое русло.

Далее уже работа известная. Стася делает уроки, а я на кухне колгочусь. Руки сами помнят, что и где лежит. Порубить мясо да лук с чесноком на эклектической мясорубке – дело одной минуты. Ещё пять на чистку картошки. Я её в армии столько перечистил, сколько ни одна женщина за всю свою жизнь не видела. В общем, дело привычное. А уже через полчаса на запахи, потянувшиеся из кухни, приползла голодная дочь. Очень, кстати, вовремя. Только закончил мять картошку. Всё готово. Даже салат с помидорами и огурцами успел настрогать. Кормлю ребёнка. Не знаю, поймёт ли кто меня? Но это ни с чем не сравнимое удовольствие, кормить родного человека и видеть, как он, в моём случае она, с аппетитом уминая всё, что лежит на тарелке, довольно жмурится. Сижу в нише у холодильника и подперев рукой подбородок, наблюдаю. Мне сейчас так хорошо, как давно уже не было. С тех самых пор, когда меня вырвало из родного мира и привычной жизни. Дочь поела, но не уходит. Не спеша пьёт молоко, наблюдая за моими действиями поверх кружки. Я ведь знал, что она с пюре любит именно молоко. Мою посуду. Спиной чувствую пристальный взгляд. Как бы изучающий.

Потянулись дни. Я наслаждался общением с дочерью. Знаете, наверное, даже в ТОЙ жизни я не проводил столько времени со своим ребёнком. Это было счастье какое-то. Словами не передать. Стася буквально на глазах оживала, превращаясь в обычную, жизнерадостную девочку. И мне было от этого невероятно приятно. В один из дней, она попросила меня заплести ей косу. А я ведь никогда этого не делал. Откуда умению взяться? Растерялся, естественно. Но выручила Сашка. Тело, будто бы, само знало, как это делается. Тонкие женские пальцы ловко справлялись практически без моего участия. А закончив и увидев, что получилось на удивление достойно, не удержался и поцеловал в макушку. И снова на меня смотрят два больших глаза. Удивлённых и подозрительных.

Что интересно, Ольгу в дом всё это время Валентин не водил. Видимо, зная о неприязни дочери, старался лишний раз не давить её присутствием на девочку. Однако, надежде на то, что этой твари в доме вообще не появится, не суждено было сбыться. Она как-то сама заявилась. По приглашению ли или проявила инициативу, не знаю. Как раз вечер был. Запёрлась такая:

– Дорогой! Я соскучилась! – говорит нарочито громко, чтобы все поняли, кто пришёл.

Может, услышала, что мы с дочерью в тот момент смеялись? Как бы там ни было, из прихожей слышатся звуки навязчивых поцелуев.

Делаю вид, что мне плевать. Продолжаю заниматься своими делами. Как раз, готовил ингредиенты для заправки борща. Стася мне помогает в меру своих сил. Настроение у девочки упало. Лицо злое. Да и у меня не лучше. В смысле, не лицо, а настроение. Ну вот, чего припёрлась тварь? Ставлю на плиту сковороду и начинаю поджаривать заправку. Что там происходило в прихожей, я не видел. Но предполагаю, очередная демонстрация заявления прав. Мужику бедолаге, просто деваться некуда. И, вроде бы, понимает, что происходит непотребство и, в тоже время, не оттолкнёшь женщину, с которой делишь постель. Пусть ещё не жена, но оно ведь к тому идёт. Бешенство внутри клокочет. Причём оно, в смысле, бешенство, какое-то странное. Не свойственное мне, как мужику. В нём больше ревности.

Чьи это эмоции? Мои или Сашкины? Ей, в отличии от меня, Валентин нравится. Иногда ловлю её на том, как она с удовольствием принюхивается, когда он оказывается рядом. Впрочем, я и сам порой всё больше и больше поддаюсь воздействию женской химии тела. Да, хотя бы, взять тот факт, говорить вслух о себе в женском роде. Но не это главное. Настолько привык так говорить, что уже и в мыслях иногда сбиваюсь на это. Когда первый раз осознал, аж вспотел и паниковать начал. Саня тихой сапой, потихоньку срастается со мной и сопротивляться этому с каждым новым днём, прожитым в женском теле, становится сложнее. Игра в женщину всё больше превращается из, собственно, фарса в настоящую жизнь. Я, просто, перестаю замечать то, что раньше так напрягало. Например, утром, перед зеркалом, привычно занимаюсь чисто бабьим, накладывая лёгкий макияж и с удовольствием любуюсь собой. Не Санькой. То есть, чем дальше, тем больше отождествляю себя с ней и чаще говорю «Я» имея в виду её, а не «ОНА». Да и многие другие нюансы женского естества начинают становиться действительно моими. Осталось ещё только начинать млеть от удовольствия, ловя на себе восхищённые взгляды прохожих мужчин и тогда пиши пропало.

Тем временем, чувырла, видимо поняв, что её провокация не возымела какого-то особого действия, оставила мужика в покое и завалилась на кухню. Валентин отчего-то задержался где-то. Может, испытывал чувство неловкости? В общем, змеища одна вошла.

– Ооо, как вкусно пахнет! Ты, вот что, милочка, подай ужин в гостиную. Мы с Валечкой и Анастасией, там поужинаем.

Вот, падла. Специально нарывается. Но вот, зачем ей это надо? Часть какого-то плана или просто получает удовольствие от самой ситуации.

– Мы и тут прекрасно поужинаем! Без тебя! – не выдержала девочка.

– Без меня теперь не получится! – ехидно глумится тварь, даже не стараясь скрыть издёвку. – Я-то уже здесь.

– Как же ненавижу тебя, гадина! – слова дочери, прозвучали не громко, но как-то по-взрослому. И та ненависть, о которой шла речь, буквально светилась в её глазах.

– Ты как разговариваешь со взрослыми, малявка?! Давно за уши не таскали?!! – шипит Ольга и угрожающе нависает на Стасей.

– Только попробуй! – это уже я не выдержал.

– А то что? – голос елейный, но угрожающий контекст в нём совсем не прикрыт.

– А ты попробуй и узнаешь! – теперь я демонстративно играю острым кухонным ножом.

Как хочется, чтобы она действительно попробовала. Нет, я понимал, что этого сейчас нельзя делать. И так же я понимал, что для этого меня как раз провоцировали. Но Господи Боже, в тот момент я буквально мечтал, что она осмелится и тогда я ей самой, с превеликим удовольствием, обрежу уши. Не знаю, что она прочла в моих глазах, но испугалась по-настоящему, а потому поспешила. Ей надо было развивать конфликт дальше, чтобы спровоцировать меня на агрессию и тогда б у неё получилось выглядеть невинной жертвой. Но, видимо, страх спутал все планы!

– Валечка! Любимый! Твоя домработница слишком много себе позволяет!

Но когда тот зашёл в кухню, его глазам предстала идиллия. Мы со Стасей, в две руки, помешивали поджарку на сковороде. Ничего не говорило о том, что тут только что был конфликт.

– В чём дело?

– Она… Она… – тычет в меня наманикюренным пальцем. – Угрожала мне ножом.

Валентин недоумевающе смотрит на меня. Я, естественно, смотрю на него, со всей невинностью, на которую только способен… Вернее, Сашка способна. Дочь изображает на своём лице тоже самое.

– Паа, – голос ребёнка даже испуганный немного. – Ты бы сводил её к врачу. Похоже, у неё галлюцинации начинаются.

И так покачивает головой, как бы скорбя о заболевшем человеке.

– И ты это спустишь ей с рук? Они обе сейчас издеваются надо мной!

Мужчина внимательно посмотрел на нас со Стасей, потом на Ольгу:

– Тебе лучше уйти сейчас.

– Валь, но…

– Потом поговорим. Пошли, я тебя провожу.

Едва за ними захлопнулась дверь, дочь повернулась ко мне с торжествующим видом и мы, не сговариваясь, одновременно сделали:

– ЙЕСС!!!

Потом засмеялись и стукнулись лбами. Настроение снова поднялось.

Где-то через полчаса вернулся Валентин. Зашёл на кухню, где Анастасия уже за обе щёки уплетала наваристый борщ со сметаной, и сел за стол. Наливаю и ему тарелку.