Как только он уходит, Лиам поясняет:
— Я попросил шеф-повара подать дегустационное меню. Таким образом, ты сможешь попробовать маленькие порции всех лучших блюд в меню. Я надеюсь, что ты оценишь.
Какое-то время я борюсь со своим раздражением, прежде чем ответить:
— Все отлично. Спасибо.
Лиам наблюдает, как я, нахмурившись, ем, гремя столовыми приборами.
— Ты сердишься на меня.
Я со вздохом откидываюсь на спинку стула.
— Опасно бродить по кладбищу. Рано или поздно можно обнаружить что-то плохое.
Он смотрит на меня так, словно я самое интересное существо на земле.
— Не могу не согласиться.
Серьезное заявление. Правда, Лиам не дает мне возможности об этом подумать, потому как начинает свой допрос в другом направлении.
— Ты пошла в свою мать или отца?
— Конечно, в маму. Мой отец совершенно беспомощен. Оставь его одного на десять минут, и что-нибудь либо загорится, либо взорвется, либо затопится. Он — ходячая катастрофа. Если бы мама за ним не следила, он бы случайно покончил с собой много лет назад. — Думая о нем, я не могу не улыбнуться. — Но с ним было очень весело расти. Он словно еще один ребенок, который постоянно придумывал для нас новые игры. У него самое богатое воображение в мире. Кроме того, я не встречала больше человека, который бы жил настоящим. Папа никогда не оглядывается назад, ни на секунду. Знаешь, он такой большой глуповатый ковбойский мастер дзен. Неуклюжий, вляпывающийся в неприятности, но все равно наслаждающийся жизнью.
Поняв, что у меня снова открылся словесный понос, я резко замолкаю и делаю еще один глоток вина.
Если Лиам будет еще усерднее всматриваться, то увидит атомы, из которых состоят мои кости.
— У тебя горят щеки.
— Это от того, что в них пульсирует кровь. Перестань так на меня смотреть, и все пройдет.
— Не хочу, чтобы твой румянец исчез. Мне нравится, что я заставляю тебя краснеть. — Когда я беспокойно ерзаю на стуле, его голос становится ниже. — И когда ты извиваешься.
Я кладу локти на стол и прикрываю глаза рукой.
— Хотелось бы мне, чтобы ты не видел меня насквозь.
Лиам перегибается через стол и берет меня за запястье, отводит мою руку от лица, чтобы я могла видеть выражение его лица; его сверкающие, полные желания глаза.
— На самом деле, тебе это нравится.
Его пальцы нащупывают пульс на моем запястье, и я знаю, что он чувствует мое учащенное сердцебиение. Я возбуждаюсь под его взглядом, от тональности его голоса и от витающих между нами искр.
— Ты совершенно прав. Очень нравится. — Я делаю глубокий вдох. — Как и тебе, что я вижу тебя.
Его пальцы крепче сжимают мое запястье. Он ничего не говорит, но его глаза горят огнем.
Официант возвращается с новой порцией тарелок. Лиам бросает на него угрожающий взгляд, поэтому тот разворачивается и уходит оттуда, откуда пришел.
— Я не бросал слов на ветер, — говорит Лиам. — Я не буду заставлять тебя спать со мной. — Румянец на моих щеках наверняка теперь бордовый. — Но ты будешь спать со мной. В моей постели. Понятно?
Я прерывисто выдыхаю.
— Зачем?
— Потому что ты мне нужна, — последовал жесткий ответ. — Но если я не могу заполучить тебя, как хочу, то будь я проклят, если не получу хотя бы так.
— А как насчет того, что нужно мне?
— И что же, по-твоему, тебе нужно?
— Во-первых, свобода выбора.
Он смотрит на меня какое-то мгновение, потом отпускает мое запястье. Расслабленно откидывается на спинку стула и складывает руки на коленях.
— Почему бы тебе не пойти в дамскую комнату? Она прямо за тем углом.
Озадаченная, я смотрю, куда он указывает. Когда я снова поворачиваюсь к Лиаму, он спокойно смотрит на меня, как будто его предложение имеет смысл.
— Я не хочу в туалет.
— Уверена?
Что. За. Бред.
— Да, Лиам, уверена.
— А я думаю, что хочешь.
Его глаза блестят. За ними скрывается что-то, чего я не понимаю, но я точно знаю, что у него есть причина отправить меня в уборную.
Какое-то время я спорю сама с собой, потом отодвигаю стул.
Прохожу через двор в указанном направлении. Как только я оказываюсь вне поля его зрения, останавливаюсь на мгновение, положив руку на грубую кирпичную стену, чтобы дать сердцу возможность прийти в себя. Когда оно замедляется до относительно нормального ритма, я продолжаю идти по дорожке мимо мужского туалета. Указатель на стене указывает, что женский туалет находится за углом.
Я поворачиваю туда и останавливаюсь как вкопанная.
В соответствии с табличкой располагается дверь в женский туалет. Но в десяти футах за ней — открытая арка, ведущая на улицу.
Мое сердце начинает бешено колотиться.
Я могу выйти через эту арку и исчезнуть. Что, очевидно, ему известно.
Он дает мне выбор.
Я думаю по ощущения вечность, хотя, вероятно, проходит доля секунды.
Затем отпускаю задержанное дыхание, толкаю дверь дамской комнаты и захожу внутрь.
∙ ГЛАВА 22 ∙
Тру
По моему возвращению, на столе стоят новые блюда, а старые тарелки убраны. Лиам допивает свой бокал вина.
Я сажусь. Мы едим в тишине, прерываемой лишь появлением официанта с новыми порциями еды. Я быстро вливаю в себя два бокала вина, не утруждаясь попытками понять, почему не сбежала.
Да что удивляться — и без того все понятно.
Мы на пути к катастрофе.
Когда все съедено, тарелки убраны, а мы потягиваем капучино, Лиам говорит:
— Вчера вечером ты оставила свою сумочку в машине. Я попросил Деклана принести ее в библиотеку.
Он имеет в виду сумочку с моим телефоном. Телефоном, по которому я не собираюсь звонить в полицию или кому-то еще, чтобы меня вызволили из плена.
— Почему ты качаешь головой?
— Потому что сама себе удивляюсь.
— Теперь ты знаешь, что чувствую я.
Я поднимаю взгляд от кремовой шапки капучино в моей руке на этого мужчину.
— Судя по всему, ты всегда точно знаешь, что я собираюсь сделать.
На его лице снова появляется загадочная улыбка.
— Думаешь? — Когда я не отвечаю на его улыбку, она исчезает. С расстроенным видом он наклоняется ближе. — Скажи мне, что тебя расстроило.
— Вериться с трудом, что ты сам не понимаешь.
— Мне бы хотелось услышать это от тебя.
— Значит, ты все-таки знаешь, о чем я думаю.
— Похоже, тебя это беспокоит.
— Стоит ли меня за это винить?
— Если тебе от этого станет легче, я никогда не стану использовать свою интуицию против тебя. — Я ставлю чашку и со вздохом тру лоб. — Голова разболелась?
— Нет. Я просто... это очень сложно...
— Все совсем не сложно, Тру, — хриплым голосом говорит он.
— Было бы неплохо, если бы ты перестал читать мои мысли.
— Ничего не могу поделать. Ты — открытая книга.
— А ты можешь хотя бы притвориться?
— Я же сказал, что никогда не солгу тебе, лишь бы тебе стало легче.
— Погоди... ты же вроде говорил, что я непредсказуема?
— Нет, я сказал, что все еще недооцениваю тебя.
Я на минуту задумываюсь.
— Не уверена, что понимаю разницу.
— Я уже говорил тебе, насколько ты прекрасна во время оргазма? — с горящими глазами рычит он.
Я смеюсь.
— Ого! Дай мне минуту, чтобы прийти в себя. Где ошейник, когда он так нужен? Мне надо усмирить зверя.
— Я просто сказал правду. Мой член становится твердым, стоит мне вспомнить об этом.
Я раздраженно смотрю на него.
— Ты же сказал, что не будешь на меня давить.
Он изучает меня горящими глазами, потом, видимо, решает, что зашел слишком далеко, потому что откидывается на спинку стула и небрежно закидывает ногу на ногу.
— Верно. Хочешь попробовать что-нибудь еще?
Боже мой, этот человек мог бы испытать терпение матери Терезы.