— Значит, ты тоже говоришь по-итальянски. — Лиам пожимает плечами. — Еще на гэльском, испанском и французском. Еще на каких-нибудь языках?

— Есть такое.

— Изучал в школе?

— Скорее, непосредственно с носителями.

Я откидываюсь на спинку стула и изучаю улыбку в стиле Моны Лизы на его лице.

— О, ты только посмотри, мы снова ведем себя туманно и непостижимо. Это тоже было частью твоего обучения?

— Честно говоря, так оно и было. Съешь немного хлеба.

Он передает с середины стола хлебную корзину. Она накрыта белой льняной салфеткой. Я откидываю ткань, и передо мной предстает прекрасный выбор свежих булочек, запеченных с оливковым маслом, солью и розмарином. А пахнут они раем.

Я беру одну, кладу ее на свою тарелку, возвращаю корзинку Лиаму, затем намазываю булочку маслом из маленькой круглой масленки рядом со стаканом воды. Затем отрываю кусок и засовываю его в рот, постанывая, когда вкус взрывается на моем языке.

— Рад видеть, что ты не сидишь на низкоуглеводной диете.

— Если углеводы хороши для Софи Лорен, то они хороши и для меня.

— Твое поколение ее знает?

— Однажды я видела ее фотографию в бикини и цитату о том, что она обязана своей фигурой спагетти. Это мне показалось очень милым. Мне жаль женщин, которые не любят еду. Она практически превосходит секс.

Глаза Лиама вспыхивают, а голос становится хриплым.

— Даже близко не стоит рядом.

— Ты еще не пробовал этот хлеб.

Он усмехается и качает головой.

Официант возвращается с картой вин толщиной с мою руку. Лиам просматривает ее, шелестя страницами, потом говорит что-то по-итальянски. Официант снова кланяется и уходит.

На мгновение мы замолкаем, а потом Лиам вдруг говорит:

— Если бы ты могла поехать куда угодно, что бы ты выбрала?

Довольно-таки странный поворот разговора, как по мне.

Я отрываю еще один кусочек булочки и жую его, пока раздумываю.

— Наверное, Аргентину.

— Интересный выбор. Ты там была?

— Я нигде не была. Но в моем родном городе жила женщина по имени Валентина. Она родом из Буэнос-Айреса. Ей было не меньше семидесяти лет, но она была невероятно красива для пожилой женщины. И чертовски сексуальной. Ее любовники были вдвое моложе ее. Иногда я видела ее верхом на большом черном коне с заплетенными в гриву красными лентами, сама же Валентина напевала что-то себе под нос. Пела и улыбалась, словно хранила некий восхитительный секрет. Моя мама считала ее сумасшедшей, но я находила ее очаровательной. Просто взглянув на нее, можно было сказать, что она прожила интересную жизнь. Насыщенную жизнь. Такую я желаю и себе.

Он изучает меня с такой заинтересованностью, что я начинаю чувствовать себя неловко.

— Поэтому ты переехала в Бостон? Чтобы прожить насыщенную жизнь?

Мой смех тихий и сухой.

— Я переехала сюда, потому что мой парень в то время учился на медицинском факультете Бостонского университета.

Пристальный взгляд Лиама становится интенсивнее. Он явно хочет что-то спросить, но помалкивает. И потому, чтобы облегчить ему существование, я все выкладываю сама.

— Он изменил мне через несколько месяцев после переезда. С ректором университета, прикинь? Я всегда знала, что он полон амбиций, но тут он действительно превзошел себя.

— Чертов идиот.

— Спасибо.

— Хочешь, чтобы я переломал ему ноги? — Лиам выглядит серьезным. Я на мгновение задумываюсь, но потом качаю головой.

— Он не стоит таких хлопот. Кроме того, я уже отомстила.

Лиам подается вперед в своем кресле, сложив руки на столе и пригвоздив меня острым, как бритва, взглядом.

— Как же?

— Бросила всю его одежду кучей на улицу и подожгла. — Немного смутившись этим признанием, я добавляю: — Может быть, это было немного истерично, но мне стало легче.

Лиам пристально смотрит на меня.

— О, мне ли не знать. Месть — хорошее лекарство.

Вернулся мой волк, тот, что с блеском в глазах и со свирепой аурой. Меня пробирает дрожь, но не от страха.

— Ты была влюблена в него?

— Мне так казалось.

— Судя по всему, нет.

— Я слишком легко забыла о нем, чтобы это было настоящей любовью. Мое самолюбие пострадало больше, чем сердце.

В этот момент возвращается официант с бутылкой вина и двумя бокалами. Мы с Лиамом молча смотрим, как он откупоривает бутылку и наливает немного жидкости в бокал. В этот момент я ощущаю пристальное внимание Лиама. Яркое и обжигающе горячее, как будто греюсь под летним солнцем.

Лиам дегустирует вино. Согревает бокал в руке, слушает аромат, пробует, перекатывая жидкость на языке. Затем кивает официанту, который, кажется, испытывает невероятное облегчение.

Он наливает мне, а затем полностью наполняет бокал Лиама. После чего уходит.

Лиам поднимает свой бокал и протягивает мне.

— Тост.

Я беру свой бокал, повторяя его жест.

— За что?

Он облизывает губы, жадно на меня смотря.

— За огонь вокруг нас.

Наши бокалы сталкиваются друг с другом, а наш взгляды — скрещиваются. Когда мы выпиваем и ставим бокалы обратно, кажется, что некий вопрос был решен.

А может, стало ясно, что я окончательно тронулась крышей. Я поднимаю тост со своим похитителем? Такими темпами вскоре состоится разговор по душам с призраком моего дедушки.

— Итак...

— Итак...

— Ты владеешь небоскребом.

— Технически, я арендую его через одну из своих корпораций.

— Одну из твоих корпораций. Должно быть, весело быть мультимиллионером.

— Скорее, утомительно.

Это признание меня удивляет, что, судя по всему, отображается на моем лице.

— После определенной суммы деньги становятся обузой.

— Я в этом сомневаюсь.

— Придется довериться мне в этом вопросе.

— То есть, ты лучше снова станешь бедным, как в детстве?

Лиам явно в шоке.

— Ты помнишь, что я тебе говорил?

— Я все помню.

Когда его взгляд обостряется, я отворачиваюсь и делаю еще глоток вина.

Барабаня пальцами по столу и склонив голову набок, он внимательно за мной наблюдает. Затем меняет тему разговора.

— Почему адвокат по уголовным делам?

У меня екает сердце. Это обсуждать я не намерена. Настоящее эмоциональное минное поле.

Я опускаю взгляд на корзину с хлебом и осторожно ставлю бокал с вином.

— Долгая история.

— Мне бы очень хотелось ее услышать. — Когда я ничего не говорю, он спрашивает: — Собираешься представлять интересы знаменитостей?

Мой взгляд резко сталкивается с его. От вспышки раздражения у меня сжимается желудок.

— Что заставило тебя решить такое?

— Обучение в юридической школе довольно дорогое. Шестизначная сумма, как минимум. — Он бросает мне вызов. Я отворачиваюсь, потому что он прав, что делает меня еще более разраженной. — На защите не заработать, если только твои клиенты не богачи.

— Деньги меня не волнуют.

— Тогда ты исключение из правил.

— Ты же сам только что сказал, что деньги — это бремя.

— Не уклоняйся от ответа.

Разозлившись, я отвожу взгляд и тяжело выдыхаю.

— Ладно. Я выбрала уголовную защиту, потому что не понаслышке знаю, насколько дерьмовая система правосудия для людей, которые не могут позволить себе хорошего адвоката. Если ты беден и тебя обвинили в преступлении, то тебе крышка, независимо от того, виноват ты или невиновен. Для бедняков нет тюрьмы с санаторным режимом, такое возможно только для политиков, управляющих хедж-фондами и миллионеров.

После паузы Лиам бормочет:

— Свобода для волков часто означает смерть овцам. — Когда я смотрю на него исподлобья, он добавляет: — Это цитата Исайи Берлина.

— Отвратительная цитата.

— Зато правдивая. Есть два типа людей: хищники и жертвы. Бедные всегда становятся добычей. Бедность — это беспомощность. Что, по-видимому, тебе известно.

Мы смотрим друг на друга, не мигая.

Официант, который, как выяснилось, обладает невероятным чутьем, когда следует появиться, возвращается с двумя тарелками в руках. Он ставит их перед нами, проговаривая вслух, что подает. По-итальянски, так что я в тупике.