Мое сердце колотится о грудную клетку, пока я сбегаю вниз по переулку, работая ногами и руками и глотая воздух, как будто тону.

Почти добравшись до главной улицы, меня настигают. На этот раз меня хватают за волосы с такой силой, что я на мгновение оказываюсь в воздухе, а затем моя спина и голова ударяются о мокрый цемент, выбивая дыхание.

Задыхаясь, я перекатываюсь на бок, пытаюсь снова встать на ноги, но сильный удар ногой в живот не дает мне подняться.

Потом еще один удар — мне в лицо.

Я снова заваливаюсь на бок. Кашляя и хрипя, борясь с рвотой, я сворачиваюсь в защитный клубок. Влажный бетон касается моей щеки. Все вокруг кажется размытым и шатающимся. В ушах пронзительно звенит.

Уходи. Уходи. Торопись, встань на ноги и вали отсюда!

Меня оттаскивают назад в переулок и швыряют к стене. Тот, кого я укусила (по ходу, самый главный) присаживается рядом и хватает меня за подбородок.

— Мы нашли бойца, ребята, — он ухмыляется, впиваясь пальцами в мое лицо.

Один из них хихикает и потирает ладонью свою промежность.

— Это будет забавным.

Все трое гогочут. Низкие, противные смешки, которые словно вирус растекаются по моим венам.

Похоже, прежде чем вернуться к Бадди и забрать то, за чем пришли, они решили порезвиться.

Моя губа пульсирует, глаз начинает опухать, а печень стонет от полученного удара, пока я смотрю в лицо парня, склонившегося надо мной.

Он тоже надел толстовку. Вблизи я вижу, что его голубые глаза блестят, нос кривой, как и его ухмылка. Под левым глазом вытатуированы слезинки¹.

Я знаю, что означают эти слезы, и они никак не связаны с его склонностью плакать.

— Меня зовут Тру, — хриплю я. — Запомни это имя. Оно будет преследовать тебя.

Он хмыкает.

— О, собираешься натравить на меня свою гончую собаку, Алабама?

Я отвечаю ему сквозь стиснутые зубы:

— Нет, собираюсь надрать тебе задницу, когда встречу в аду. И я из Техаса, ты, врожденный идиот.

Из последних сил я ударяю кулаком в его адамово яблоко. Его голова резко откидывается назад. Он издает громкий, похожий на спазм рвоты звук, падает на задницу и хватается за горло, кашляя.

Его спутники ошеломлены примерно на две секунды, пока один из них сердито не кричит:

— Что за херня?

Он снова яростно пинает меня в живот, затем поднимает руку и направляет пистолет мне в лицо. Я инстинктивно вскидываю руку и закрываю глаза, все мое тело сжимается в ожидании громкого выстрела.

Но его нет.

Вместо этого я слышу испуганный визг, глухой удар кулаков по плоти, а затем карикатурную серию хрюканья и стонов. Среди какой-то возни и сердитой ругани, что-то ударяется о борт мусорного контейнера с громким металлическим лязгом, а затем слышится тошнотворный хруст костей, который эхом разнесся по переулку вместе с пронзительным криком агонии. Снова глухие удары, снова хрюканье, тяжелые стоны, а после — тишина.

Я поднимаю голову и оглядываюсь, прищурившись, чтобы увидеть хоть что-нибудь сквозь тени.

Когда мне удается сосредоточиться, я замечаю двух мужчин, неподвижно лежащих на земле в нескольких футах от меня с закрытыми глазами и окровавленными лицами, обращенными к дождю.

Над ними стоит человек во всем черном, как гробовщик. Он смотрит на меня без всякого выражения на лице. Его руки свободно свисают по бокам.

Это волк.

Движение позади него отвлекает меня. Тот, кто приставил нож к моему горлу, пытается подняться на ноги. Когда он кашляет, шатаясь, его глаза закатываются. Он замечает лежащий в нескольких футах от него ствол его товарищей и бросается к нему.

Но это ему не удается.

Волк резко поворачивается, хватает парня за голову и сворачивает. Тот соскальзывает на колени, падает на бок и замирает.

По омерзительному хрусту его шеи я понимаю, что грабитель с ножом, назвавший меня Алабамой, больше никогда так меня не назовет.

Дождь идет все сильнее. Где-то вдалеке гремит гром. В ночном небе вспыхивают зазубренные белые стрелы молний.

Волк опускается на колени рядом со мной и нежно касается моего лица. Оглядев меня, он чертыхается.

— Насколько сильно ты ранена? Поговори со мной, девочка. Сможешь встать?

Его голос звучит тихо, но настойчиво. Глаза пылают яростью. Лицо скрывает тень, а с кончиков темных волос стекают капельки дождя.

Он выглядит красивым и страшным, прям ангел-мститель, пришедший опустошить весь мир.

Я пытаюсь заговорить, но вырвавшийся из меня звук не похож на слово. Даже не похоже, что это издает человек.

Волк достает из кармана пиджака сотовый телефон, тычет в него пальцем и прикладывает к уху. Затем говорит оператору, что ему нужна скорая помощь, и называет адрес.

Последнее, что я вижу перед тем, как потерять сознание, — это как он смотрит на меня сверху вниз, пока его большая грубая рука гладит мое лицо.

∙ ГЛАВА 5 ∙

Тру

Я прихожу в себя на больничной койке с иглой в руке и приятным туманом в голове. Солнечный свет струится сквозь окна. Снаружи на деревьях щебечут птицы.

Я понятия не имею, что происходит.

Боль смутно ощущается где-то на краю моего сознания, но ее сдерживает та чудесная смесь лекарств, что растекается по моим венам через иглу. Трубка из неё ведет к прозрачному пластиковому пакету с жидкостью, висящему на металлической подставке. Пикающий аппарат рядом показывает множество бессмысленных показаний в веселых желтых цифрах.

Обрывки воспоминаний проплывают мимо, как облака. Сирены. Ливень. Поездка в больницу на машине скорой помощи прошла слишком быстро, судя по всем неконтролируемым поворотам. Волк сидел напротив и молча смотрел на меня с каменным лицом.

Его рука сжимала мою.

Должно быть, я то теряла сознание, то приходила в себя, потому что совершенно не помню, как очутилась в этой комнате или на этой кровати. Я помню людей, которые склонялись надо мной. Их лица расплывались, губы беззвучно двигались. Меня катили по каким-то коридорам, швы потолочных плиток пролетали над головой, как линии на автостраде. Должно быть, были какие-то анализы, рентген или что-то в этом роде, но я это тоже не помню.

Что я отчетливо помню, так это то, что я верила, что вот-вот умру — ужасно, мучительно — но я выжила.

Мой большой и страшный серый волк меня спас.

Эта мысль вызывает у меня улыбку — свидетельство того, что я нахожусь под кайфом от болеутоляющих препаратов.

— Ты проснулась.

Низкий голос доносится справа от меня. Когда я поворачиваю голову в ту сторону, волк поднимается со стула рядом с моей кроватью. Высокий и величавый, он стоит, разглядывая меня сверху вниз; его глаза темные и непроницаемые, черный костюм и галстук не помяты и ни один волосок не выбился из прически.

Единственное свидетельство вчерашней расправы — красноречивое пятно на его накрахмаленном воротнике белой рубашки и разбитые костяшки правой руки.

Стоит мне облизать губы, он берет стакан с тумбочки и подносит согнутую соломинку к моему рту, чтобы я могла попить. Я делаю глоток, и холодная вода скользит по моему языку и вниз по горлу. Глотая, пристально смотрю на волка.

Он сосредоточенно изучает меня. Напряжение сжимает уголки его рта.

Закончив с водой, я откидываюсь на подушки и лениво моргаю, пытаясь определить, является ли мое отсутствие страха перед этим опасным человеком, который смотрит на меня с такой серьезной интенсивностью, смелостью или глупостью.

Решаю, что дело в глупости. Мои гормоны взяли под контроль мой мозг. Если бы он был похож на тролля, я бы уже кричала об опасности.

— Держу пари, что это помогает твоей работе.

Его темные брови сходятся вместе.

— Что именно?

— Быть таким горячим и таинственным. Это отвлекает людей. Застает их врасплох. Назовешь теперь свое имя, учитывая, что спас мне жизнь, или мне стоит предположить, что Бэтмен реален, и ты миллиардер с фетишем на латексные костюмы и мачо-технологии, который бродит по ночным улицам и борется с преступностью?